Я невольно стал копаться в семейной легенде, дополняя ее сегодняшними открытиями, и стараясь найти ключ к разгадке волнующих меня событий. Но в мои логические построения все время вмешивались парадоксы. Один из парадоксов - мое невероятное сходство с прадедом. Что это - причуды генетики или игра судьбы? Или и то и другое?
Существует ли карма имени? - продолжал размышлять я, глядя в окно машины на разноцветные огни вечернего города. - Вероятно, все-таки, существует. Может быть, поэтому безумный прадед решил создать свой, собственный миф? И, надо сказать, ему это удалось. Вот теперь я, его далекий потомок, ломаю голову над его загадкой, словно это загадка Сфинкса. Зачем мне все это? Еще не знаю.
Но началось-то все не с прадеда, - понял вдруг я, - а с его отца, этого богатого купчины Ивана Ласкина! Угораздило же его назвать своего сыночка, причем единственного - других Бог не дал, звучным греческим именем Орест! Конечно, тогда это было вполне обрусевшее имя, и, возможно, Иван Ласкин даже не подозревал, как отразится оно на судьбе его сына. Но, как бы там ни было, прадед, видимо, не желал нести полностью свой крест, или карму, или как там еще, и потому сочинил невероятный наказ, оставленный всем своим потомкам. И, по иронии той же судьбы, я оказался первым мужчиной в роду Ласкиных после прадеда, и имя мое было заранее предрешено. С раннего детства я его категорически не мог терпеть. Постоянные насмешки в детском саду, в школе. Никто не понимал, что надо говорить Орест, и кричали - Арест, ты нас арестуй, арестуй! Меня просто трясло. И когда в балетной школе мне дали смешное прозвище Ластик, я принял его даже с радостью.
Конечно, называться Ластиком в двадцать семь лет, будучи вполне современным, красивым парнем, ростом за метр девяносто, с модным хвостом из длинных рыжих волос и золотой сережкой в ухе, было достаточно нелепо. Но так уж сложилось, и с годами я привык к Ластику и даже полюбил. Пусть имя дурацкое, пусть ассоциируется с кусочком резинки, или с глупым мультиком, все лучше, чем никому не понятный, претенциозный Орест.
Кстати, о сережке. Она досталась мне по наследству от бабушки. У Электры были старинные серьги с маленькими синими сапфирчиками, она их как-то дала надеть дочери Данае, то есть моей матери, а Даная одну потеряла, и страшно по этому поводу убивалась. И тогда я упросил мать и бабушку подарить оставшуюся сережку мне. Серьги у парней как раз были в большой моде, ухо я уже проколол, и с тех пор бабушкина сережка стала красоваться в моем ухе, как талисман на счастье.
Конечно, исторические события давно ушедших дней - хорошо, но я живу в сегодняшнем дне и решаю насущные проблемы. - Подумал я. - А что мне надо сделать сегодня? Поговорить с местным радио, сиречь с бабкой Василисой. Так, для начала надо определить фронт задаваемых вопросов.
Первое - зачем вдруг понадобилось Эдуарду уже сгоревшая Юлькина квартира? Если просто для расширения площади апартаментов, на том и закруглимся, но чует мое сердце, что-то здесь не так.
Второе... Прощупать, чем занимается Эдуард Борисович. Третье...А что третье? А третье и последующее вычленим из всей информации. Порой в огромном количестве сплетен бабусь на лавочке, вылезает информация, которой ты и не ждешь!
Я уже прикидывал, с какой причиной заявлюсь на седьмой этаж, в квартиру бабки Василисы, как тут таксист остановился около моего подъезда.
"Что ж, я, и правда, счастливый, везучий", - подумал я, когда, выходя из машины, увидел на лавочке во дворе одинокую фигуру бабки Василисы. Уж этот "радиотелефон" застать в одиночестве было, действительно, везением.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
"МЕСТНОЕ РАДИО"
Василиса восседала на лавочке, сложив пухлые ручки на большом животе. Ай, как кстати!
По опыту я знал, что сейчас бабка обязательно что-нибудь ляпнет - для начала разговора.
- Привет, Орестик! - тормознула меня Василиса, как только я поравнялся с лавкой.
- И вам не кашлять, Василиса Ивановна! - вежливо ответил я.
- Видать, денег не меряно, раз на такси разъезжаешь. - Пробурчала старушенция.
- Так работаю, яки вол, - я присел рядышком. - Только сегодня я не с работы. От бабушки еду, проведывал старушку.
- Это ты молодец, бросать стариков не надо. - И она горестно вздохнула.
Я прикинул, что разговор о ее нерадивых детях, ежели они имеются, поведут меня не в ту степь, и поэтому ждал, когда она подкинет какую-нибудь другую тему. А в том, что подкинет, сомнений не было - раз вечером сидит на лавочке, значит либо все сериалы закончились, либо телевизор сломался. Поэтому скучает, и душа требует общения.
- А что Орестик, не решила еще Юлька хату свою Эдуарду продать? - вякнула старушка, прищурив крошечный глаз.
Мой милый ангел, хранящий всех сыщиков! Воистину, ты уже влюблен в меня!
- Да не знаю. - Неопределенно сказал я, вытаскивая пачку "Марлборо". - Похоже, хочет себе оставить. Больно нравиться ей эта квартира.
- Дай-ка сигаретку. - Василиса жадно смотрела на бело-красную пачку.
Я протянул ей пачку, Василиса выковыряла толстыми пальцами сигарету и прикурила от своей зажигалки.
- Нельзя ей в этой квартире оставаться. - С удовольствием выпустив дым из тонких потрескавшихся губ, сказала она. - Плохая это квартира, проклятая.
Я весь подсобрался. Так - так! Конечно, не совсем про то, что мне надо, но лишней информацией обладать тоже не плохо.
- А почему, бабушка Василиса? - наивно вскинул брови, спросил я. - Что в ней такого страшного.
