Точно, неправильно. Вместо сто семьдесят шесть на восемьдесят четыре сказал сто восемьдесят на девяносто. Недобросовестно округлил числа - мать этого не терпела: все, что имело отношение к ее здоровью, требовало к себе трепетного и кропотливого внимания.

   Елена Дмитриевна, и всегда-то критично настроенная к миру, в болезни начинала капризничать и придираться ко всем просто нестерпимо. От дочери она требовала ежеминутного угождения даже при незначительном недомогании, а уж если, как сейчас, она болела с кашлем и температурой, Зиночка и вовсе не знала покоя.

   Вот и сегодня она пришла в агентство с тяжелой головой. Всю ночь ей приходилось вставать к постели матери - то поправить подушки, то принести воды, то измерить давление. Все эти манипуляции Елена Дмитриевна могла выполнять и сама - температура в тридцать семь и две десятые градусов по Цельсию и кашель позволяют больному двигаться по квартире. Но Елена Дмитриевна считала, что дочь должна ухаживать за матерью, ведь она родила ее и воспитала, а это было ой, как нелегко! И Зиночка возвращала матери ее затраты сторицей.

   Каждое утро Елена Дмитриевна, сидя перед подносом с завтраком, поданным Зиночкой, рассказывала, как тяжело для нее прошла ночь.

   - Я не могла сомкнуть глаз, - трагическим шепотом сообщала она, жуя гренок с сыром и мармеладом. - Кашель просто разрывал мне грудь. Я так и не смогла уснуть.

   Потом, съев два яйца и выпив кружку какао, Елена Дмитриевна просила Зиночку достать сонник и выяснить, что означал тот или иной символ в ее ночных снах.

   Зиночку такое поведение матери умиляло. Она снисходительно относилась к тому, что сама называла "мамиными слабостями". Они поменялись жизненными ролями, и Зиночка с материнским пониманием опекала свою по-детски эгоистичную мамашу.

   Зиночка закончила разговор с матерью, пообещав той свозить ее в крупную клинику показаться известному врачу.

   - А то ведь ты не сегодня-завтра осиротеешь, - пригрозила Елена Дмитриевна дочери, после разговора с ней, правда, повеселевшая.

   Зиночка, довольная, что успокоила мать, достала из шкафа коробку и начала укладывать в нее книги с полок.

   За этим занятием ее и застал Филипп, пришедший увидеть Натэллу и договориться со свахами по поводу занятий аргентинским танго.

   - Что случилось, Зиночка? Ты решила отправить посылку?

   - Ой, Филипп, ты же ничего не знаешь! Наше агентство, скорей всего, переедет. Вот только никто не знает, куда.

   И Зиночка рассказала Филиппу обо всем, что произошло в агентстве за последнее время. Стройный подтянутый тангерос сразу же развил бурную деятельность. Он отправился в кабинет Натэллы, где застал даму своего сердца за беседой с Галушкой и Михеем. Они обсуждали предстоящий вечер встреч "Для тех, кому за ...". Непонятно было, что делать - то ли проводить этот бал, то ли отложить. И если проводить, то когда - успеют ли они все подготовить и одновременно упаковать все вещи в случае вынужденного отъезда. А если откладывать, то на сколько - неизвестно.

   Казалось, больше всех обрадовалась Галушка. Она даже в ладоши захлопала, когда его увидела.

   - Филипп, они не верят, что для аргентинского танго, наверняка, нужны особенные платья. Но ведь я права, скажи им! - потребовала она.

   Михей воздел обе руки вверх в красноречивом жесте отчаяния.

   - О, великая радость! Наконец-то мы узнаем то, что не давало нам покоя, лишало сна и аппетита! Не было и нет у брачного агентства "Свахи" никаких проблем, кроме одной-единственной - в чем нам кривляться под музыку трижды в неделю! Но - о, счастье! - теперь и эта проблема будет разрешена!

   Галушка сегодня пришла в агентство в рваных джинсах и в желтой блузке с живописными красными в синих цветочках заплатках. И все утро Михей то подкладывал ей рубль на стол, то пытался сунуть мятую десятку в руку - на бедность, со словами: "Молись за меня, убогая!". Галушка на его выходки то презрительно пожимала плечами, то, не выдержав роли умудренной жизнью женщины, пыталась догнать его и хлопнуть по затылку.

   - Если бы не эти двое взрослых детей, - говорила Дарья Натэлле, - в агентстве было бы совсем тоскливо.

   Трудно было с ней не согласиться.

   Но теперь, после выпада Михея, Галушка опять была в образе много пожившей и снисходительной к чужим слабостям женщины, поэтому она лишь извиняюще улыбнулась Филиппу (простите, мол, нашего местного юродивого!) и повторила:

   - В самом деле, Филипп, я права или нет?

   Филиппу, пришедшему совсем не для того, чтобы говорить о танго, пришлось подчиниться ее напору, и он рассказал свахам интереснейшие вещи.

   Оказывается, черный строгий костюм - классический наряд тангероса - мужчины заменяют сейчас разноцветными рубашками и расклешенными брюками. А женщины, не желая наряжаться в традиционное красное платье с узкой юбкой и гигантским разрезом и непременные колготки в сеточку, одеваются кто во что горазд (брюки, топики и прочие веяния современной моды). Неизменной остается лишь обувь - туфли для танго шьются на заказ либо приобретаются в специальных магазинах Буэнос-Айреса. У женщины, для которой танго стало делом всей жизни, в арсенале не менее десяти пар обуви, непременно на умопомрачительном каблуке (как правило, выше десяти сантиметров).

   Рассказывая, Филипп, отвечавший на вопрос Галушки, не отводил горящих глаз от Натэллы.

   После экскурса в историю костюма можно было обсудить и остальные проблемы агентства. Филипп сразу же предложил решение проблемы. В танцевальном клубе "Аргентинская роза" у Филиппа был совладелец - его друг Саша Чердынцев.

   - Натэлла, - начал убеждать Филипп, - давайте поместим ваш офис в "Аргентинской розе". Я сейчас же звоню Саше, и мы обо всем договоримся.

   Натэлла колебалась. С одной стороны, это вроде бы означало решение проблемы с местом для агентства, с другой - создавало новые. Вон и Михей с сомнением качает головой.