– Она… – странная девушка внимательно всмотрелась в глаза Камиллии, зарделась и залепетала. – Она страдает от… от…
– Что ты мнешься!
– Она… она… о-о!
И девушка, бросив напоследок сочувствующий взгляд, нырнула в толпу.
– Дурочка!
– Нет, папа, – пробормотала Камиллия, широко раскрыв глаза. – Не дурочка. Она увидела. Она поняла. О, Джеми, догони, приведи ее, пусть расскажет!
– Нет, она ничего не предложила! А вот Цыганка… Посмотри-ка на ее список.
– Я знаю, папа. – Камиллия, побледнев еще больше, закрыла глаза.
Кто-то прокашлялся.
Мясник с кроваво-красным полем битвы на фартуке крутил свирепые усищи.
– Видывал я коров с таким взглядом, – сказал он. – И спасал их посредством бренди и трех свежих яиц. Зимой же этим эликсиром я спасаю себя…
– Моя дочь не корова, сэр! – мистер Уилкс бросил перо. – И не мясник. И сейчас не январь! Сдайте назад, сэр. Остальным ждать!
И действительно, уже гудела большая толпа, привлеченная другими людьми, жаждавшими посоветовать любимое зелье либо сельскую местность, где солнечных дней было больше, чем во всей Англии или на юге Франции. Старики и старухи, истые врачеватели, как и весь пожилой люд, гремели тростями, ощетинившись фалангами костылей и по сохов.
– Назад! – встревоженно закричал мистер Уилкс. – Они же раздавят мою дочь как весеннюю ягодку!
– Не подходи! – Джеми сгреб в охапку костыли с палками и зашвырнул в толпу, которая принялась разыскивать пропавшие конечности.
– Отец, мне дурно, мне дурно, – задыхалась Камиллия.
– Отец! – вскричал Джеми. – Есть лишь один способ прекратить этот бедлам. Взимать с них плату! Пусть платят, если хотят поделиться мыслями об этом недуге!
– Джеми, ты весь в меня, сынок! Быстренько намалюй вывеску! Послушайте, люди добрые! Два пенса! Становитесь, пожалуйста, в очередь! Два пенса, если хотите высказаться! Готовьте деньги! Так-то! Вы, сэр. Вы, мадам. И вы, сэр. Теперь за перо! Начали!
Толпа закипела, словно темное море.
Камиллия открыла один глаз и снова провалилась в обморок.
* * *
На закате улицы почти опустели, если не считать нескольких прохожих. Камиллия заслышала знакомый перезвон, и ее веки затрепетали как мотыльки.
– Триста девяносто девять, четыреста пенсов! – Мистер Уилкс досчитал последние деньги, ссыпая их в кошель. – Готово!
– Хватит на шикарный черный катафалк, – сказала бледная девушка.
– Помалкивай! Мое возлюбленное семейство, кто бы мог подумать, что столько народу – две сотни человек – готовы заплатить, чтобы высказать свое мнение?
– Да, – сказала миссис Уилкс. – Жены, мужья, дети – никто никого не слушает. Вот они и рады заплатить, только бы их выслушали. Бедняги. Сегодня каждый воображал, будто он и только он знает, что такое ангина, водянка и сап, и отличает недержание слюны от крапивницы. Сегодня мы разбогатели, а двести человек осчастливились, вывалив у наших дверей содержимое своих лекарских баулов.
– Боже, вместо того чтобы подавить мятеж, мы разогнали всех, как щеночков.
– Зачитай нам список, отец, – попросил Джеми, – из двухсот средств. Какое из них истинное?
– Все равно, – прошептала Камиллия, вздыхая. – Темнеет. Меня подташнивает от выслушивания всех этих названий! Может, отнесете меня наверх?
– Да, дорогая. Джеми, поднимай!
– Прошу вас, – молвил некий голос.
Пригнувшиеся было мужчины подняли головы.
Там стоял Дворник без определенных размеров или очертаний. Его лицо скрывалось под маской сажи, из-под которой сверкнули голубые, как водица, глаза и улыбка слоновой кости сквозь белую расщелину. Пыль струилась из его рукавов и брюк, когда он двигался и негромко говорил, кивая.
– Мне не удалось пробиться сквозь толпу раньше, – сказал он, держа засаленную шапку. – И вот я зашел к вам по дороге домой. Мне нужно заплатить?
– Нет, не нужно, Дворник, – ласково сказала Камиллия.
– Постойте, постойте, – запротестовал мистер Уилкс.
Но Камиллия одарила его нежным взглядом, и тот умолк.
– Благодарю вас, мадам. – В сгущающихся сумерках улыбка Дворника вспыхнула теплым солнечным лучиком. – У меня всего один совет.
Он взглянул на Камиллию. Она взглянула на него.
– Не сегодня ли канун дня Святого Боско, сэр? Сударыня?
– Кто знает? Но точно не я, сэр! – ответил мистер Уилкс.
– Полагаю, именно сегодня канун дня Святого Боско, сэр. А также ночь полнолуния. Так вот, – скромно сказал Дворник, не в силах отвести глаз от милейшей измученной девы, – вам следует оставить дочь под открытым небом в свете восстающей луны.
– Под открытым небом, под луной! – воскликнула миссис Уилкс.
– Разве от этого не теряют рассудок? – спросил Джеми.
– Прошу прощения, – отвесил поклон Дворник, – но полная луна успокаивает всех страждущих, будь то человек или дикий зверь. Свет полной луны – это оттенки безмятежности, тихое прикосновение, ласковая лепка души и тела.
– А вдруг пойдет дождь, – заволновалась мать.
– Клянусь вам, – поспешил пообещать Дворник. – Моя сестра страдала такой же обморочной бледностью. Однажды весенней ночью мы вынесли ее, как лилию в горшке, под лунный свет. Теперь она проживает в Суссексе – воплощение восстановленного здоровья!
– Восстановленное здоровье! Лунный свет! И нам не придется платить за это ни единого пенни из собранных сегодня четырехсот, матушка, Джеми, Камиллия!
– Нет! – сказала миссис Уилкс. – Ни за что!
– Ну мама, – попросила Камиллия.
Она выразительно посмотрела на Дворника.
Чумазый Дворник перехватил ее взгляд, его улыбка сверкнула во тьме кривым клинком.
– Мама, – сказала Камиллия. – Чует мое сердце, луна меня исцелит, исцелит, исцелит…
Мать вздохнула.
– Ни день, ни ночь у меня не задались. Дайка я поцелую тебя в последний раз. Вот так.
И она поднялась к себе.
Дворник шагнул назад, вежливо кланяясь всем присутствующим.
– Всю ночь, запомните, под луной, и ни малейшего беспокойства до рассвета. Спите сладко, юная леди. Пусть вам снятся лучшие сны. Спокойной ночи.
Сажа на лице смешалась с сажей ночи, и он исчез.
Мистер Уилкс и Джеми поцеловали Камиллию в лоб.
– Отец, Джеми, – сказала она. – Не волнуйтесь.
И она осталась в одиночестве глядеть вдаль, где ей померещилась улыбка, подвешенная в темноте, которая то сверкала, то гасла, а затем юркнула за угол и пропала.
Камиллия ждала восхода луны.
* * *
Ночь в Лондоне. Голоса в кабаках становятся сонными. Хлопают двери. Нетрезвые прощания. Бой часов. Камиллия увидела, как кошка вышагивает, словно женщина в мехах. А женщина прохаживается, словно кошка. Обе мудры. Обе египтянки. Обе источают пряные ароматы. Каждую четверть часа сверху слышалось:
– С тобой все в порядке, дитя?
– Да, папа.
– Камиллия?
– Мама, Джеми, все хорошо.
И наконец:
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Гаснут последние огоньки. Лондон уснул.
Взошла луна.
И чем выше она поднималась, тем шире открывала глаза Камиллия, вглядываясь в переулки, дворы и улицы. И вот наконец в полночь луна оказалась у нее над головой, превратив деву в мраморное изваяние на древней гробнице.
Шевеление во тьме.
Камиллия обратилась в слух.
В воздухе слабо зазвучала мелодия.
В тени двора стоял мужчина.
Камиллия затаила дыхание.
Мужчина вышел под лунный свет, слегка перебирая струны лютни. Он был прилично одет, солиден и хорош собой.
– Трубадур, – сказала вслух Камиллия.
Приложив палец к губам, мужчина медленно прошагал вперед и вскоре остановился у ее кровати.
– Что вы делаете здесь в столь поздний час? – спросила девушка без опаски, сама не зная почему.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
