Улит вернулся на диван.

– Чикфанил, можете объяснить, что случилось?

– Я играл ночную музыку болот, – принялся рассказывать Чикфанил.

– Что за ночная музыка болот?

– Старинные народные мелодии – напоминания о былом. Когда мне не спится, а мне часто не спится, я исполняю музыку болот для постояльцев, чтобы им спалось крепче. Пришёл важный Улит, принялся кричать и отобрал смычок. Он явно был чем-то недоволен, но чем, понять не могу. На крики спустился один из постояльцев, Уддок Док. Он что-то сказал, и они начали драться.

– А Уддок Док, что он хотел?

– В морду, – буркнул Улит. – Он меня уродом назвал и хотел выставить на улицу.

– А может ты и вел себя как урод?

– Я не вёл себя как урод, я хотел спать, а старый маразматик пиликал на этой железке!

– Не было пиликания, – поспешил заверить Чикфанил. – Я играл ночную музыку болот. Ничего приятнее и полезнее для сна не бывает. Это каждому муслину известно.

Улит открыл было рот, но Верум показал ему кулак.

– Улит, иди спать, нам завтра ещё библиотеку искать.

Улит, продолжая ворчать, поднялся в гостеквартиру.

Подождав, когда скроется свет фонаря, Верум сказал:

– Чикфанил, я прошу прощения за бурное поведение моего друга. Это какое-то недоразумение.

– Ничего, ничего, – пробормотал старик. – Сегодня уж играть не буду.

– Не недоразумение, – поправил Уддок, выходя из умывальни. В руке он держал свою спальную сеточку, а волосы обмотал полотенцем на манер тюрбана. – Типичное поведение землянина, явившегося в наши земли и думающего, что ему всё дозволено только из-за того, что его цивилизация более развита, чем наша. Если бы я знал, что в этом доме живут земляне, я бы объехал грязный городишко и переночевал на ферме.

– Если Улит вас чем-то оскорбил… – не совсем удачно начал Верум.

– Оскорбил? – Уддок издевательски расхохотался. – Он вывалял… уронил меня на грязный пол. Перебудил весь сонодом, а мне пришлось принимать душ посреди ночи.

– Предлагаю подождать до утра.

– А что утро? – искренне удивился Уддок. – Утром я собираю вещи и уезжаю. Засим всё, инопланетное ничтожество!

Уддок с гордо поднятой головой поднялся по лестнице, скрипя мокрыми тапками из резины. Верум понадеялся, что Улит, затушив фонарь, не устроил засаду с табуреткой в руках где-нибудь в темноте.

– Кто этот Уддок? – спросил Верум хозяина гостиницы.

– Он приехал десятину назад, – сказал Чикфанил. – Говорит, что хочет присмотреть землю. Он востоковец. А востоковцы, – тут хозяин гостиницы понизил голос, – недолюбливают землян. Говорят…

– Что? – подбодрил старика Верум. – Почему востоковцы недолюбливают нас?

– Боюсь, – промямлил старик, – это может вас оскорбить. Я бы не хотел ссориться с такими важными особами, как вы.

– Мы не важные особы, – поправил Верум, – просто Улит мастак в головологии, любит пускать пыль в глаза. Я не обижусь, говорите.

– Но только между нами. – Чикфанил быстро зашептал: – На Востоке Материка вы, как бы сказать, не очень-то и популярны. Вам там совсем нет веры. Востоковцы думают, что вы хотите обмануть всех муслинов и поработить нас.

– Спасибо за разъяснения, – кивнул Верум. – Надеюсь, утром всё наладится.

Он вернулся в номер. Улит лежал в постели, будто и не покидал её.

– Утром извинись перед муслином, с которым вы сцепились, как два уличных кота, – сказал Верум. – Помнишь слова начальника космопорта о востоковцах? Этот тип как раз с Востока. Может шум поднять, своим министрам пожаловаться, или кто там у них. А если в нашем посольстве узнают о твоей выходке, то возьмут под арест и вышлют с Яппы. Что отцу скажешь?

Сын известного писателя хранил молчание.

Утром Верум, спросив у Чикфанила номер комнаты Уддока, постучался к востоковцу. Уддок крикнул, что кто бы там ни был, может убираться, так как он, Уддок, занят тем, что собирает вещи и намеревается покинуть насквозь провонявший землянами сонодом.

Поняв, что разговаривать с ним бессмысленно, Верум присоединился к Улиту, который умывался в душевой на первом этаже.

– Я поднимался к тому типу, – сказал Верум, намыливая подбородок, – он собирает вещи. Боюсь, нажалуется властям, и у нас могут быть неприятности, в том числе и у тебя с отцом. Ты бы поднялся к нему и извинился.

Улит зловеще молчал. И с ним разговаривать было бессмысленно.

Перекусив в гостиничной столовой вполне съедобным – может, несколько солоноватым – мясом и запив его местным – может, несколько кисловатым – чаем, Верум решил приступить к поискам библиотеки. Чикфанил понятия не имел о том, где искать "библиотека".

Однако на улице их ожидал сюрприз. Перед гостиницей стояли дюжины две муслинов и все, как один, уставились на землян. У шестерых на лямке через шею висели какие-то приспособления. Высокий муслин, похожий на передвижную миницистерну, с толстыми руками и ногами и мясистым лицом с мясистым носом и тремя подбородками, одетый во всё зелёное, под цвет муслинской кожи, махнул рукой.

Трое муслинов с помощью своих аппаратов, судя по всему музыкальных инструментов, начали издавать на редкость отвратные звуки, заунывно-скрипучие и тоскливо-визжащие. А громче всех старательно сипел муслин, усиленно дувший в желтый металлический шар с дырочками снизу и мундштуком сверху.

Три полные муслинки крутили ручки жёлтых ящиков, извлекая из них мерный скрип. В такт ему они громко и утробно ревели и рычали. Трудно было поверить, что кто-то, тем более женщины, пусть и не земные, могут так громко и страшно рычать. Густые голоса муслинок легко выделялись из сопровождающей их гамообразной муслинской музыки. Возможно, их рычащее песнопение было самым приятным из того, что обрушилось на барабанные перепонки бедных землян. В чём заключалась суть происходящего, Верум с Улитом не понимали.

– Вот! – мрачно произнёс молчавший до этого Улит, показывая пальцем на оркестр и певичек. – Теперь и ты слышишь это!

– Слышу, – согласился Верум, – только не истерю. Веди себя спокойно. Давай посмотрим, что будет дальше. Послушай, ведь хорошо рычат, громко и с чувством.

Очередной взмах руки цисцерноподобного муслина в зелёном завершил музыкальное представление. Муслин о трёх подбородках шагнул вперед, выставил могучую грудь, плавно переходящую в могучий живот, и внушительно произнёс:

– Я, Трощ Орт, горовождь Гимгилимов, желаю славных ночей столь важным гостям с великой и важной Земли! Обещаю, что время, проведённое в нашем замечательном городе, станет для вас незабываемым! Ыа! Ыа! Ыа!

«Ыа! Ыа! Ыа!» подхватила вся делегация. Улит устало и обречённо произнёс:

– Мы попали на планету дебилов. Отсталых зелёных дебилов.

– Успокойся, – ответил Верум. – Они, наверное, высказывают уважение к нам. Хотя… несколько непривычным для нас образом. Но это ли не приём, который заслужил сын известного писателя? А "горовождь", полагаю, означает "мэр".

Тем временем огромный Трощ Орт стоял и улыбался, как мог бы улыбаться варан, если бы обладал хоть каплей дружелюбности. Свита безмолвствовала. Улит сделал каменное лицо. Верум спустился с крыльца и подошёл к дородному мэру.

– Меня зовут Верум Олди, это мой товарищ Улит Тутли, – представился Верум. – Мы…

– А, за добавкой явился?! – воскликнул Улит.

На крыльце с огромным коричневым чемоданом и растерянным выражением лица стоял востоковец Уддок. Улит начал воинственно поигрывать тростью.

– Ты набросился на меня ночью, – начал Улит, – назвал уродом…

– Ты и есть урод! – заявил Уддок.

Реакция горовождя Троща была мгновенной и жёсткой.

– Взять под стражу наглеца, посмевшего оскорбить важных землян!

Откуда-то из-за спин муслинов выбежали трое в чёрно-жёлтой полосатой форме. Двое схватили Уддока под мышки и поволокли к двум стоявшим поодаль фургонам, тоже чёрно-жёлтым. Третий сцапал чемодан востоковца.

– Эй! – возмущённо вопил уволакиваемый Уддок. – Совсем рехнулись?! Ради пришлых своих в тюрьмы бросаете?! Ничего, Восток покажет поганым пришельцам с Земли! Вы ещё услышите о нас! И обо мне тоже услышите!