Заки кивнул головой, зыркнул на Альби и метнулся к двери. В гостиной стояла пронзительная тишина. Маджид тяжело посмотрел на Шамси, а потом с интересом на Камиля, как будто впервые его увидел.

- У тебя тоже есть доверенные альфы?

- Нет, – Камиль рванул ворот платья и вместе с пуговицами сорвал с себя ожерелье, он хотел молчать, но настойка ему этого не позволила, – мне не были нужны альфы. У меня есть семья сына. И хотя мой первенец погиб после наказания, но остались его сыновья и внуки. Мой сыночек давно выносил из дворца, что хотел, и из шахт ему везли самые крупные камни, а тебе что останется. Повезло, что этот дурачок Альби не стал копать глубже и довольствовался только смертью моего ребенка. У него во дворе, там, где конюшня, выкопан погреб и там лежат десять сундуков с драгоценностями. Шахты не так бедны, как ты думаешь, просто шахтерам надо было платить больше. У всех есть семьи.

- Кто эти люди? – скупо поинтересовался эмир.

Камиль схватил себя за горло, но настойка говорила сама по себе, выгребая из памяти омеги все имена и подробности. Заки, замерший у дверей, только загибал пальцы, пытаясь запомнить все имена, а потом, поймав взгляд эмира, опять метнулся к двери гарема, где уже сменились воины. Слуги, и личные, и кухонные, стояли под стенкой, как статуи, и боялись пошевелиться. – Ради, принеси таз с водой, отцу срочно надо помыть ноги, – скомандовал Альби, – Мурат, можно послать твоего Тото в мастерскую за новыми сапогами?

- Все, что угодно, – кивнул головой Мурат, – это ведь все ты затеял? Опоил нас чем-то? Какие секреты ты хочешь услышать от меня?

- Я хочу только одного действительно честного ответа от тебя, Мурат, – Альби смотрел на омегу, сурово сдвинув бровки, – ты будешь мстить Тиграну за смерть мужа?

- Нет, – ответил не задумываясь Мурат, – ты напрасно мне не веришь. Но наш эмират действительно умирал. Его не обворовывали, как этот, он просто иссяк, как колодец. А вместе с ним умирал эмир и мы, его омеги. Так что Зияддин, конечно, умер, но это было предопределено, но вот все омеги, как ни странно, выжили. Я, может, покажусь тебе бесчувственной сволочью, но я рад, что жив и, похоже, неплохо устроился. Я свободен. У меня есть деньги, я могу делать, что пожелаю. Замуж не хочу, я пока получаю наслаждение от такого покоя, когда никто не дергает и ничего не надо делать. Может, дальше мне и захочется чего-нибудь нового, но сейчас я с восторгом жду следующего омежьего дня в эмирате ад Мин. Целый день проведу в воде с рыбками, и очень хочется прокатиться на тех аттракционах вместе с биби. Я в прошлый раз постеснялся, но сегодня, когда слушал все ЭТО, вдруг понял, что жизнь непредсказуема и коротка, и надо успеть насладиться сегодняшним днем. Как говорится, не то плохо, что человек смертен, а то, что он внезапно смертен.

- Зинат, а почему ты остался? – Альби посмотрел, как тот зеленел и бледнел, но молчал.

- Он влюблен в меня, – Мурат потянулся и погладил удивленного до синевы приятеля, – да, я знал это. И уже давно. И мне эта любовь очень льстила. Приятно осознавать, что заслуживаешь такое чистое чувство, несмотря на все свои закидоны и выбрыки. Он долгие годы был моей опорой и поддержкой, никогда ничего не прося взамен. Он прикрывал меня перед мужем и помогал разбираться с зарвавшимися фаворитами. И что это, если не настоящая любовь?

Зинат вдруг ударился в слезы и закрыл лицо руками, всхлипывая и бормоча что-то несвязное. Мурат пересел к нему ближе и стал гладить по рукам, спине и при этом что-то шептал прямо в пунцовое ухо. Альби перевел взгляд на Фатима и тот в ужасе отшатнулся.

- Даже не представляю, какие секреты ты собираешься выпытывать у меня?

- Почему тебя все боятся?

- Хм, – Фатим задумался, – я пережил двух эмиров и отказался от третьего. На это немногие способны. То, что ты сегодня услышал, ребенок, это еще цветочки по сравнению с тем, что творилось в гареме отца Маджида. Там однажды даже была поножовщина у фаворитов. А еще эмир Исмет, отец Маджида, храни Аллах его душу, мог прислать в гарем палачей и удавить омегу с его слугами. На моей памяти такое было дважды. И как бы я ни любил Исмета, я его боялся до ужаса. Когда Исмет умер, я решил больше никогда не быть частью гарема. И, как ни странно, мое решение испугало оставшихся омег. Большинство из них уже умерли, остались только Камиль с Шамси и то, я думаю, ненадолго…

Ради принес большой таз и кувшин в другой руке. Тото принес новые сапоги темно-синего как ночь цвета и замер возле двери. Альби махнул слугам рукой и заглянул через Рана, чтобы увидеть насупленного, как каменный божок, альфу.

- Отец, позвольте вымыть вам ноги, – Альби оперся о бедро мужа, чтобы встать, но Ран удержал его рядом.

- Отец, что вы решили?

- Я сам помою ноги, не беспокойтесь, и новые сапоги очень кстати…

Маджид протянул ноги и позволил Ради стянуть сапоги, после этого поставил ноги в таз, куда слуга стал наливать воду. Маджид сопел и мыл ноги. Принял полотенце из рук другого слуги и наконец надел новые сапоги. Встал и с интересом посмотрел на старые, а потом на замерших омег.

- Альби, если это твоих рук дело, то я хотел бы знать подробности. С чего бы вдруг все стали такими откровенными?

- У меня есть настойка, которую мне подарил селафь для особых случаев. Она называется «развяжи язык» и заставляет честно отвечать на любые вопросы. Ее добавили в щербет, который сегодня пили все омеги. Вы с Тиграном пили напиток альф, если вы обратили на это внимание.

- Хм, как долго она будет действовать?

- Где-то час от момента последнего глотка, – подал голос Заки, – еще минут десять осталось.

- Перед законом все равны, – Маджид размял плечи и направился к омегам, которые тихо бормотали что-то о пощаде, – я выслушал каждого и поступлю по закону.

Маджид остановился за спиной самого младшего из своих наложников:

- Фаиз, говорил ли ты правду, когда рассказывал о том, что травил меня два года и ждал моей смерти?

- Альби, я не хочу, чтобы ты присутствовал при этом, – Ран резко притянул к себе супруга и подхватил на руки, желая унести из гостиной.

- Я уже видел смерть, – Альби потерся носом о шею мужа и вдохнул его запах, – приговор должен быть приведен в исполнение в присутствии всех, кто был свидетелем преступления. В данном случае, они открыли свои сердца при нас, значит, мы все должны быть свидетелями на суде. Отец, я могу попросить об одолжении?

- Каком, мой отважный лисенок? – горько улыбнулся эмир.

- Приведите в действие приговор вначале Наби, чтобы Фаиз увидел смерть убийцы своего ребенка.

- Мудро, – согласился эмир и встал за спиной Наби, – Наби, ты говорил правду, когда рассказывал о том, что помогал Фаизу травить меня и, кроме этого, убил новорожденного ребенка Фаиза?

- Я, – растерялся омега, – я не хотел, оно само получилось… – Наби поднял голову и посмотрел на зловещего, как сам рок, альфу, тяжело сглотнул и кивнул головой, – да, мой эмир.

- Прости меня, Наби, если невольно обидел тебя прежде, – Маджид положил одну руку на подбородок омеге, а вторую на лоб, – пусть Аллах примет твою душу и решит степень ее вины. Прощай.

А потом альфа резко и как-то коротко крутанул голову наложнику и осторожно уложил его на ковер. После этого опять встал за спиной Фаиза, тот уже все понял и молился перед смертью. Эмир так же задал ему вопрос о правдивости его признаний и опять попросил у него прощения, прежде чем свернуть ему шею. Гайса попытался отползти на коленях по ковру от эмира, но тот наступил ему на подол платья и спросил, травил ли тот нерожденных детей Лулу, и после короткого диалога свернул ему шею и опять бережно положил труп на ковер.

- Я любил тебя, Лулу, – Маджид остановился перед склонившим голову омегой, – я не знаю, был ли это результат твоей колдовской настойки или движение моего сердца. Ты знаешь, как я скорбел вместе с тобой о смерти каждого из наших детей, но и ты переступил закон. Что ты можешь сказать в свое оправдание?