И борьба тут же прекратилась.
Больше никто не дергал Ясю, ничего от нее требовал, не вызывал родителей каждую неделю, не запрещал посещать школу. Они с Ясей думали, что это такой хитрый педагогический прием, и ждали удара. Так прошел месяц. Два. Полгода. Наконец до них дошло, что Дине попросту нет дела, что на учениках. Главное, чтоб ученики были на физике.
– … таким образом восприятие цвета, в первую очередь, определяется индивидуальностью человека…
С физикой у них не особо складывалось. У Яси дела шли еще не так страшно: свою твердую тройку она зарабатывала честно и даже иногда получала четверки. Карина все время балансировала между двойкой и тройкой, причем этот год начался настолько неудачно, что о балансе говорить пока не приходилось.
– … ахроматические цвета, такие как белый, серый, черный, и хроматические, а также спектральные и неспектральные. Меня, в первую очередь, интересуют спектральные.
Как нормального человека может интересовать такая муть? – вздохнула Карина про себя. Жаров всегда был со странностями, с первого класса.
– Спектральные цвета разделяют на три зоны: красную, объединяющую красный, оранжевый и оранжево-желтый; зеленую, которая включает желтый, желто-зеленый и зеленый; и сине-фиолетовую, это голубой, синий, фиолетовый…
Голос Жарова раздражал невыносимо. Вот уж кому совсем не надо беспокоиться из-за физики. Чешет по памяти, хоть бы раз запнулся. Как робот. А Дина сияет, как будто ей миллион баксов подарили. Конечно, любимые ученики для нее это все. Жаров, Надька Зимина, Старицын, Матвей…
На физике Матвей сидел за третьей партой соседнего ряда. Со своего места Карина видела спину Матвея и, если он поворачивался, его идеальный профиль. Этого было достаточно, чтобы пропускать мимо ушей любые объяснения Дины. У Ома, Бойля, Мариотта и прочей компании не было ни единого шанса.
Совсем как у Карины.
– … то есть можно сказать, что цвет – это ощущение, которое получает человек при попадании ему в глаз световых лучей…
Матвей был неразлучен с Ниной Даридзе. Она сидела с ним на всех уроках, она не отходила от него на переменах. Они никогда не обнимались и не целовались при всех, как, например, Никифоров и Жукова. Но это ничего не значило. Просто Нинка вечно воображала. Она была помешана на своих предках – не родителях, а настоящих. Была уверена, что она потомок каких-то там грузинских князей, и прожужжала всем уши своим происхождением. Настоящая грузинская княжна не целуется на подоконниках. Вот она и не целовалась с Матвеем. А он не замечал, какая она мерзкая, самовлюбленная дура.
Любовь все мозги вышибла, как говорила Яся.
– … носители разных культур по-разному воспринимают цвет объектов…
Да заткнись ты! Сколько можно бормотать эту ерунду. Неужели Жаров думает, что это может быть интересно кому-нибудь, кроме Дины? Хотя вряд ли. Жаров вообще никогда не думает об окружающих. Они для него просто уши, куда можно без остановки лить чушь.
– … способность цветораспознавания меняется в зависимости от возраста человека…
Телефон Карины опять задрожал. Яська. Хорошо. Что-нибудь прикольное ей сейчас не помешало бы. Целых десять минут до звонка, умереть – не встать.
Карина украдкой глянула на экран.
Теневой Монстр.
Здесь повсюду темнота. Блестящая, сверкающая темнота.
Как это может быть? Не знаю.
Она притягивает, она отталкивает. Она причиняет невыносимую боль, но только благодаря этой боли ты понимаешь, что существуешь.
У меня нет глаз, нет ушей, нет рук, ног – ничего нет.
Но боль есть.
Я растворяюсь в боли.
Я размытое пятно, пылинка, вспышка на сетчатке глаза.
Это еще что такое?
Ты че, книжку пишешь?
По парте легонько стукнула узкая ладонь с громадным железным кольцом. Дина.
– Убери, пожалуйста.
Физичка никогда не кричала и не требовала, она просила. Бунтовать против просьбы было сложно. И тупо. Карина отправила сообщение и спрятала руку с телефоном под парту.
– … понятие цвета неотделимо от понятия квалиа, потому что квалиа – это субъективный аспект восприятия цвета. Квалиа обозначает то, как вещи выглядят для нас. Это краеугольное понятие–
– Алеша, ты уверен, что сейчас стоит затрагивать философские вопросы? – мягко спросила Дина.
– Конечно. Это ключевой момент в понимании–
Но Карина так и не узнала, в понимании чего, потому что дверь с грохотом распахнулась. От неожиданности Карина уронила телефон. Все головы в классе повернулись, даже Жаров – вот счастье – заткнулся.
В кабинет, прихрамывая, вошла завуч Валентина Владимировна. По легенде ее сбили с ног бешеные пятиклассники, она упала и сломала ногу, которая неправильно срослась. Но мама, которая одно время работала с дочкой Валентины Владимировны, говорила, что это старая травма, а легенда придумана для того, чтобы быстрее приводить разбушевавшихся учеников в чувство.
– Извинитединалексаннаянаминуту. – Валентина Владимировна не говорила, а тараторила. – Драсьтедети.
«Дети» запоздало поднялись и сели обратно.
– Увасновенькийзнакомтесьильятимохин.
Из-за массивной спины Валентины вышел парень. Среднего роста, волосы темные, довольно длинные. Одет в джинсы и толстовку с капюшоном, на плече рюкзак. Очень красивый парень. Точеные черты лица, высокие скулы, насмешливый взгляд. С предпоследней парты Карина не могла разглядеть, какого они цвета, но ей это было не нужно. Она точно знала, какого. Орехового.
Парень был точной копией отца в молодости.
Илья Тимохин.
Скороговорка завуча наконец разложилась в голове на отдельные слова.
Тимохина Инга…
Илья…
Это он. Ее сын. Его сын. Брат. Ее брат.
Леденея от ужаса, Карина следила за тем, как Дина подошла к новенькому, что-то сказала, оглядела класс в поисках свободного места. Свободное место было одно. За Кариной, рядом с Жаровым, который сейчас стоял у доски.
Выбежать из класса? Нырнуть под парту? Спрятаться за учебником? В любом случае она будет выглядеть идиоткой. На нее смотрят все. То есть не на нее, а на новенького, ведь он идет к ее ряду, к ее парте. Знает – не знает? Знает – не знает? Сердце Карины бухало о ребра. Знает ли этот парень, что здесь учится его сестра? Знает ли он, как она выглядит, как ее зовут? Специально попросился в их класс, или это просто совпадение? Очередное «совпадение»?
Парень шел к парте, ни на кого не глядя. На его лице застыло презрительное выражение, из-за которого он был меньше похож на папу. Карине стало чуть легче. Похоже, он ничего не знает. Или ему наплевать. Или… Да неважно.
Карина сползла вниз по стулу, опустила голову. Тимохин прошел мимо, сел сзади.
– Продолжай, Алеша, у тебя шесть минут, – сказала Дина.
– Тогда я перейду к заключительной части, – пробубнил Жаров. – Подводя итог, хочу сказать простыми словами. У разных людей разные характеристики восприятия глаза. Поэтому глупо спорить о том, какого цвета тот или иной предмет. Для разных людей он будет разного цвета.
– Ну это ты гонишь, Жаров… – пробормотал Никифоров с первой парты.
– Нужны доказательства? Пожалуйста.
Жаров достал из-под стола большую спортивную сумку, набитую чем-то явно тяжелым. С трудом затащил ее на стол, открыл и выкатил оттуда камень.
Но что это был за камень… У Карины отвисла челюсть. Где он такое взял? Ограбил музей? Или виллу миллиардера?
– Я хочу, чтобы вы мне сказали, какого это цвета.
Одноклассники загоготали.
– А сам не видишь?
– Ослеп?
– Чего там говорить?
– Серого цвета!
– Это серый!
– Обычный камень, Жаров.
– Побольше не нашлось? Этот маловат.
– Обычный булыжник.
– Как ты его сюда допер?
– Серобуромалиновый в крапинку!
Вот тролли. Карина нахмурилась. Договорились что ли? Конечно, Жаров всех достал уже своим цветом. Но зачем же так? Тем более что эта штука… такая классная. Сияет как бриллиант, даже глазам больно. Но бриллиант таких размеров? Бред. Какое-то особое стекло… Или пластик, а внутри лампочка. Нет, пластик не может так выглядеть. И на лампочку не похоже. Где он все-таки его раздобыл?