Естественно, он был в курсе того, что творилось в Москве. На седьмое число так называемая оппозиция назначила большой смотр сил. Так называемой ее называла газета, сотрудником которой являлся Алексей. Сама она величала себя демократическими силами и сторонниками перемен. Через семнадцать лет после завершения перестройки борцы за свободу опять напоминали о себе. Впрочем, их состав заметно изменился: ярые трибуны краткой эпохи Горбачева в основном покинули страну. Власть не чинила им препятствий с выездом – более того, настойчиво предлагала всем несогласным воспользоваться такой возможностью.
Сейчас мало кто мог припомнить имена Афанасьева, Попова, Собчака, Станкевича, Старовойтовой и даже непреклонного Гдляна с его обязательным напарником Ивановым. Ни одного из этих людей не упоминали в учебниках истории. Только об академике Сахарове «Большая советская энциклопедия» в дополнительном томе скупо писала, что тот «подпал под влияние крайних антикоммунистических элементов, которые пытались использовать его как знамя».
Новые демократы выросли на ниве лояльных властям общественных организаций, существовавших и после упрочения социалистического строя. На местах к ним примкнули несколько десятков районных и даже городских депутатов, главным образом беспартийных. Наличие таковых допускалось в качестве одного из признаков подлинной демократии. Третьей составной частью оппозиции стали всяческие неформальные группы и клубы, которые объединяли главным образом городскую молодежь. Породила такое явление, как ни странно, сама КПСС, чье высшее руководство вдруг провозгласило беспощадную борьбу с коррупцией.
Конечно, партийными идеологами двигали самые лучшие побуждения. Девяностые годы с их дешевой нефтью не слишком стимулировали аппетиты ответственных лиц. То есть, аппетиты потенциально были, но почва для их применения оставалась скудной. За перестройкой последовало десятилетие сбалансированных госбюджетов, когда широкие массы выживали благодаря свободной торговле и земельной реформе. Землю давали всем желающим лишь с одним условием – обрабатывать ее.
Зато, когда «черное золото» принялось дорожать как на дрожжах, разом ожили и торговля, и сфера услуг. Помимо продовольственных рынков, пышно расцвели магазины и магазинчики, ателье, рестораны, кафе. На просторы Советского Союза с его растущей платежеспособностью населения живо подтянулся иностранный капитал, готовый заключать выгодные контракты и учреждать совместные предприятия. Как тут было устоять слабым людям перед могучими финансовыми потоками?..
– Мужчина, осторожнее! Красный горит.
Алексей вскинул голову. Милиционер указывал ему на светофор у перехода через Каланчевскую улицу. То был добродушный на вид, чем-то напоминавший олимпийского Мишку круглолицый парень лет двадцати пяти, в светоотражающей жилетке с надписью «ГАИ» поверх форменной куртки. Эти жилетки тоже появились недавно, как часть опыта, перенимаемого на Западе.
Журналист печатного органа ЦК благодарно кивнул в ответ.
– Извините, задумался.
Страж закона жестом показал, что всё, дескать, нормально.
Мы наступили на те же самые грабли, продолжал размышлять Алексей, ожидая зеленого света. «Краснодарское дело», «узбекское дело»4… нечто подобное уже было. Мы считали, что уроки извлечены, все надлежащие выводы сделаны, а снаряд в одну воронку дважды не падает. В итоге пожинаем плоды.
МВД и КГБ синхронно докладывали о небывалом росте всевозможных злоупотреблений в сфере экономики и финансов, и на самом верху, где регулярно ссылались на опыт Китая, решили творчески применить его на одной шестой части суши. Показательные суды над коррупционерами, однако, не поправили общую статистику преступлений. Да и уровень подсудимых заставлял предполагать, что в сети попадала далеко не самая жирная рыба. Поэтому силу своих карающих органов партия подкрепила воспитательной кампанией, призванной создать атмосферу нетерпимости к злоупотреблениям.
Тогда-то и поднялась низовая самодеятельность. Душить ее было как-то неудобно, ибо активисты наперебой ссылались на призывы Политбюро и выступали вроде бы за дальнейшее улучшение социализма. Их лозунг борьбы с ворами и жуликами собирал воедино всех недовольных существующими порядками, и вот вам, получите – в День конституции СССР5 оппозиция созывает митинг на Пушкинской площади. Радиоголоса на Западе уже окрестили его всесоюзной протестной акцией.
Иван Денисович Беляев, студент третьего курса факультета журналистики МГУ, был намерен принять участие в этой акции. На прошлой неделе Денис Беляев, его отец, имел с ним беседу.
– С ваших партбилетов кровь капает, – невозмутимо объявил Иван.
Денис аж зубами заскрипел, но сдержался.
– Хорошо, что ты дома это говоришь, но не вздумай где-то еще, – ответил он.
– Седьмого числа скажем на всю страну, – пообещал сын.
– И чего этим добьетесь?
– Посмотрим. Идеи материальны.
Специальный корреспондент международного отдела «Известий» встал с дивана и описал круг по гостиной. Жена молча слушала их спор, стоя в дверном проеме, который вел в прихожую.
– Ваня, – сказал он примирительно, – не пори чушь, пожалуйста. Ты знаешь сам, что никакого партбилета у меня нет. Это раз. Крови в прошлом хватало, но от таких методов отказались на самом высоком уровне много лет назад. Это два. Если сегодня начать снова тыкать в рану палкой, то кому станет лучше? Это…
– Предлагаете забыть?
Сын смотрел на него совершенно чужими глазами, и Денису стало страшно от того, что слова будто отскакивают от невидимого стекла.
– Лично я не предлагаю забыть. Ты и книги эти прочел – Солженицына, Шаламова, Солоневича, Гинзбург – только потому, что они у нас дома есть, – Денис предпринял еще одну попытку достучаться. – Но ведь надо же понимать: на дворе теперь совершенно другая эпоха. С тех пор поколения сменились! Страна только из затяжного кризиса выбралась, есть реальный рост, перспективы…
– Поколения сменились, а вожди всё те же? – издевательски прокомментировал Иван.
Денис чуть не треснул кулаком по столу.
– Наши вожди, конечно, засиделись в кабинетах. Тут я не спорю. Но предлагаю посмотреть с другой стороны. Они уже старики, им в любом случае осталось недолго. Ну, давай представим, что это премия такая за прошлые заслуги. Они ведь государство спасли от распада, от катастрофы. Этого ты не будешь отрицать?
Иван затянул с ответом. Отец почувствовал, что он тщательно подбирает слова. В дискуссию вмешалась Ирина.
– Может, пойдем ужинать?
– Подожди! – Денис предупреждающе поднял руку.
– Я отвечу, – кивнул Иван. – Меня учили думать. Мама учила, ты учил… на своем примере. Я и сам думал о том, что ты мне сейчас сказал. Читал стенографические отчеты тех съездов, речи Михаила Сергеевича про перестройку. Да, другая эпоха. Да, много там наивного, неверного, но была живая жизнь, а не ваша девяностолетняя мертвечина.
– Иван! – гневно воскликнула Ирина.
– Дай договорить, – повысил голос Денис.
Жена удивленно посмотрела на него.
– Не знаю, был бы распад страны или нет. Теперь это всё гипотезы. В остатке одно: семнадцать лет несменяемой власти. Естественно, отсюда и кумовство, и воровство. Как иначе, если нет конкуренции?.. Социализм с элементами капитализма? Капитализм под красным флагом? Я не знаю, как это чудо называется. Только построили его для узкого круга, для своих друзей-товарищей. И мы должны еще ждать, пока эти старики вымрут?
Выдав такую тираду, молодой человек замолчал.
– Знаешь, иногда один день может перечеркнуть всю жизнь. Разумнее просто потерпеть. У тебя для этого время есть, – тихо сказал Денис.
– А тебе своей жизни не жалко? – спросил у него сын-оппозиционер.
То, о чем рассказала ему Ирина, Алексей представил себе очень хорошо, в деталях. Он прекрасно помнил уютную гостиную в квартире с высокими потолками. Хозяйка сама заказывала ремонт и контролировала ход работ, мебель подбирала она же, на свой вкус. Впрочем, Денис полностью доверял ей в вопросах быта. Его сына Алексей тоже помнил. При последней встрече он даже слегка поразился, до чего Иван похож на своего отца со свадебной фотографии. Только прическа у старшего Беляева тогда была пышнее, в стиле конца восьмидесятых.