Вера сняла мокрую одежду, сбегала в ванную и, вытирая волосы полотенцем, вернулась обратно.

– Сказала же, уходи, а то… – Вера подошла поближе и, уже не обращая внимание на голую сестру, стала рассматривать картину. «Здорово, вроде как серые мазки, словно грязь перемешали, но чувствую тепло. Мне кажется, луч солнца скрылся и еще немного, и он вернется». Девушка нагнула голову, вспомнила тот день, когда сама рисовала кувшин, тогда папа скосил траву. «Ах, какой был запах свежескошенной травы», – произнесла про себя и, обняв сестренку, поцеловала ее в щечку. – А помнишь, мама сварила молодую картошку?

– Я огурцов нарвала, ты еще возмущалась, почему так много, а ведь все съела.

– Было здорово. У тебя красиво получилось, а почему такие цвета?

– Я еще не закончила.

– Может оденешься?

– Нет, постой. Пробовала рисовать в одежде, но она мешает, словно я в коконе, руки не двигаются, а в голове все серо.

Вера посмотрела на разбросанную одежду, еще раз чмокнула сестру и пошла одеваться.

– Ты еще долго? Скоро муж придет.

– Муж-муж, – пропела Настя и, сделав последний мазок из ярко-желтой краски, отошла в сторону.

Вера смотрела на свою сестру, она была не той плоской доской, что еще год назад.

– Ну, что скажешь? – не выдержав паузы, спросила Настя.

– Красивая.

– Честно?

– Ну да. А ты уже целовалась со своим Денисом?

– Да я тебе про картину.

– А, картина! Ну да, очень, я бы даже сказала, – Вера замолчала, прижалась к сестре, сразу почувствовала горячее тело. Смотрела на холст, назвать картиной это нельзя, но последний мазок, что оставила на кувшине, все изменил. Теперь серые краски заиграли, в них появилось настроение и тепло, точно такое же, что шло от тела сестры. – Ты талант.

– Сказала так, чтобы я не расстраивалась.

– Нет, у тебя легкая рука, надо рисовать. Но в следующий раз рисуй одетой, не хочу, чтобы увидел Алексей.

– А он ничего.

– Муж?

– Жучок! Разве не заметила, он у меня вот тут сидит.

– Фух… Красивый жучок, а теперь на, – Вера всучила сестре одежду и вытолкнула из комнаты.

Настя была влюблена, может в Дениса, а может в Стасика, не говорила, но пела каждый день. Вера затыкала уши, кричала на сестру, чтобы дала утром поспать. А вечером, придя из училища, видела новую картину. Обычно она рисовала простые предметы: книгу, значки, пуговицы или старую куклу, что нашла в коробке. Но в ее работах была жизнь, хотелось вытянуть руку и дотронуться до прошлогодней листвы. Картины были живыми и наполненными энергией.

– Они волшебные, правда? – когда Настя убежала из дома, Вера спросила своего мужа.

После того как сыграли свадьбу и уже хотели снять квартиру, их мама умерла. Настя долго рыдала, а когда никого не было дома, начинала выть, словно ее били плетью. Теть Зоя, что жила по соседству, предложила таблетки, но Вера знала, как успокоить сестру, делала это еще в детстве. Она ложилась с ней в постель и, поглаживая тело девушки, тихо пела песни.

– А что в них такого? – спросил Алексей.

– Ты разве не чувствуешь? Они светятся, словно живые, вот, протяни руку, только не касайся, краска еще не просохла, – мужчина так и сделал. – Чувствуешь?

– Тепло.

– Вот и я о том же. Здорово, правда?

– Кстати, как твоя голова?

Последний год у Веры в висках трещало, думала, что это на погоду, не могла спать, и только обезболивающие спасали ее.

– Я даже, – Вера заморгала ресницами, в последние дни было много дел и как-то забыла про головную боль. – Не болит.

– Тогда в выходные пойдем в кино.

– А Настя?

– Куда же без нее. Странно, что еще с нами не спит.

– Нечего пялиться на нее, она моя сестра, понял?

Уже через месяц Вера заметила, что цвета на картинах Насти стали не такими теплыми. Пришла пораньше домой, сестра сидела перед мольбертом, но в этот раз была одетой.

– Не мешает? – поинтересовалась она и взглянула на холст.

– Прохладно, – в голосе чувствовалась грусть.

– Что-то случилось?

– Нет, все хорошо, – тут же ответила девушка, но рука дрогнула, и мазок лег криво.

– Он ушел? – Вера имела в виду Стаса, в которого влюбилась сестра.

Настя кивнула.

– Не жалей об этом, уже прошло, теперь ты со мной, верно?

– Да, – чуть ли не плача ответила Настя и, отложив в сторону кисть, повернулась к сестре.

Прошло несколько лет.

Вера призналась себе, что, закончив Тюменской колледж искусств, стала заурядным художником, а вот ее сестра расцвела. Когда Настя влюбилась и впервые взяла кисточку в руки, превратилась в гения. Она могла рисовать днями и ночами, а порой наоборот не подходила к полотну неделями, а затем все с самого начала. Сперва Вера злилась на сестру, смотрела, как она могла, сделав несколько мазков, оживить картину. «Они живые, в них энергия», – говорила про себя, ощущая ладонью тепло, что шло от холста.

– Тебе не холодно? – рано проснувшись и плотно закрыв за собой дверь, спросила Вера.

– Нет, даже жарко.

Сестра передернула плечами, было еще рано, и солнце только показалось из-за девятиэтажки, что стояла на другом конце парка. По тому, как одета Настя, можно судить о ее душевном состоянии. Вот и сейчас, даже не умывшись, сбросив одежду, сидела перед холстом и мычала себе под нос, старательно выводила уши кролика. Вера взяла плед и накинула его на голые плечи сестры.

– Так лучше?

– Спасибо, я скоро закончу, еще немного, и все будет готово.

– Порой мне кажется, твои картины живут своей жизнью, вот и кролик посидит и убежит.

– Хи… – хихикнула Настя, повернула голову и вытянула губки для поцелуя.

Когда девушка рисовала, в комнату могла войти только ее сестра, Алексей тоже хотел бы посмотреть, но Вера категорически запрещала открывать дверь. Настя не могла рисовать одетой, сбрасывала одежду, садилась на старенький стульчик, брала тряпочку, вытирала кисти и, даже не успев подумать о сюжете, сразу начинала рисовать. Вера могла часами наблюдать за своей сестрой, порой и она пробовала так же рисовать, но уже через полчаса начинала дрожать от холода, и тогда мысли только и крутились вокруг теплого пледа.

– Заканчивай, я сейчас приготовлю завтрак.

– Бегу-бегу, еще немного и… – весело ответила Настя.

– Может без «и»?

– Вот-вот, чуток и…

Вера поцеловала сестру в обнаженное плечо, а та даже не заметила прикосновения, открыла белую краску. Последний штрих, он всегда был ярким, порой нелепым и, как казалось Вере, безвкусным и портящим картину, но именно последний мазок и заставлял холст светиться.

– Я готова.

– Ты моя прелесть.

Теперь Вера уже не строила перед собой радужных планов стать великой художницей, ей была Настя, а она только агент, что договаривается с музеями и выставочными залами.

– Что там слышно про вирус?

– Опять из Китая, похоже, они это делают специально.

– Вирус?

– Ну да, то птичий, то свиной, то Эбола, а теперь коронавирус.

– Эбола из Африки, – поправила Настя.

– Все равно. Китай сам это делает или их травят, не знаю точно.

Настя редко включала телевизор, но и ей стало интересно. Как говорят дикторы, все началось с городка Ухань, в провинции Хубэй, что в центральном Китае. Еще в декабре 2019 были обнаружены первые заболевшие, а уже в январе 2020 Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила эту вспышку чрезвычайной ситуацией, а с 11 марта – пандемией. Вот тогда и началась суматоха, дикторы только об этом и говорили, словно ничего другого в мире не происходило.

– Быстро умываться. Стой! – крикнула Вера, видя, что сестра пошла к двери. – Оденься. Прошу, не забывай, в доме чужой мужчина.

– Он же твой муж.

– Мой, но не твой. Одевайся.

– Как скажешь.

– И как ты не мерзнешь, я бы уже околела.

Вера не понимала сестру, но знала наверняка, Настя не могла по-другому рисовать. Ей нужны были два фактора: первое – любить (подойдет и влюбленность), второе – чтобы ей никто не мешал, и тогда она, раздевшись догола, могла погрузиться в транс. Вера часто наблюдала за тем, как сестра рисует, никакого эскиза, могла с полчаса не шевелясь смотреть на холст, а после, даже не посмотрев, какую берет краску, сразу рисовать. Но картины всегда получались волшебными, они обладали особой энергией, и Вера это уже точно знала. Для проверки своей идеи она на время дала маленькое полотно с ежиком Полине Рябухиной. Она жаловалась, что зрение ухудшилось, глаза стали болеть и появилась пульсация в висках. Картина провисела над рабочим столом всего с месяц, сперва перестали болеть глаза, а после Полина даже не заметила, но зрение восстановилось. Тогда Вера посчитала это случайностью и, взяв другую картину, где Настя изобразила стрижа, что сидел на песчаном обрыве, дала ее Келасовой Марине. Та после развода долго пила успокоительные, даже с неделю лежала в больнице, а затем наступило безразличие, или, как говорят, пришла депрессия. И в этот раз картина помогла, уже через неделю Марина прибежала к Вере и потянула ее в кафе.