Хэйтем быстро сообразил:

— Тайно — это чтобы казалось достовернее?

— Да, — Коннор кивнул. — В Нью-Йорке меня слишком многие знают, а по официальной версии я вообще в Дэвенпорте.

Шэй внимательно оглядел сына и подвел итог:

— Что-то ты темнишь.

— Мне кажется, я скоро сам запутаюсь, кто я и где, — буркнул Коннор. — Или проснусь и узнаю, что я — это не я. Но тут все сложно.

— Выкладывай, — потребовал Хэйтем.

Он все чаще как-то беспомощно оглядывался, и Шэй предложил:

— Садись рядом. Вроде не очень влажное, задница не чувствуется мокрой.

Коннор вдруг встрепенулся, прошел по комнате, заглянул в соседнюю и вернулся оттуда с выражением мрачного торжества на лице.

— Там вообще даже тряпок нет. Придется спать на голых досках.

— Неизвестно, что хуже, — буркнул Хэйтем, устроившись рядом и прислушиваясь к ощущением. — Кажется, тут все насквозь прогнило.

— Крыша, наверное, протекает, — рассеянно ляпнул сын. — Но поменяться нельзя, потому что там топчан вдвое у́же.

— Переживем как-нибудь, — махнул рукой Шэй. — Так что у тебя за подозрения, Коннор?

Коннор еще раз посетил соседнюю комнату и приволок оттуда колченогий стул. Одна ножка у стула отсутствовала, и сидеть можно было, только создав упор ногой. Коннор с подозрением покачался на стуле, устроился и объявил:

— Это Вашингтон что-то темнит.

— Хорошее начало, — с тоской протянул Хэйтем. — Может быть, минуло уже достаточно времени, чтобы его просто пристрелить?

— Так нельзя, — покачал головой Коннор. — Даже если хочется.

— Рассказывай, — Шэй тоже вздохнул.

Коннор снова покачался на стуле и неуверенно начал:

— Лафайет в прошлом году был у него. Как раз в августе добрался, семнадцатого. Вашингтон принял его хорошо, и Жильбер сказал, что «оставил его в добром расположении духа, утешив новыми надеждами». Я тогда не мог покинуть Нью-Йорк, вы же помните?..

— Не мог, потому что Анэдэхи разрешилась, — невозмутимо согласился Хэйтем. — Бросать ее в такое время…

— Вот поэтому Жильбер отправился один, — кивнул Коннор. — Хотя мне хотелось самому видеть… Но это ладно. Потом, когда Жильбер вернулся, мы сочли, что Анэдэхи достаточно окрепла для поездки, и мы все вместе отправились в Дэвенпорт.

— С этого момента поподробнее, — потребовал Хэйтем. — Как вы уезжали, я и так помню, у меня еще нет старческого слабоумия.

— Поехали в Дэвенпорт, прожили там две недели, а потом отправились в форт Стенвикс… — Коннор запнулся. — Но про это я потом расскажу, если захотите. Сейчас самое главное — не это. Я говорил, что оставил своего соратника приглядывать за Маунт-Верноном?

— Говорил, еще в прошлый раз, — напомнил Шэй. — И что?

— И то, что мне не нравятся результаты этих наблюдений, — бросил Коннор. — Видимо, Жильберу действительно удалось вдохновить Вашингтона, потому что тот выбрал два направления деятельности. Во-первых, он выписал себе агронома и ботаника.

— Что?! — Хэйтем свел брови. — Какого агронома? Какого ботаника? Что за…

— Я так же отреагировал, когда узнал, — невозмутимо отозвался Коннор. — Поместье в упадке, и Вашингтон загорелся идеей создать быстрорастущие злаки и овощи.

— И что тебе не нравится? — немного опешив, спросил Шэй. — Дело полезное, мирное.

— Меня бы это абсолютно устраивало, если бы он при этом не гонял своих рабов в хвост и в гриву, — поморщился Коннор. — Не хуже южных плантаторов стал, про которых рассказывала Авелина. Но я бы, возможно, и с этим смирился, если бы не второе направление. Оно у меня вызывает сомнения. Вашингтон не покидает резиденцию, но рассылает оттуда столько писем, что агенты не успевают перехватывать. У меня ведь совсем не много людей — тех, о которых не знает Вашингтон. И я не могу всю деятельность Братства направить только на чтение этой писанины. Полагаю, Вашингтон трудится над письмами не один. Не может один человек столько бумаги изводить, у него бы уже рука по локоть стерлась об стол.

— Само по себе это не плохо, — заметил Хэйтем. — Вопрос только в содержании этих писем.

— Нет, отец, — Коннор покачал головой. — Как раз содержание… Да оно мало чем отличается от множества таких же заявлений, которые делают в Конгрессе, в Легислатуре, в куче присутственных мест по всем тринадцати штатам. Вопрос как раз в том, сколько этих писем. Вашингтон нигде не присутствует лично, но о нем много говорят. Им восхищаются. Он просто не дает о себе забыть. Сначала я думал, что ему просто делать нечего, вот и пишет. А теперь я думаю, что это тактика.

— Вполне вероятно, — был вынужден признать мистер Кенуэй. — И что ты хочешь сделать? Прострелить ему локоть?

— А это идея, — хмуро пошутил Коннор. — Нет, я просто не закончил. Вашингтон много месяцев не устраивал приемов, но весной… Весной в Маунт-Верноне снова возобновились вечера, на которые регулярно приезжают всякие известные личности. Конечно, в такую глушь не наездишься, но разок можно и выбраться. Я думаю, что Вашингтон преследует две цели: напомнить о себе и собрать какие-то сведения. А еще я привязываю начало этого «бального сезона» к тому, что Конгресс выдал мистеру Франклину право вернуться в Америку. Тридцать первого марта подписали отзыв, освобождающий его от обязанностей посла, а девятого апреля состоялся первый «маленький вечер» в Маунт-Верноне. А еще спустя пару недель я узнал, что среди гостей был мистер Осгуд, соратник Вашингтона, один из участников битвы при Лексингтоне и Конкорде… который любезно согласился выполнить поручение мистера Вашингтона — отправить мистеру Франклину письмо. Из Нью-Йорка, чтобы доставили побыстрее.

— Чтобы доставили побыстрее? — проницательно сощурился мистер Кенуэй.

— Такова официальная версия, — кивнул Коннор. — И, разумеется, это письмо прошло мимо нас. О его содержании известно только Вашингтону и Франклину, потому что мистер Осгуд не осмелился бы… И так далее.

— Не тот ли это Осгуд, который занял пост секретаря казначейства в Нью-Йорке? — осведомился Хэйтем. Тон его был почти утвердительным.

— Да, — Коннор жестко улыбнулся. — Потому что за него поручительствовал мистер Нокс.

— Ясно, — Шэй вздохнул. — Даже мне ясно.

— А мне неясно, — требовательно посмотрел мистер Кенуэй на сына. — Понятно, что Вашингтону потребовалось отправить письмо так, чтобы его никто не прочел. Вероятно, он догадывается, что за ним наблюдают. Понятно, что мистер Осгуд, согласившийся выполнить деликатное поручение, мигом стал обладателем поста в Легислатуре. Довольно денежного, надо сказать, но это как раз пустяки. Меня интересуют цели Вашингтона. Фрегат, на котором прибывает Франклин, уже прошел в залив Дэлавер и прибудет через несколько часов.

— Я знаю, — Коннор расправил плечи и покачнулся на своем хромом стуле. — И поэтому я здесь. Более того, у меня есть основания предполагать, что Вашингтон тоже сегодня будет здесь. Поэтому я делал все, чтобы убедить его в том, что опасности нет.

— Нелогично, — возразил Хэйтем. — Его не могут не узнать здесь. Ты рано или поздно узнаешь и можешь исполнить угрозу за невыполнение договоренности.

— А это зависит от того, что он замыслил, — возразил Коннор. — А вдруг что-то такое, что свяжет мне руки? А если окажется, что Вашингтон не приедет, то я хочу поговорить с Франклином до того, как он поговорит с Вашингтоном. Но я… Мне будет трудно пробиться к нему. Он меня почти не знает, единственный раз говорили — в Париже. Он может не поверить мне. Или — того хуже — быть настроенным против меня. Кто знает, что ему написал Вашингтон? Поэтому я надеялся на вашу помощь. Вы же куда лучше знаете Франклина.

Шэй поглядел на любовника. Тот был задумчив, постукивал пальцами по коленке и что-то напряженно обдумывал. А потом более осмысленно посмотрел на сына:

— Устроить вам встречу — в моих силах. Если Вашингтон высказывал что-то против тебя, то в моих силах если не изменить, то поколебать это мнение. Но о чем ты хочешь с ним говорить? Мистер Франклин не был в Америке почти десять лет. И если ты обвинишь Вашингтона, он, скорее всего, не поверит тебе.