– А вы такая красивая…

Валеркина мама беззвучно рассмеялась – легко, как ветерок, – и разжала руки.

– И дом у вас очень красивый! Я таких в жизни не видела, – добавила Зинка, скользя взглядом по сверкающему потолку, усеянному крошечными светильниками, по едва различимым, пастельным узорам стен, по светлой штриховке пола.

– А ты умеешь порадовать, – заметила Валерия Андреевна, наблюдая за ней. – Не только от собак людей спасаешь, да? Кто же ты такая?

– Я Зинка, – напомнила девочка.

– Зинка-спасительница…

– Просто я не боюсь собак.

– Я тоже. Но к Лорду не полезла бы. Разве что ради Валерки! Но тебе он же не сын.

Зинка фыркнула:

– Точно не сын!

– Мам, Зинка тоже в пятый класс перешла, – сообщил Валера, стягивая кроссовки, наступая носками на пятки.

Зинка и сама обычно делала так же. Но в таком сверкающем доме, белом, как ландыш, и пахнущем похоже, это казалось невозможным… Поэтому она наклонилась и развязала шнурки – так аккуратно, как в жизни не делала. Носки, которые она не выбирала, когда отправлялась гулять, схватила первые попавшиеся, оказались полосатыми. Смешными. И чересчур яркими на светло-сером мраморе. Но Валерия Андреевна уже надорвала пакетик и вытащила светленькие, совсем новые тапочки.

– Держи! Это теперь твои. Ты же будешь еще приходить к нам, правда?

У Зинки прояснилось в душе:

– Спасибо! Я… Да!

– А Розочке ты понравилась! Она не всех принимает с первого раза. Хотите какао? А себе я кофе сварю.

Отказаться Зинка не успела, потому что Валерка уже выпалил:

– Обожаю какао!

– Я знаю… Пойдемте в столовую. – Валерия Андреевна мягко подтолкнула сына, а Зинка с удивлением подумала: «В столовую? А дома нельзя попить? Зачем тогда разувались?»

Но оказалось, что столовой в этом доме называют большую комнату, половину которой занимала белоснежная кухня. Во второй половине стоял у окна овальный и тоже белый обеденный стол с золотистыми завитушками, а в другом углу – черный кожаный диван.

– Посидите пока, – махнула рукой Валерия Андреевна. – В шахматы играешь? Валерка, тащи. И Машу позови.

Зинка заметила, как он весь скривился, но не решилась спросить – кто такая Маша? Может, еще одна собака, раз в этой семье всем дают человеческие имена? «Сейчас сама увижу», – решила она, наблюдая, как Валерия Андреевна насыпает в большие черные бокалы порошок растворимого какао.

– Зина, а что с ногой? – вдруг спросила та. – Я заметила, ты прихрамываешь. Это не Лорд тебя? А то твоим родителям стоит разобраться с его хозяином…

– Не. – Зинка сидела на самом краешке дивана, не решаясь устроиться поудобнее. Она не знала точно, как принято сидеть в таких домах. – Это у меня… травма была. Врачи сказали, что теперь так и буду хромать всю жизнь. Ничего не поделаешь!

Звон ложечки внезапно оборвался. Между диваном и столом было метров пять, не меньше, но Зинка всей кожей ощутила, что взгляд Валерии Андреевны стал другим. К этому было не привыкать: все взрослые начинали жалеть ее, стоило им узнать о болезни. От этого Зинке не становилось легче, но и злости она не испытывала. Ну вот такие они – взрослые! Почему-то им кажется, что ребенок, который чем-то отличается от других, так и ждет жалости.

«Но разве не все мы отличаемся друг от друга? – написала однажды Зинкина бабушка в одном рассказе. – Даже близнецы и то не бывают абсолютно одинаковы. Почему же лишь некоторые отличия считаются вытесняющими человека из числа “нормальных”? И жалость вызывает хромота, а не веснушки? Горб, а не кудри? Они ведь такие же приметы нашей исключительности…»

Эти слова Зинка запомнила на всю жизнь. Впрочем, она и раньше думала так же, только не формулировала так ясно, как бабушка.

– Родовая травма? – уточнила Валерия Андреевна.

Зинка охотно кивнула. Именно так она и отвечала тем, кто решался спросить. А горькую, как отрава, правду хранила в себе и не делилась ни с кем. Только в их семье знали обо всем, и этого было достаточно.

– Диагноз ты вряд ли помнишь, – проговорила Валерия Андреевна, глядя в пространство. Потом нашла взглядом Зинку: – Но это лечится? Операция возможна?

– Нет. Я ж говорю: так и буду хромать…

Зинка не позволяла себе печалиться, рассказывая об этом. Что толку расстраиваться каждый раз? Но Валеркина мама поежилась, и лицо ее приняло такое жалобное выражение, словно это ей предстояло припадать на одну ногу всю оставшуюся жизнь.

– Да ничего страшного, – попыталась утешить ее Зинка. – Я уже привыкла. Даже забываю иногда, что у меня короткая ножка! – и улыбнулась во весь рот, чтобы Валерия Андреевна тоже перестала бояться за нее.

«Надо же, хорошая какая, – подумала Зинка растроганно. – Только увидела меня, а переживает, как за родную».

– Наверное, тебе не стоит гонять с Валеркой, – протягивая сладко пахнущий бокал, заметила Валерия Андреевна. – Он-то не соображает еще, начнет тебя таскать за собой…

– Ой, да я и сама везде таскаюсь! Дома не сижу, – заверила Зинка и с наслаждением сделала большой глоток.

Валерка ворвался в столовую с шахматной доской под мышкой, залпом выпил свое какао и вывалил фигуры на диван.

– Играй белыми, – решил он великодушно.

И Зинка не стала отказываться. Не так уж здорово она играет, чтобы не принять такой подарок. Папа учил ее, но когда это было…

Расставлять фигуры пришлось одной рукой, из второй Зинка не выпускала бокал. Хотелось смаковать какао, отпивая маленькими глоточками. Это ж не холодная вода, которой с жары выпиваешь на одном вдохе целый стакан!

Хищно ухмыльнувшись, Валерка процедил:

– Ты пей, пей. А я пока разгромлю твою белую гвардию.

«Это мы еще посмотрим». – Зинка сделала большой глоток и первый ход.

– А Маша где?

Он оглянулся на маму:

– А? Да она не хочет какао. Не любит же! Ты забываешь каждый раз.

– Я могла бы налить ей сока, – проговорила Валерия Андреевна задумчиво. – Или сделать чаю…

– Ничего она не хочет. – Валерка склонился над доской и сосредоточенно засопел.

А его мама повторила:

– Ничего не хочет. Как обычно.

Конечно же, Зинка проиграла. Ну еще бы! Этот пацан в лицее учился, в какую-то Вышку собирался поступать, куда ей… Хорошо хоть, Валерка не смотрит на нее, как на букашку, – она замечала такие взгляды у ребят одной ялтинской частной школы. А он хоть и умный, но вполне себе нормальный пацан…

Ее даже развеселило, что Валерка принялся утешать:

– Знаешь, бывает так – партия не складывается. Но это ничего не значит!

– Ой, ну ты что! – Зина расхохоталась, и он тоже с облегчением улыбнулся. – Я вообще нисколько не расстроилась. Подумаешь – шахматы! Футбол я больше люблю.

Он снова удивился, услышав про футбол, и даже не сумел этого скрыть. Только смутился: не обидел? Но Зинка не обижалась. Разве сама она не поразилась бы тому, что девочка, у которой одна нога короче другой, обожает гонять мяч по полю?

«Надо всегда ставить себя на место другого человека и пытаться увидеть ситуацию его глазами, – учила ее мама. – Тогда, возможно, тебе станут понятнее его мысли».

Сама она тоже старалась так делать, только с Зинкиным папой это правило не сработало. Ни одной из них не удавалось предугадывать его мысли. И смотреть его глазами тоже не хотелось. Зинке уж точно… Ей нравилось видеть мир собственными глазами: так он был ярким, разноцветным, добрым. В нем не на кого было обижаться, а уж на Валерку тем более. Подумаешь, не смог скрыть удивления!

– Надо Розочку вывести, – пробормотал он, пытаясь соскользнуть с футбольной темы. – Пойдешь со мной?

– Нет, здесь останусь! – фыркнула Зинка.

– Там уже потеплело. Бросай куртку у нас, в майке не замерзнешь, – распорядился Валерка. – Завтра вообще жара будет…

Зинка снова нацепила куртку на плечики и вернула в большой светлый шкаф. «А у нас все просто на крючках висит…»

– Где ты ее выгуливаешь?

Валерия Андреевна уже поднялась наверх, пока шло шахматное сражение, и, наверное, не слышала, что они собираются гулять. Было неловко уйти, не попрощавшись, но не кричать же на весь дом! И потом все равно придется вернуться за курткой…