Шэй был абсолютно уверен, что Хэйтем начнет отрицать странное обвинение, однако тот задумался и очень медленно произнес:

— Я не знаю, как ответить на твой вопрос так, чтобы это была правда и чтобы у тебя хватило терпения меня выслушать. Когда-то я действительно отдавал ему приказ найти пещеру Предтеч. И, может статься, эта пещера действительно находится на земле ганьягэха. Кхм… — он откашлялся и вымученно поглядел на Шэя. — Собственно говоря, если бы не эта пещера, которая якобы существует, но никто не знает, где, не было бы и тебя, Коннор. Однако я давно отозвал этот приказ, потому что существовали гораздо более первоочередные задачи. В первую очередь, не допустить войны между колонистами и местным населением. Война на руку кому угодно, но только не колонистам и не индейцам.

— Ты лжешь, — угрюмо бросил Коннор и уставился прямо перед собой — на подсохшее пятно от пролитого чая. — Я верю, что ты познакомился с моей мамой в поисках наследия Предтеч. Она мне тоже говорила что-то подобное, но, наверное, я был слишком мал, чтобы это понять. А может, она не хотела рассказывать больше про тебя. И ты наверняка облазил всю деревню и ее окрестности, где жила мама, но там ничего не оказалось. А то племя, куда я попал после ее гибели, как раз поблизости, но не рядом. И у Матери Рода был артефакт. И стоило мне его применить, как уже через год Джонсон начал танцы шонноункоретси вокруг племени.

— Звучит логично, — заметил Шэй и тоже уселся. Да еще и, слабо понимая, что делает, закинул ногу на соседний стул — мысли слишком занимали.

— Нет, Шэй, — мистер Кенуэй был бледен и серьезен. — Я — как раз наоборот — отдал приказ прекратить поиски пещеры, как только узнал про существование Коннора. Артефактов Предтеч хватает, тебе ли не знать. И я уж точно предпочитаю сначала думать, а потом делать. А не как Ахиллес — сначала что-нибудь развалить, а потом исследовать, что получилось. И тогда я, конечно, не знал ни про какой камень, который заставляет летать орлом. Я опасался, что там отыщется такая же милая вещица, как в Лиссабоне, и от Массачусетса останется одна воронка.

Коннор испытующе поглядел на отца, на удобно устроившегося в неприличной позе Шэя, и нахмурился:

— Если ты не приказывал ему выкупать землю, то зачем он это сделал? Разве он не должен был слушаться магистра?

Хэйтем раздраженно вскинулся, с неудовольствием оглядел Шэя, потом — с таким же неудовольствием — грязного и всклокоченного сына. И бросил язвительно:

— Я не Таронхиавакон, не Господь Бог и даже не Отец Понимания. Мои соратники могут иметь собственные выгоды и делать собственные выводы. И мне думается… Шэй…

— Наверняка, — тот кивнул. — Видимо, отыскал какие-то следы и — одному Богу известно, зачем — стал пытаться добыть артефакт в одиночку. Может, подозревал тебя в саботаже. А может, хотел отличиться, кто его знает. Хотя первое вероятнее — тогда становится понятно, почему он предпочел действовать жесткими методами, когда выяснил, что у тебя, Хэйтем, сын-ассасин. Если бы ему удалось добиться своего, то он бы убил двух птиц одним камнем: поддержал бы деятельность Ордена и проявил бы себя в лучшем виде. Возможно, надеялся и получить доказательства твоего предательства… И тогда смог бы стать магистром — при очевидном условии, разумеется.

Коннор недоверчиво поглядел на отца и веско бросил:

— Эти предположения ни на чем не основаны. Одни домыслы. А вот то, что Джонсон хотел силой отнять у ганьягэха землю и жизни — факт. И то, что вы заверяли меня, что поработаете над этим — тоже. И еще факт в том, что ты, отец, отправил договариваться с Советом шести человека, который презирал и унижал мой народ.

— С чего ты это взял? — устало поинтересовался Хэйтем. — То, что он не был вежлив…

— Вежлив?! — Коннор снова вскочил, при этом едва не опрокинув стул. — Он называл нас дикарями! Говорил, как о полуразумных зверях! Плевать хотел на наши обычаи и наших богов, как будто его душа дороже наших аверьяса, как будто из-за его бледнолицего бога не проливались моря крови!

Шэй вдруг снова почувствовал что-то… знакомое. Не мог определиться, что, но ухватил мысль за хвост и коротко спросил:

— Он сказал тебе это вчера?

— Нет, — зло откликнулся Коннор. — Вчера мы не могли заговорить раньше, чем мой клинок оказался в его груди. У нас не было времени дискутировать о народах и обычаях.

Хэйтем тревожно поглядел на Шэя и продолжил начатую мысль:

— Но мистер Джонсон не был частым гостем в нашем доме. Он почти все время был в разъездах. Почему ты решил, что он…

— Потому что я слышал ваш разговор! — яростно выпалил Коннор. — Тогда, в «Зеленом драконе»! Вы еще смеялись, что ассасину рядом с вами не место. Вы не принимали меня всерьез, а я хотел знать, что вы замышляете.

Хэйтем раздраженно воззрился на Шэя:

— Ты же говорил, что все проверил?

— А я и проверил, — мистер Кормак нахмурился. — Окна, дверь, подступы к крыше…

Коннор самодовольно вскинул голову:

— Я же понимал, что вы все проверите… А потому не стал рисковать. Дождался, когда к вам придет четвертый, это был Джонсон. После этого вы бы точно уже не стали проверять. Я предпочел не услышать часть разговора, чем быть обнаруженным.

Хэйтем наморщил лоб, с явным трудом припоминая события трехлетней давности, а потом и обреченно вздохнул:

— А потому ты, Коннор, конечно, пропустил ту часть, где я собирал отчеты и отдавал приказы, и появился только тогда, когда двое подвыпивших — не считая нас с Шэем — тамплиеров судачили о неблагодарной работе, которая никак не хочет ладиться. Возможно, Джонсон был невоздержан на язык. Возможно, даже несправедлив. Но обычно за это не убивают.

— А я и не убивал, пока он не пришел на нашу землю, — парировал Коннор. — Я просто знал, что это мерзкий человек, и не стремился увидеться с ним.

Шэй слушал перепалку рассеянно — какое-то воспоминание не давало покоя. То самое, которое с самого начала позволило заподозрить, что в восклицаниях сына не все гладко. Вспоминался вечер в гостинице, не слишком ему понятные тогда разговоры, потом… Потом, когда соратники ушли, разговоры про Орден и его будущее, а еще про… личное и прошлое… И тут мистера Кормака осенило.

— Коннор! — Шэй произносил это и не мог понять, чего в душе больше — возмущения или растерянности. — Я понимаю, тебе, ассасину, хотелось подслушать разговоры коварных тамплиеров. Но зачем ты слушал дальше, когда все ушли? И, прости, но я хочу это знать: до которого момента ты наслаждался услышанным и увиденным?

Юноша вздрогнул, даже на отца поглядел растерянно, а потом осторожно, как на охоте, спросил:

— А что было дальше?

Шэй даже ногу со стула убрал. И не скрывал укоризненного взгляда:

— Можешь не пытаться меня обмануть. И не такие пытались. Когда я по твоей просьбе рассказал тебе, как у нас с Хэйтемом все только начиналось, ты спросил меня, как к этому отнеслись Гист и команда. Лично я про «Морриган» тебе ничего не говорил. Я вообще стремился избежать подробностей. Почему именно Гист и команда? Почему не мистер Монро, например?

Коннор прикусил губу, и Шэй видел, как по его лицу разливается краска стыда и досады.

— Я… — Коннор отвел глаза. — Я не знаю, почему остался подслушивать. Сначала было интересно, что вы скажете про свои планы, когда эти мерзавцы уйдут. А потом… Не смог. Было любопытно и, может, немного завидно. Сейчас бы я так уже не поступил. Правда, сейчас я бы уже так глупо не выдал себя. И… Ты можешь не волноваться, Шэй. Я слышал, что вы отправились к себе, и не пошел за вами. Наверное, мне все-таки было страшно.

— И какие выводы ты сделал из услышанного? — устало осведомился Хэйтем. — Не зря же подслушивал.

Коннор немного поразмыслил:

— Особенно никаких. Убедился, что Ли и Джонсон — негодяи. А если про… остальное, то… Мне стало легче, потому что кхеноронкхва нельзя подделать. В сказании о Тадодахо говорится, что и злой колдун, который мог убивать даже на расстоянии, был способен к исцелению, потому что в душе его жила кхеноронкхва, любовь к душе. Или душа любви, не знаю, как правильно. Гайавата и Примиритель очистили его разум, и он стал одним из тех, кто создал Кайанерекова, великий закон.