И вот я, в смокинге, с белой бабочкой, в начищенных ботинках и с букетом в руках на удачу стою под восьмой колонной Большого театра. Отсюда очень хорошо просматривается центральный вход. Мимо проходили солидные господа и дамы в длинных платьях, с оголенными плечами, в бриллиантах и небрежно наброшенных горностаевых палантинах. Эти - явно из партера. Потом потянулись дамочки в длинных легких юбках, шелковых блузах и с серебряными украшениями. Это подтягивался амфитеатр.

   Ближе к половине седьмого появились мальчики и девочки в джинсах и брюках, с дешевыми сережками в ушах и пластмассовыми колечками на пальчиках, мужчины и женщины в затертых костюмах и стареньких блузках. Это - самая основная, самая благодарная и любимая артистами всех театров публика - ГАЛЕРКА! Ради этих ребят и девчонок, мужчин и женщин ломаются колени, стираются пальцы и срываются голоса. Ибо именно эта публика так благодарно аплодирует, и так горько порой освистывает артиста. А солидный степенный и напыщенный партер одинаково холоден и при успехе и при провале.

   Не знаю, быть может я и не прав, но я высказал мнение всех моих бывших однокашников, с которыми я топтал сцену Большого на концертах и в массовках, когда учились. Дай Бог, если я не прав, или же за десять лет, что я не занимаюсь классическим балетом, что-то изменилось.

   За вялым течением моих мыслей, я чуть не забыл, зачем сюда приехал. А вспомнил только тогда, когда широкая волна зрителей сменилась тонким ручейком, а потом и вовсе иссякла. Маша не пришла. Я так огорчился, что подошел к урне и с размаху кинул в нее букет цветов.

   - Это вы? - раздался удивленный голосок. - Значит, это настоящий билет?

   Маша стояла передо мной в белом, словно облако, платье, в светлых босоножках на высокой шпильке и с маленькой театральной сумочкой, цепочка которой перехватывала ее плечо.

   - Маша! Вы все-таки пришли! - я так обрадовался, что готов был целовать ей ноги.

   Ловким движением я выдернул букет из урны, и преподнес его Маше. Хорошо еще урна была пуста, а то представляете. Хорош бы я был, если бы из розы торчал окурок сигареты.

   - Спасибо, - улыбнулась она. - Мне неловко, я даже не знаю вашего имени.

   - Это можно исправить. - Я галантно расшаркался перед девушкой. - Орест Ласкин.

   - Ваша мама поклонница греческих мифов? - вновь улыбнулась она.

   - О-па! Впервые за двадцать семь лет кто-то точно определил происхождение моего имени. За это стоит пригласить девушку в театр, даже если она не поможет мне в моем расследовании.

   - А почему вы решили, то билет не настоящий? - изумился я.

   - Я пришла сюда в шесть. И меня почему-то не пустили.

   - Дайте-ка билет.

   Я выхватил у нее из рук листочек и сразу все понял - Васисюнь дал мне контрамарку. И не куда-нибудь, а в портер! Круто для лебедя около седьмого озера.

   - Все правильно. С такими билетами надо идти на другой вход. Разрешите? - и я подставил ей свой локоть.

   Мы обошли театр и вошли со служебного входа. Милая тетя, в бордовом костюме работника театра, уже закрывала дверь.

   - Милейшая, простите, пожалуйста! - крикнул я и подал ей билет.

   Она пропустила нас, и мы побежали в зал, поскольку в фойе уже погасили свет. Пробравшись на свои места, заблаговременно кем-то прикрытые программками, мы плюхнулись на мягкие кресла, в аккурат, когда оркестр дал первые аккорды.

   Я знал этот балет наизусть, когда-то партия Принца была моей выпускной работой. Поэтому я прикрыл глаза и просто слушал прекрасную музыку. В какой-то момент Маша ахнула. Я открыл глаза. Принц был бесподобен - какое фуэте, какие пируэты. Рука - нога настоящего мастера. Я даже засмотрелся, до чего был хорош артист.

   - Маш, дай-ка программку.

   - Я уже посмотрела. - Шепнула Маша, не отрывая глаз от сцены. - Это Олег Васильченко.

   - Кто?

   Я вырвал программку из рук. Черным по белому значилось - партия Принца - Олег Васильченко. Ну, братцы. Есть справедливость на свете. Уж не знаю, каким образом это удалось Васисюню (в двадцать семь многие артисты балета уже завершают свою карьеру) но - браво!!!

   Я, уже не отрываясь, наблюдал за другом до последних звуков спектакля. Зал взорвался аплодисментами. Олежка подошел к краю сцены и торжествующе посмотрел мне в глаза. Я выставил большой палец, и он кивнул, сделав незаметный жест рукой.

   Маша была не просто в восторге - она плакала.

   - Маш, а хочешь, познакомлю с Олегом?

   - Вы хотите сказать. Что я... За кулисы?

   - Легко. Только у меня одно предупреждение и одно предложение.

   Я объяснил, что Васисюнь - убежденный голубой и предложил букет, что я подарил Маше, отдать триумфатору. На первое Маша загадочно улыбнулась, на второе - энергично закивала.

   Тут, господа, позвольте сцену знакомства и наших общих восторгов по поводу прекрасной работы Олега, опустить. Это - для другого жанра повествования. Коротко говоря - все были довольны. Васисюнь так растрогался моему приходу, что разрыдался у меня на плече. Он был уверен, что я как всегда не приду.

   Когда мы с Машей вышли из театра, я знал точно, что такого щемящего счастья я никогда больше не увижу ни на одном женском лице. И никакого чувства, и никакого секса не надо - пригласите истинного ценителя искусства в Большой - и он будет полностью ваш!

   - Спасибо, Орест. Вы просто не сможете понять, что значит для меня этот вечер. Вот, возьмите. - И она вытащила из сумочки три печатных листа. - Это распечатка с заключения судмедэкпертизы. И еще кое-что. До свидания.