Дверь в спальню захлопнулась.

***

Что может больше всего порадовать после хорошего утреннего секса? Конечно, только сытный завтрак! А что может больше всего досадить? Конечно, же недовольная физиономия Клео. А уж интерьер, который она выбирает, тут вообще нет слов.

Вот и сейчас, перенастроила нашу столовую в какую-то тёмную коричнево-серую первобытную пещеру, и что-то колдует около очага, прямо на открытом огне, похоже, печёт что-то, по запаху омлет с ветчиной. Я недоуменно посмотрел на Фёку. Та, улыбаясь, пожала плечами:

– А что, миленько!

И потащила меня к огромному камню, лежащему в центре столовой, с четырёх сторон которого стояли низкие тоже каменные скамьи. Я уселся. Не могу сказать, что было неудобно: камень гладкий и тёплый, видимо с подогревом, но общий вид столовой был в таком контрасте с моим праздничным настроением, что я чувствовал себя не в своей тарелке. А Фёка замурлыкала:

– Ну что ты! Пусть так немножко побудет, даже забавно, а потом перепрограммируем.

Клео – наша официальная сожительница: несмотря на то, что я её терпеть не могу, жена от неё без ума, это она настояла, чтоб женщину зарегистрировали в нашу семью. Я, конечно, было возмутился, но особо не препятствовал, любя Фёку: Клео – отличная массажистка, и её порекомендовал жене врач, когда после неудачного похода в горы, она, альпинист-спасатель, упала со скалы и повредила позвоночник.

Да, у моей нежной Фёки совершенно мужская профессия. После окончания Университета катастроф она выбрала специализацию альпиниста, который ищет и спасает любителей, которых за каким-то несёт дикарями (это в наше время!) в горы, где они умудряются найти именно то место, куда обязательно должна свалиться лавина.

Я понимаю жену. Думаю, её странный выбор профессии – последствие детской душевной травмы после потери родителей, альпинистов-спортсменов, которые погибли в горах, когда Фёке едва исполнилось пять лет.

Но понимать одно, а принимать совершенно другое. Но разве её остановишь? Маленькая, с виду хрупкая, но такая сильная и упрямая! И вот результат. Но, как говорится, нет худа, без добра. Я был очень рад, что Фёка оставила своё увлечение альпинизмом и теперь ограничилась, только нашими туристическими вылазками в горы. Мои переживания о том, что её ждёт судьба родителей, поутихли.

Конечно, позвоночник успешно восстановили, но травма, несмотря на все современные технологии, изредка давала о себе знать до сих пор, хотя прошло уже почти два года. Вот тогда-то нам и посоветовали эту массажистку.

Клео – крупная женщина с сильными руками и ногами, но медлительна, должно быть из-за своих больших размеров, и неуклюжа. Мне она напоминает ходячий кусок скалы. Особенно рядом с моей женой, которая кажется ещё более хрупкой от такого соседства. Может потому Клео и смотрит на жену с таким подобострастным обожанием и нежностью, наверное, даже мать так не смотрит на своих детей, которых, кстати, у неё нет. А может и не кстати… «Лучше бы вышла замуж и занималась своими детьми», – такая мысль все чаще приходила мне в голову, когда я смотрел на её неуклюжую улыбку, с которой она неотрывно следила за моей женой.

Мне массажистка не нравилась. Внешне она была отталкивающая: нескладную крупную фигуру украшала маленькая голова с чёрными жёсткими волосами очень коротко подстриженными, квадратное лицо с густыми такими же чёрными жёсткими, сросшимися на переносице, волосками, из-под которых она неприязненно посматривала на меня маленькими глазками с набрякшими над ними вечно воспалёнными веками. Обычно лицо её мало что выражало, была какая-то неподвижная угрюмость в массивном, словно вытесанным топором, подбородке, широком чуть приплюснутом носе и крупном толстогубом рте. И что жена в ней находила? Я был категорически против, когда однажды она мне заявила, что хочет чтобы массажистка стала нашей сожительницей. Возмущению моему не было предела: такую образину и в сожительницы?! Я даже заподозрил, что Фёка разлюбила меня, и хочет отбить всякое желание на интимную жизнь, нельзя же на самом деле представить себе сожительницей такое!

Мы тогда здорово поругались, я выгнал Клео вон, и пару дней мы с Фёкой дулись друг на друга. Нет, я не ханжа и совсем не против свободных отношений. Свобода – главная ценность в нашем мире. Я, как нормальный тридцатидвухлетний мужчина, был очень даже за! Но зачем же такое… Потом, мы, конечно, помирились. А через неделю Фёке стало хуже, и понадобился массажист. Что я мог поделать? Массажистом Клео и правда была непревзойдённым, а Фёке нужно было лечение. Единственное на чём я настоял было то, чтобы я не видел их ласк, достаточно мне было слышать, какие порой стоны вызывал «массаж» Клео у моей жены, да утробные сладострастные вздохи самой массажистки. В принципе все было нормально, как говорится, каждый развлекается, как может. А Фёка до совершеннолетия воспитывалась в многодетной детской семье. Видимо, там и нахваталась этих современных взглядов на жизнь. Всё-таки детская семья не родная, и там не столь любят детей, сколько стараются воспитать из них законопослушных толерантных членов общества. Вообще, если считать Клео массажисткой жены и помощницей по хозяйству, и на остальное закрыть глаза. Хотя… будь Клео посимпатичнее, я был бы не против поразвлечься втроём, а так увольте, наших отношений с женой мне вполне хватает. И всё бы ничего, если бы не патологическая ревность Клео. Это удивительно, как она меня ненавидит, даже цвет её глаз менялся с тёмно-медового, когда она смотрела на жену до почти чёрного, когда взгляд останавливался на мне. Может быть это оттого, что у неё моя Фёка – первая любовь, как говорит жена? И это в тридцать пять лет! Стоит, наверное, пожалеть бедняжку. Ладно, пусть себе.

От мыслей меня отвлек резкий звук: Фёка вскочила из-за стола и кинулась вон из столовой, прикрывая рот рукой. Я удивлённо проводил её взглядом и глянул на Клео. Та покосилась на меня и уткнулась в тарелку, продолжила есть омлет, как ни в чем не бывало.

– Клео, в чем дело? Что с Фёкой?

– А мне почем знать? – буркнула она.

Фёка вернулась быстро. Села за стол и как-то виновато взглянула на Клео, та даже не взглянула на свою любимицу.

– Что с тобой? Ты не заболела?

– Нет, миленький, не беспокойся, все хорошо. Так, съела что-то, наверное.

– Да что такого ты могла съесть? А может…, – я с надеждой выпрямился. – И давно у тебя?

– Нет, – она взглянула на меня и покраснела, – ну да, похоже я беременна.

Клео поджала толстые губы, тяжело поднялась из-за стола и стала собирать посуду.

– Как, – прошептал я, потянулся к Фёке и взял её за руку, – в самом деле?

– Кажется, да, – ответила она, посматривая на Клео, которая гремела посудой.

Кровь прилила к моему лицу, я радостно воскликнул:

– Фёка! Родная! Наконец-то! И как все здорово складывается. Сегодня у нас аттестация. После моего доклада, я почти уверен, что присвоят последнюю ступень шестого уровня, а это очень даже неплохая прибавка! Я сегодня же установлю возможный максимум отчислений для моей беременной жёнушки! Ты ни в чем не будешь себе отказывать.

– Дай же мне поесть, – засмеялась Фёка, отнимая руку.

Я отпустил её. Она снова посмотрела на Клео, которая мыла посуду, но, поймав мой взгляд, уткнулась в тарелку. Я уже заметил, что когда Клео чем-то очень расстроена, то забывает о принте: куда легче, практичнее, да и гигиеничнее аннигилировать грязную посуду и из полученного материала создать всё что угодно, любого цвета, формы и даже размера, варьируя на толщине. Достаточно нажать пару кнопок на принте. Нет! Она принимается мыть посуду сама. Будет полоскаться в грязной воде, и еще чего доброго в следующий раз её же выставит на стол. Неряха! А может она так себя успокаивает? «Странно, что это так её расстроило, уж не беременность ли Фёки? Ей-то что?», – неприятная мысль испортила настроение.

– Клео, нам нужно поговорить с Олегом наедине. Не могла бы ты…, – Фёка просительно смотрела на каменную спину массажистки. Та недовольно повела плечом, на мгновенье сунула руки под сушилку и вышла.