Через пару часов все наконец собрались и были готовы покорять близлежащие просторы.
Сяо Хой постоянно фотографировала, Цунь Тоу нёс её вещи, а Цзянь И опережал всех, заглядывая к Чжаню с картой через плечо. Рыжий молча шёл позади, рядом с Тянем.
— Куда ты хотел сходить с утра? — вдруг спросил он. — Я, кажется, проспал.
— Ничего страшного, — Тянь едва заметно коснулся его ладони, и рыжий резко её одёрнул.
— Эй, — строго сказал он, встречаясь с ним взглядом.
— Мы же здесь до завтрашнего обеда. Можем сходить и завтра. Я просто люблю раннее утро.
— Это я уже заметил, — Гуаньшань уставился под ноги. — Почему?
— Утром, когда все ещё спят, ты будто бродишь в мире, где остановилось время, — Тянь вспомнил, как любил гулять по утреннему городу, когда не спалось перед школой. — Можно всё рассмотреть. Увидеть детали, которых не замечал раньше.
— Ты, типа, поэт? — усмехнулся рыжий, но спешно добавил: — нет, это красиво. Наверное… Я просто не обращал внимания.
— Какое время суток тебе нравится? — полюбопытствовал Тянь.
— Никогда об этом не думал, — Гуаньшань призадумался. — С тобой заметил, что летним утром может быть непривычно прохладно. А ночью, наоборот, приятно тепло, — он запнулся, смутившись. — Да хуй его знает, отстань!
Хэ Тянь весело рассмеялся. Ему нравилось, когда Мо пытался описать что-то новое, особенно, если это новое он показывал ему сам.
Сегодняшний день только начался, а уже бил рекорды по количеству счастья, которое обрушилось на его бедную голову. И за это ничуточки не было стыдно, наоборот, хотелось захлебнуться и навечно остаться здесь, не думая о будущем.
— Знаешь, — вдруг начал он, и Гуаньшань повернул голову в его сторону. — Раньше я ненавидел мыть посуду и хотел поскорее от этого избавиться, чтобы, к примеру пойти и выпить чай. Но потом я понял, что если не могу с радостью помыть посуду и хочу побыстрее с нею покончить, чтобы можно было пойти выпить чашку чая, то я как же я буду с радостью пить сам чай? Получается, я, с чашкой в руках я буду думать о том, что делать дальше, и вкус и аромат чая вместе с удовольствием самого питья будут забыты.
Гуаньшань нахмурился, выслушав его монолог.
— Ты пытаешься сказать, что мыть посуду — должно быть пределом мечтаний? — они и не заметили, как нагнали Цунь Тоу и Сяо Хой. Лысый, спросивший об этом, выглядел озадаченным.
— Нет, он про то, что можно бесконечно томиться будущим и не жить в настоящем моменте, — заметила девушка. — Как сейчас. Мы молодые и беззаботные, гуляем по густому зелёному лесу, и нас не волнует, что происходит в мире.
— Точно, — Хэ Тянь с усмешкой достал сигарету и закурил.
— Ебать ты философ, — рассмеялся рыжий.
— Да, босс, я, кажется, отупел от полёта его мысли, — поддержал Цунь Тоу.
— Жить надо сейчас, дураки, — проворчала Сяо Хой, отмахиваясь от табачного дыма.
Они снова пошли вперёд быстрее, оставляя курящего Тяня позади.
— Я тебя понял, — вдруг тихо сказал Гуаньшань.
— Я знаю, — улыбнулся Тянь, глядя на веселящихся ребят перед собой.
====== 34. Наизнанку ======
Комментарий к 34. Наизнанку В этой главе поднимается очень больная тема принятия.
Читать можно под RJD2 – Smoke and Mirrors https://youtu.be/N3QVXxquc4g
По крайней мере так ощущалось автору. Можно послушать после. Можно вообще не слушать.
Сноски к тексту оставлю под главой, в отзыве, если кому интересно.
Смотреть отцу в глаза через бронированное стекло в комнате свиданий тюрьмы было тяжело. Рыжий запомнил его молодым и полным жизни, но человек, взирающий на него сейчас, скорее походил на тень от былого статного мужчины.
Мальчишкой Гуаньшань повисал на отцовских бицепсах, как на дереве, и тщетно пытался подтягиваться. Он помнил звонкий, бодрый голос, подначивающий собраться с силами и вскарабкаться выше. Иногда ему снился их общий смех, и картинка прошлого всплывала перед глазами так ярко, что сейчас казалось, будто вселенная сыграла с ним злую шутку.
За стеклом сидел очень худой человек, с запавшими глазами, которые постоянно бегали, будто сканируя обстановку. Или старались запомнить как можно больше деталей, ведь тот, кто находился по ту сторону звался отцом и редко видел сына.
Гуаньшань находил в себе силы приезжать на встречи от силы раз в год и то после длительных уговоров мамы. Она, кстати, стояла позади и держала ладонь у сына на плече.
Словно и правда до сих пор думала, что он может куда-то сбежать.
— Ну как ты? — отец улыбнулся, и Гуаньшань содрогнулся от состояния его зубов.
В тюрьмах нет зубоврачебной помощи? Или есть, но самая минимальная, а он сидит уже больше десяти лет. Но неужели они не видят, что дело совсем плохо?
— Нормально, учусь, — рыжий почувствовал, как мама несильно, но ощутимо сдавила ткань его толстовки. Она просила рассказывать отцу чуть больше. — С ребятами тусуюсь, ну, знаешь…
— Молодость, — мужчина рассмеялся. — Знаю, мы ведь с твоей мамой тоже здорово гуляли, когда познакомились и после окончания школы.
Женщина, по всей видимости, услышала голос мужа в трубке, и её ладонь дрогнула. Гуаньшань подавил в себе желание посмотреть, как она, потому что знал — ей сейчас очень плохо.
Возможно, она едва сдерживает слёзы.
Обычно мама держалась, но дома, запираясь в спальне, тихонько всхлипывала, надеясь, что сын не услышит.
Однако он слышал. И, разумеется, не мог ничего поделать. Иногда брался за готовку, кашеварил часа полтора, а когда она успокаивалась и выходила, вроде как случайно приглашал её поужинать. Потом они смотрели какие-нибудь идиотские дорамы про любовь, и ей становилось немного лучше.
Перед сном она крепко-крепко обнимала Гуаньшаня и всегда говорила, что очень сильно его любит. Тот не отвечал, но гладил её по спине, уткнувшись лбом в плечо. Слушать такое признание почему-то было тяжело и больно.
— Я помогаю маме, устроился работать в спортивный магазин. Платят немного, но зато можно совместить с учёбой и хватает на карманные расходы, — машинально продолжал рыжий.
— Вот это я понимаю, Шань, — отец улыбнулся, задумавшись о чём-то. — Знаешь… я ещё не сказал маме, но, возможно, снова будет суд.
— Опять? — удивлённо пробормотал парень.
— Ты же слышал, что я посещал комиссию по условно-досрочному освобождению?
— Да… кажется.
— Они поговорили со мной ещё раз и обещали пересмотреть материалы дела, — в голосе отца звучала неприкрытая надежда. — Так вот… Возможно получится вернуться к вам раньше.
— Здорово, — Гуаньшань с трудом придал собственному голосу оттенок радости.
— Время, — их поторопил надзиратель, дежуривший позади, и мужчина, заметив это, недовольно нахмурился.
— А как твои дела… на личном фронте, Шань?
Рыжий вдруг почувствовал себя так, словно вентиль отопления в помещении выкрутили на максимум. Ему стало блядски жарко, по спине скатилось несколько капелек пота, а от спёртого воздуха захотелось кашлять. Он сглотнул, чувствуя, как кровь приливает к лицу и подумал о наверняка покрасневших ушах. Хорошо, что ни отец, ни мать не понимали, что это означает. Его смущение безошибочно определял лишь Хэ Тянь, сказать о котором отцу… было невозможно.
— Дорогой, дай-ка мне трубочку, — неловкое положение, к счастью, спасла мама.
Гуаньшань постарался выдавить из себя виноватую улыбку: судя по выражению лица мужчины — ему удалось. Тот продолжил беседу с женой, и рыжий был счастлив, что больше не слышит его сухой, будто надтреснутый голос.
Он никогда не видел сломленного человека, но, если бы встретил, однозначно углядел в нём те же черты, что и у отца. Надежда и обречённость сочетались с озлобленностью. От него будто веяло опасностью. За годы в тюрьме отцу, само собой, не стало лучше. И не станет, даже когда он вернётся домой. Гуаньшань не верил в сказки со счастливым концом, и его настроение по дороге домой упало с отметки «относительное спокойствие» до «хуже некуда».