Я постоянно металась между границами «активист» и «журналист». Например, написав репортаж про детский дом в глубинке, где у детей нет даже игрушек, я не смогла просто опубликовать и забыть. Когда несколько читателей позвонили в редакцию и предложили передать вещи для подопечных, я сказала: «Конечно, привозите, мы что-нибудь придумаем». Придумывать, в общем-то, было нечего – отвезти в детский дом подарки (приближался Новый год) можно было только на личном транспорте. Мою идею поддержал коллега, Михкель Алатало, который и стал водителем. Ехать предстояло пять часов по карельскому бездорожью. Ради нескольких пакетов с игрушками, которые нам принесли в редакцию, отправляться в такую даль не хотелось, поэтому я написала в соцсетях, что хочу привезти к Новому году подарки в сельский детский дом. И все, про работу журналиста мне пришлось на несколько дней забыть.

Мне бесконечно звонили и писали, привозили домой игрушки, книжки, одежду. К кому-то я ездила сама. Через несколько дней моя квартира была завалена пакетами – даже после тщательной сортировки все вещи не влезли в машину. Поездка заняла целый день: выехали в семь утра, вернулись в полночь. Я очень устала за неделю подготовки к ней, но заметку о том, как рады были дети получить к Новому году подарки, писала с удовольствием. А потом, в Рождество, я в образе Снегурочки разъезжала с гостинцами по малообеспеченным семьям. Чтобы собрать все необходимое, потребовалось много времени: договориться с семьями, узнать, что ждут в подарок дети, встретиться с людьми, которые покупали эти игрушки…

Позже, снова в редакции, я принимала от читателей вещи для многодетной матери, на материал о которой откликнулось много народу. Я отвозила ей посылки, помогала собирать справки, общалась с читателями, связывалась с администрацией, ЖКХ, социальными центрами. Тогда-то я и начала размышлять о том, где грань между журналистикой и активизмом? Должна ли я как журналист брать на себя так много и лично включаться в решение проблем, о которых я пишу? Как на самом деле должна работать социальная журналистика? Насколько эффективна адресная помощь?

Ответы на все эти вопросы я получила, когда в 2015 году стала работать в интернет-издании «Такие дела», медиапроекте благотворительного фонда «Нужна помощь». У всех материалов, опубликованных на портале, конкретная цель – помочь их героям. Но переводить деньги предлагается не конкретному человеку, а профильному фонду, который помогает большому количеству людей с похожими проблемами. Журналист в этой цепочке выполняет свою прямую обязанность и только: рассказывает историю, привлекая внимание к проблеме.

Вообще-то журналистика – это в первую очередь информирование. Но выпуская новый проблемный материал, я подспудно жду, что он как-то повлияет на непростую ситуацию героя. Я не всегда пишу статьи просто для того, чтобы донести информацию. В социальной журналистике все сложнее и глубже. Многие герои – люди в трудной жизненной ситуации, и хочется, чтобы она разрешилась, жизнь наладилась. Каждый раз, когда после выхода текста происходит что-то хорошее, журналист радуется. И переживает, если ничего не выходит.

Работая над этой книгой, я пересмотрела все свои опубликованные тексты и с радостью отметила, что чаще всего для героя что-то менялось к лучшему. От глобальных перемен, когда, например, жители Карелии больше года спасали свой бор от вырубки, а после материала «Таких дел» власти расторгли договор аренды леса с девелопером и перенесли строительство в другой район (тут надо справедливо заметить, что положительный итог этой истории – совокупность большой работы и самих героев, и активистов, и других журналистов). До финансовой поддержки, которую читатели оказали самым разным героям. И просто внимания. Как, например, в случае с модником из Кирова, дедушкой, который шьет себе невообразимые костюмы и гуляет в них по городу. После моей статьи его атаковали телевидение и режиссеры, и он остался очень доволен.

Но так бывает не всегда. Случались и провалы, некоторые из них я переживала особенно тяжело. Я понимаю: когда не получается – это нормально. Но не переживать все равно невозможно.

Но даже, несмотря на провалы, моя работа показала, что в силах журналистов что-то менять к лучшему. Пусть точечно, но мы зажигаем свет в черном-черном городе. А когда у нас это не выходит, он все равно то там, то тут горит: его зажигают герои материалов и читатели.

Я приглашаю вас отправиться со мной в путешествие. Мои репортажи перенесут вас в 15 уголков нашей страны и расскажут о непростых судьбах простых людей.

Было сложно выбрать, какие истории должны стать частью этой книги, потому что все – важные и нужные. Поэтому я сделала ставку на разнообразие: захотелось, чтобы вы увидели работу журналиста в разных жанрах и с разными темами. И чтобы финал историй тоже был разный, от триумфального до нейтрального (да, иногда после выхода истории совсем ничего не происходит, и это нормально).

Если вам станет грустно в начале чтения, не бросайте и не отчаивайтесь. Да, мы живем в такой разной и не всегда приглядной действительности. Но все, что происходит, – точно не конец света. Вот увидите.

Место: село Хворостянка, Самарская область

Время: февраль 2019 года

Сюжет: восьмиклассник Азат заступился за свою маму-инвалида, которую оскорбляли его ровесники. Мальчика избили, а мать объявили «врагом народа».

В начале учебного года в селе Хворостянка Самарской области возле школы избили восьмиклассника Азата Алгалиева. Бил одноклассник Кирилл Макаров, остальные ученики снимали процесс на телефон. Азат попал в больницу с сотрясением мозга и переломом носа. Но прежде, чем его удалось госпитализировать, классный руководитель и директор школы пытались помешать маме Азата Найпе Алгалиевой, инвалиду третьей группы, обратиться в «скорую». Ведь тогда информация о драке «уплывет» в полицию, а это пятно на репутации школы и проблемы у руководства. Найпа не согласилась, что репутация директора важнее здоровья ее ребенка. И не могла даже представить, что ввяжется в настоящую войну против школы, а ее сыну Азату в классе объявят бойкот.

Найпу Алгалиеву в Хворостянке называют Ларисой – так проще и по-свойски. Алгалиева переехала в Хворостянку из соседнего села Владимировка в 2015 году. Во Владимировке у нее были большой дом и хозяйство. И муж, который, когда Азат был маленький, ушел за хлебом и не вернулся. «За хлебом – это не шутка, – рассказывает Алгалиева. – Дома не было хлеба, он взял у меня деньги и пошел в магазин. Больше я его не видела». Когда муж уехал, Найпа осталась одна с двумя детьми (старшая дочь Найля в прошлом году окончила школу и уехала учиться в Самару) и сестрой Ольгой. У Ольги – умственная отсталость, Найпа ухаживает за ней, как за ребенком. А Оля, в свою очередь, помогает Найпе на работе и везде водит ее под ручку. Женщины почти никогда не выходят из дома порознь и, кажется, срослись друг с другом, как сиамские близнецы.

У Найпы сломан позвоночник и правая нога в трех местах. Когда она была беременна Найлей, быки замотали ее цепью и протащили из хлева до самого дома. Ребенка она не потеряла, но здоровье ушло навсегда. Операции, аппарат Илизарова, костыли. Нога и спина у Найпы сильно болят, но не было ни дня, чтобы она не работала. Во Владимировке работы для инвалида не нашлось. Зато в Хворостянке ее взяли на автомойку (стискивая зубы, она старательно мыла машины и доказала, что хромота ей не мешает). Она ездила туда на автобусе, захватив с собой Найлю и Азата.

«Ездить было тяжело, и я решилась продать скотину – овец, коров, чтобы купить машину, – рассказывает Найпа. – Какое-то время возила их на машине, а потом решила, что проще переехать в Хворостянку. Да и школа там лучше… Ради кого жить, если не ради детей?» Найпа продала дом, машину и купила в Хворостянке квартиру.