Немцы убегали, отстреливаясь, ныряли за сугробы с обратной стороны дороги.

Головной грузовик красиво горел. Пламя жадно облизывало брезентовый навес, перекинулось на кузов. Машина перекрыла дорогу.

Под вопли старшего по званию водитель второй машины поддал газу, уперся в задний бампер горящего «Опеля», сделал попытку выдавить его на обочину. Но побороть такую махину он не мог, кашлял в дыму, расточал проклятья. Пули разнесли стекла, но в водителя не попали. Он сообразил, что подвергается сумасшедшему риску, закричал от страха, стал выбираться из кабины, но почему-то на ту сторону, откуда велся огонь, принял на грудь порцию свинца и повалился под колеса.

В кабину залетела вторая противотанковая граната, порвала ее как картонку. Теперь уже две машины перекрыли движение, что сделало проезд фактически невозможным.

Водитель легкового «Фольксвагена» судорожно сдавал назад, но уперся в бампер машины с красным крестом, по которой красноармейцы не стреляли. Из легковушки выскочили трое в фуражках, открыли беспорядочный огонь из пистолетов. У одного из них была забинтована голова, и движения он совершал неуверенно. Этот тип повалился сразу. Еще один – когда пытался спрятаться за санитарную машину. Третий перекатился через снежный вал и больше не появлялся.

Санитарная машина стала пятиться. Из кабины выпрыгнул мужчина в белом халате, замазанном кровью, кувыркнулся через снежную гору. Часть пехоты залегла за сугробами, вяло постреливала. В ту сторону полетели гранаты, рвали снег. Над снежным косогором мелькали каски, немецкие солдаты торопились убраться отсюда.

Гранаты все еще летели через горящие машины. Замешкался подтянутый ефрейтор. К сожалению, Глеб не знал его фамилию. Этот парень хотел увидеть результат своего броска. Пуля сбросила его с косогора. Он повалился в яму, неловко вывернул голову.

Шубин стрелял вдоль дороги. Автомат подрагивал в руках. Пулемет Дегтярева продолжал плеваться смертью.

Немцы не выдержали. Их командиру не было резона терять своих последних людей.

За санитарной машиной следовали мотоциклисты, затем опять грузовики. Автомобили отходили задним ходом.

– Надо искать обходную дорогу. Здесь высадился русский десант, и проезда нет! Унтер-офицер Штрауб, прикрывайте отход нашей колонны! – услышал Глеб.

Два мотоцикла протиснулись между сугробами и грузовиками. Солдаты в колясках развернули пулеметы.

Красноармейцы упали в укрытия. Только Федор Ванин вроде ничего не видел, опустошал диск. Презрение к смерти у них, очевидно, было семейным. Или просто дурь такая, стремление покуражиться, покрасоваться. Теперь уже Григорий оттаскивал братца.

Федор брыкался, но опыт по этой части, очевидно, давно наработали оба. Григорий перехватил родственника за пояс, и они покатились под ограду.

Немецкие пулеметчики строчили густо, прикрывали отход своих сослуживцев. В пламени горящих машин было светло как днем. Люди лежали под снежными шапками, заслоняли головы ладонями.

Только красноармеец Карабаш полз по канаве вдоль дороги, вскоре выбрался из опасной зоны, поднялся, побежал вприпрыжку. Поравнявшись с мотоциклистами, он выдернул из подсумка гранату, полез на сугроб. Снег сыпался, Алексей съезжал обратно, но все же вскарабкался, приготовился к броску.

Водитель ближайшей машины уловил движение боковым зрением, но граната уже летела. Она упала между мотоциклами. Мощность взрыва была незначительная, но все цели находились рядом.

Осколки убили не всех. Но когда они разлетелись, Алексей поднялся и начал строчить из ППШ. Мотоциклисту зажало ногу грудой металла. Он страдал недолго. Карабаш испустил облегченный вздох, съехал обратно по сугробу, состроил мину библейского персонажа и застыл.

Поднялись все красноармейцы, которые находились на улице Луначарского, стали стрелять вдогонку отступающей колонне. Сыпалось стекло с разбитых фар, трещал металл. Отходящая немецкая пехота вяло отстреливалась.

– Ну что, наигрались? – прокричал Глеб. – Поздравляю, товарищи, мы критически малыми силами развернули назад целую тучу врагов! Так продержимся же до конца! Даю обещание. Каждый, кто выживет, перейдет на службу во взвод полковой разведки, сформированный мной. Служба будет адская, но почетная! Если, конечно, пожелаете, – добавил он. – Может, вам в пехоте больше нравится. Ведь это так здорово, дойти пешком до Берлина.

Последнее замечание было встречено дружным гоготом.

– Мы согласны, товарищ лейтенант, – сказал ухмыляющийся Косаренко, молодой, но уже лысоватый, с носом, украшенным горбинкой. – Вы нам только одно объясните. В вашем взводе мы до Берлина на гусях-лебедях долетим?

Смех был явно не к добру. Ночь еще не кончилась. До Берлина не один год киселя хлебать.

На востоке снова кипел бой. Фашисты упорно оборонялись. Но это уже не имело значения. Улица Луначарского была надежно перекрыта покалеченной техникой, и все же Шубин оставил на ней наблюдателей. Бойцы бегом возвращались в сквер, где за время их отсутствия не случилось ничего экстраординарного.

Сержант Левитин докладывал, что в здании осталось несколько человек, они ругаются. Видимо, столкнулись сторонники двух позиций. Сдаться в плен или продолжать борьбу? Сторонники второго образа действий там преобладали. Недавно из разбитых окон опять стреляли. Выбраться наружу попыток не было. Красноармейцы много чего про себя услышали. Впрочем, ничего нового немцы им не сказали. Русские свиньи, неотесанные варвары и тому подобное. Один и вовсе загнул на ломаном русском, мол, умереть за фюрера – это счастье и великая честь!

– Жаль, товарищ лейтенант, что мы не можем их сегодня осчастливить, – сказал сержант и сокрушенно вздохнул. – Как вы думаете, наши скоро подойдут? Надоело уже тут мерзнуть.

– Скоро, Левитин. До рассвета подойдут. Что им тут осталось?

Но все оказалось сложнее. Арьергардные части противника оказывали упорное сопротивление, но все же отходили. Для немцев это было в диковинку. Отступать под ударами советских войск в их привычку еще не вошло.

Уже светало, когда случилось чрезвычайное происшествие. Стальные ворота под витками колючей проволоки были качественно смазаны и распахнулись почти без скрипа. На волю вырвался грузовик с белыми крестами на бортах.

Красноармейцы оторопели. Что за фокус? Наверное, немцы втихушку починили эту машину, а стрельбой отвлекали внимание, чтобы заглушить посторонние шумы. Перехитрили!

Водитель резко вывернул баранку, чтобы не врезаться в кустарник. На борту висел человек без шинели в форме унтер-офицера. Видимо, это он раскрыл ворота, а потом ухватился за борт. Да, люди, загнанные в ловушку, действительно способны на многое. Унтер забросил ногу в кузов, перевалился в него.

Лейтенант вскочил, ноги сами понесли его вслед за машиной.

– Стрелять по колесам! – заорал сержант Пахомов, делая страшные глаза.

Навстречу машине выбежал красноармеец Вахно, на вид нескладный, но быстрый. Он вскинул автомат, строчил по колесам, видимо, увлекся, поздно осознал, что машина несется прямо на него, и все же успел метнуться в сторону. Вот только жаль, что водитель направил грузовик именно туда. Боец отлетел к деревьям. Его позвоночник переломился при ударе о ствол внушительного тополя.

Машина неслась через пустырь, стала юзом огибать сквер. В кабине сидели двое, оба пригнулись. Еще двое палили из кузова. Это были фельдфебель и унтер-офицер, в касках, но без верхней одежды. Водитель затормозил, вписываясь в поворот. Унтер-офицер не устоял, полетел к переднему борту, ударился головой о кабину, но каска спасла его. Второй присел, избежал падения.

Водитель свернул в переулок. Бойцы бежали за машиной, вели огонь по колесам. В тот момент, когда грузовик вписался в узкий проезд, кто-то из них все-таки попал в цель. Заднее колесо порвалось в лохмотья. Машина перекосилась и встала, закрыла собой весь проулок.

– Пятерым остаться, смотреть за зданием! – прокричал на бегу Шубин.