Зрители рэшили, шо прынц Датский и мать его сказали всё перэд тем, как преставиться, и дружно зааплодировали. А я, ваш покорный слуга, упал на сцене «замертво», рядом с матерью-королевой, набив огромную шишку на затылке. Не рассчитал падение. Шо я артист? Хотя да, ещё тот артист погорелого театра.

– Дедушка Яков расскажите о своих братьях, – просили слушательницы.

– Братья. Ви знаете, какое счастье, когда у вас столько рОдных людей? Нас было тринадцать синовей у матери с отцом. Шо мы витворяли? Мама рожала каждый год. Отец мечтал о дочери, ожидая перэд каждым рождением рэбёнка, чуда. Но чуда не происходило, снова и снова рождались мальчишки. После рождение тринадцатого по счёту сина – сопливого Сеньки, мама пошла работать. Привоз, самое главное место Одессы, да шо я вам рассказываю, ви и сами знаете. Мама торговала на Привозе, а ми ей помогали. Наша семья стала лучче жить, когда мама пошла работать. Ми стали лучче кушать, как ни странно. Со врэменем, когда она была уже на девятом месяце берэменности, отцу пришлось полностью её заменить. Днём он торговал овощами, а ночами шил обувъ. А! Я же вам не рассказал, шо мама неожиданно стала берэменной! Это произошло по недоразумению, как объяснил папа.

Чувствовала сибя мама ужасно. Её тошнило, рвало. Она похудела. Врачи у неё обнаружили опухоль, которую потом назвали Симха. Так, в возрасте пятидесяти трёх лет, наша мама рОдила долгожданную дочь. Ми радовались за мать и отца. Наконец, мечта папы сбилась. Теперъ наша мама била уверена, шо исполнила свой долг перэд мужем и Богом.

Проходили годы.

В семье старшего брата Семёна произошла страшная трагедия. Во врэмя родов от потери крови умерла его любимая жена Беллочка. Её смерть потрясла всех. Кто мог подумать, что наша Белла – красавица, хохотушка, уйдёт из жизни так рано. Родив троих синовей, умерэть во врэмя четвертых родов вместе с долгожданной дочерью! Они так мечтали о дочери, – старик утер ладонью слёзы. – Семён с семьёй уже несколько лет жил в Ленинграде. Он окончил актерский факультет при институте, …дай бог памяти, и работал актером в театре имени Кирова. Семён, Семён! – старик тяжело вздохнул. – Прошло несколько месяцев после смерти Беллы, – продолжил, – ми, как могли поддерживали его и несчастных сирот.

Я и Арон, брат старший миня на год, поехали в Питер.

Семён сильно пил. Было чувство, шо со смертью жены он и сам умер. Просипаясь, он ехал на кладбище. Лежа на могиле Беллочки, пил с бутылки водку, обнимая землю, разговаривая с женой.

Я написал родителям длинное письмо, в котором подробно рассказал о том, шо твориться с Семеном. Его надо было спасать.

Наша мама плакала и днём, и ночью, думая о старшем сине и внуках.

В один из дней, когда все спали, они с отцом на кухне долго о чем-то говорили. Потом мама уехала. Но вернулась в Одессу не одна. С ней, из местечка Тульчина, Винницкой области, приехала мать покойной Беллочки, Софья Адамовна.

– Ми с вами, дорогая сватья, обязаны спасти семью вашей дочери и моего сина, – сказала, наливая душистый чай в чашку. – Семён пьет, не работает. Не слушает никого. Он обязан жить, воспитывать детей. Он нуждается в помощи.

Софья Адамовна горько рыдала.

– Я все понимаю, – произнесла сквозь слезы – Моя единственная дочь, моя Беллочка. Фейга дорогая, как жить мине без нее? Как жить детЯм без матери? Семёну без любимой жены? Не знаю. Кто бы мог подумать, шо она оставит нас так рано…

На столе перед ними стоял портрет улыбающейся Беллы.

– Доченька, – шептала Софья Адамовна, – прости, не уберегла тибя. Вместо счастья и радости …такое горе.

Она гладила портрет дрожащими пальцами, прижимая к груди.

– Я поеду в Ленинград, – неожиданно произнесла Софья Адамовна. – Так я решила. Внуки и Семен будут под моим присмотром. В конце концов, шо мине делать в Тульчино? Кто у меня остался на этом свете кроме них? – она подняла взгляд на притихшую Фейгу.

С приездом Софьи Адамовны в Питер, жизнь семьи старшего брата медленно налаживалась. Семён бросил пить, вернулся на работу. Постоянные гастроли, спэктакли, рэпетиции отвлекали от горя и боли, не дающих покоя душе и сэрдцу. Но рядом всегда била Софья Адамовна. Заботливая, любящая, так напоминающая ему его покойную Беллочку.

Как страшно хоронить близких людей! – произнёс Яков и надолго замолчал. – Хорошая у нас била семья, дружная, – старик грустно улыбнулся, всматриваясь в небесную синеву.

– Что было потом? – спросила уставшая немолодая женщина, баюкая на руках внука.

– А потом была война. Ужасная война изменившая наши жизни. Ой, вей, если бы не война, если бы не война…

Детей нам с Розой Б-г не дал, а я всю жизнь, как и наш отец, мечтал о синовьях и дочери. В сорок первом гОде нашему дорогому папе исполнилось семьдесят семь, а мамочке должно било исполниться семьдесят лет. Ми собирались праздновать её юбилей девятого августа, накрив стол в нашем старом двОре, позвав дорогих соседей, друзей. В этот день должна была съехаться вся наша большая семья. Как ми ждали этого, но война все изменила.

Женщина тихо напевала колыбельную, покачивая коляску с младенцем.

В молчание прошло четверть часа.

– Мои родители были расстреляны в Бабьем Яру, – произнесла, – а меня, трёхлетнюю девочку, спасли соседи. Простые, русские люди у которых я прожила страшные военные годы. Уже после войны они разыскали бабушку, так я оказалась в Одессе. Бабушка чудом осталась жива. Она рассказывала мне, о том, что вытворяли здесь румынские гады и фашисты. Она прошла все круги ада, находясь в еврейском гетто. Мой дедушка и дядя были заживо сожжены. Я вас так понимаю…

Старик покачал головой, погладив женщину по руке.

– Ми воевали за Родину, за светлое будущее детей, внуков, правнуков. В рОдной Одессе остались наши родители, жены, дети. Близнецам моего брата Натана – Игалю и Гаю било по тринадцать лет, а старшему сину Вениамина – Гарику, исполнилось десять лет. Пацаны рвались на фронт, но их не взяли. В военкомате сказали: «Не доросли до войны».

Говорили, шо они втроем сбежали с военным эшелоном. Этот эшелон разбомбили фашистские самолёты. Может быть, может быть, …иначе бы они обязательно вернулись.

Самый младший брат, вечно обкаканный Сенька, работал на военном заводе. На фронт его не брали, у него была бронь. Так, шо ви думаете он сделал? Сеня таки ушел воевать. А шо витворяли синовья Юлика и Арона, вам лучче не знать. Самуилу и Давиду не было и девяти лет. Но они так рвались на фронт бить фашистов, шо устраивали матерям и бабушке с дедушкой вирванные годы. Когда Одессу оккупировали враги, мальчишки где-то раздобыв гранаты, взорвали штаб с каким-то генералом. Им удалось убежать. Дома они рассказали деду, нашему отцу, о том, шо сотворили. Он надрал им жопы и приказал молчать. Мама дорогая, кто об этом рассказивает вслух?

Наша сестра Симха мечтала стать врачом. Когда началась война, она закончила школу. Окончив курсы медсестер, ушла на фронт. Ми воевали в пехоте. Залман и Мендель – в танковых войсках. Как я гордился своими братьями!

Говорили, шо мы рОдились в «рубашках». За годы войны никто из нас не был убит. Прэдставляете? А сколько смэрти повидали, скольких друзей потеряли…

Военный эшелон, в котором ми возвращались домой, встрэчала вся Одесса – наш родной, любимый город. Среди там были наша мама, отец, жёны, дети…

Тяжелое было врэмя, но главное, шо закончилась война. Все вернулись к мирной жизни, отстраивая разруху, строя будущую жизню.

Семён после войны стал знаменитым на весь Ленинград артистом. Мойша пошёл работать в милицию. Потом из органов его уволили, потому шо Фима, Даник, Веня с жёнами и детЯми оказались прэдателями Родины. Прэдателями Родины…. Ви себе прэдставляете? Пять лет мои братья воевали за Родину с немецкой сволочью, шоб потом их назвали прэдателями! А всё из-за того, шо они эмигрировали в Америку. Ми много лет не имели с ними никакой связи. Это было ужасное врэмя. Они хотели жить по-другому, в другой стране. Кто мог им запретить рэшать свои судьбы? Мендель, Натан, Залман открыли в Одессе пекарню. Когда они были маленькими, мэчтали печь вкусный хлеб, шоб накормить семью досыта.