— Шэй! — Хэйтем не выдержал, и его лицо перестало напоминать неподвижную маску. — Я не могу… обещать тебе что-то, если не уверен, что буду в состоянии выполнить. Я всегда держу слово.

Мистер Кормак покачал головой:

— Это же не долговое обязательство, Хэйтем! И не контракт. Если постоянно думать об этом, то и у молодого и здорового не получится. А я, может быть, и озабоченный, но не судебный пристав.

Мистер Кенуэй немного подумал и смягчился:

— То есть ты сейчас прямо мне заявляешь, что продолжишь ко мне приставать?

Шэй несмело улыбнулся:

— А ты думал иначе? Хотя вообще-то я бы предпочел, чтобы это… хм… работало в обе стороны. Я имею в виду, это же тоже не долговое обязательство. А мне иногда хочется лежать и лениться.

— А от меня требуется обслуживание по высшему разряду? — теперь и Хэйтем слегка улыбнулся. — А если дождешься еще одной осечки?..

— Главное — чтобы не взорвался в руках, — фыркнул Шэй. — Как-нибудь разберемся.

Шэй, почти неделю выжидавший удачного момента, чтобы поговорить, сейчас точно ощущал, насколько разрядилась атмосфера. Он опасался задеть самолюбие Хэйтема, его болезненную тягу к безупречности — и только потому сумел найти нужные слова, что говорил от души. Может, был не слишком вежлив, зато сказал то, что надо было сказать. И надеялся к этой теме больше не возвращаться.

Хэйтем тоже для себя, видно, что-то уяснил, поскольку расслабился и перевел разговор:

— Что ты думаешь о просьбе Коннора?

Мистер Кормак задумался и честно ответил:

— Пока ничего не думаю. Коннор просил нас скрыть приезд, и это несколько странно… Но в Братстве и в Ордене складываются разные ситуации, так что требование сохранить инкогнито — еще не самое страшное. Строить предположения бессмысленно, Коннор и сам все расскажет.

— Напротив, я бы предпочел быть готовым к любому развитию событий, — возразил Хэйтем. — На мой взгляд, Блессингтон слишком осторожничает, нужны решительные действия.

— Ему трудно, — не согласился Шэй. — И это то, что ты должен был предвидеть, когда выбрал на должность магистра его, а не Эдварда. Когда Роберт начал строить карьеру, и речи не шло о том, что он станет во главе Ордена, и он слишком много вложил в войну. А теперь у него у самого реальной власти нет. Он военный, а армия распущена. Хорошо еще, ему хватило ума сделать ставку на нью-йоркскую Легислатуру, а не на этот полк «Старой Гвардии», который больше напоминает ржавый меч на стене. А раз у него в руках нет собственных рычагов управления, то ему приходится рассчитывать только на остальных тамплиеров. Трудно действовать решительно, когда ты зависим буквально от всего. Знаешь, Хэйтем…

— Да? — мистер Кенуэй, ни разу не перебивший любовника, сразу подобрался, почувствовав, что тот сейчас выскажет предложение, которое может ему не понравиться.

— Знаешь, Хэйтем, — повторил Шэй. — Я думаю, что тебе следует временно перехватить все бразды правления в свои руки, а Роберта отдать мне.

— Зачем? — Хэйтем нахмурился. — Это возможно, но сопряжено с определенной… неловкостью. Чего ты хочешь добиться?

Шэй прошелся по комнате, пружиня по прогибающемуся полу, не отдавая себе отчета в том, что доски под ним того и гляди провалятся. Он напряженно раздумывал и, наконец, попытался выразить нагромождение мыслей:

— Я научу его всему, что знаю сам. Всему, что он должен уметь для борьбы с Братством. Объяснить очень сложно, но я попробую. Так, как сейчас, будет не всегда. До конца нашей жизни, или до конца жизни Коннора, или даже его преемников — неважно. Это сейчас наша борьба представляет собой сложную политическую и тайную игру, но стоит во главе любого Ордена стать человеку нетерпимому, негибкому — и это перемирие разрушится. Разумеется, мы надеемся на лучшее. Но худшего тоже нельзя не предполагать: если Коннор погибнет, даже по нелепой случайности, кто подхватит знамя? А что будет делать Орден, лишившись разумного и сильного лидера? Роберту едва стукнуло тридцать. Конечно, совсем всему его уже не научить, этому учатся с юности, но он довольно молод. И к тому же, военный, а не хлипкий бумагомаратель. Если он выучится, сумеет выучить следующее поколение. На все это уйдет не меньше двадцати лет, и тогда Орден будет готов к тому, что может случиться, когда Коннор будет в нашем возрасте — и будет вынужден заниматься больше идеологией, чем прямой борьбой.

Хэйтем заложил руки за спину и тоже покачнулся с пятки на носок и обратно. Думал он долго, но Шэй хотел дождаться того, что тот заговорит сам. И дождался.

— Хорошо, — коротко отозвался Хэйтем на предложение, а потом уже начал развивать собственную мысль: — Сделаем следующим образом. Блессингтон переедет поближе к нам, и ты займешься его тренировкой. Освещать реальное положение вещей не будем, это вообще лучше сохранить в тайне. Но приказы и курс по-прежнему будут поступать от Роберта, а не от меня.

Шэй замотал головой и перебил:

— Так не получится. Ты же понимаешь, что тренировки будут долгими и выматывающими. Только так можно чему-то научиться. Все навыки должны быть отточены до того состояния, что сработают в любой ситуации, а не произвольно. У Роберта просто не будет ни времени, ни сил на то, чтобы воспринимать уйму информации, анализировать и принимать решения.

— Ты не дослушал, — жестко бросил Хэйтем. — Воспринимать информацию, анализировать и принимать решения буду я. А приказы будут поступать от Роберта. Это вполне можно совместить.

— Бездушный интриган, — припечатал Шэй и улыбнулся. — Это можно. Ревновать не будешь?

— Это к чему? — фыркнул Хэйтем.

— Ну как же? — мистер Кормак сделал вид, что мечтательно закатывает глаза. — Я буду кучу времени проводить с молодым парнем и любоваться.

— Мне что-то подсказывает, что первое время ты будешь ругаться, как извозчик, — усмехнулся Хэйтем.

— А потом? — заинтересовался Шэй.

— А потом я начну ревновать, — невозмутимо откликнулся мистер Кенуэй.

— Ладно, не буду соблазнять очередного магистра, — шутливо пообещал Шэй. — Должен же хоть кто-то из верхушки Ордена жениться? А то высказывания ассасинов насчет нас станут правдивыми, а это обидно.

— Шэй, — Хэйтем улыбнулся, но с улицы раздался какой-то негромкий звук — и улыбка погасла.

В халупу, чуть нагнувшись из-за слишком низкой притолоки двери, зашел Коннор и приветливо поздоровался. Хэйтем немедленно высказал претензию:

— Твое появление слышно за несколько шагов, ассасин.

— А, — сын довольно кивнул, — это я гнилую доску пнул.

— Зачем? — с подозрением уставился на него мистер Кенуэй. — Обойти не мог?

— Не мог, я ее специально пнул, — объяснил Коннор. — Мои ребята доложили, что вы уже полчаса тут торчите. Я подумал… Подумал, надо предупредить, мало ли.

— Логика у тебя хромает, — поддел его Шэй. — С того момента, как ты «предупредил», до того момента, как зашел, прошло не больше полуминуты. Что за это время можно сделать? Разве что рот закрыть.

— Шэй! — вот теперь Хэйтем разозлился всерьез. — Ладно Коннор, у него молодая жена и глупости на уме, но ты-то!

— У меня солидный супруг и тоже глупости на уме, — парировал мистер Кормак. — Коннор, неужели во всей Филадельфии не нашлось конспиративной квартиры, в которой поменьше плесени?

— Это самое надежное место, — откликнулся тот. — Здесь ни разу никого не было, засветиться не могли.

— Конечно, — язвительно бросил мистер Кенуэй. — Видимо, остальные твои агенты предпочитали условия получше.

— Именно, — кивнул Коннор. — Но быстро отыскать что-то безопасное трудно, это подолгу проверяется, так что я позвал вас сюда.

Шэй со вздохом уселся на топчан, покрытый покрывалом без какого бы то ни было белья, и задал вопрос, который мучил уже давно:

— А почему тайно? Что мешало встретиться в гостинице?

Коннор попытался было прислониться плечом к стене, но та как-то подозрительно чавкнула — и он отшатнулся. И наконец объяснил:

— Мне нельзя было показывать, что я здесь. У меня есть определенные подозрения, и если бы стало известно, что я прибыл или вы… То ничего не получится. В «Кольце Калпера» есть… двойное дно, и ассасины тайно докладывают агентам Вашингтона, что я в Бостоне.