Женщина была счастлива вернуться. И хотя рыжий оберегал её, как сумасшедший, не позволяя шагу ступить, она только шутила. Тянь тогда провёл вместе с ними весь вечер, в красках расписывая, как они жили здесь без неё вместе с Райли.
Всё шло подозрительно хорошо. Гуаньшань позволял слишком многое: он больше не вздрагивал от случайных прикосновений, изредка шутливо отвечал на них, толкался с Тянем в раздевалке и в школьных коридорах. Однако, помимо этого, были ещё «те самые» мелочи, значение которым мог придать только влюблённый.
Гуаньшань стал ближе. В буквальном смысле. Он не отодвигал ноги, если их бёдра соприкасались, когда они сидели в школьной столовой. Мог пить с Тянем из одной бутылки и, неслыханное дело, даже позволял воровать у себя еду! А однажды вообще откусил у парня половину сэндвича на глазах у всей компании просто потому, что был голоден.
Никто, кроме Тяня, разумеется, не придавал этому особенного значения: Цзянь И, к примеру, вообще частенько ел с Чжэнси из одной тарелки. Цунь Тоу тоже делился с рыжим всем, чем только мог.
Но брать что-либо у Хэ Тяня, не спрашивая разрешения — такое случилось впервые.
Он порой думал, что Гуаньшань, словно дикий зверь, которого он когда-то взялся приручить ради забавы, но привязался до такой степени, что теперь ни дня не мог прожить, не слыша его хрипловатого, резкого голоса.
Рыжий уже сам писал ему насчёт домашней работы, ругался, если Тянь опаздывал на место встречи, когда они шли в школу. Стал чаще делиться мнением, к примеру недавно они больше часа говорили о кино, пока гуляли с Райли. Пёс весь промёрз, и опомнились оба лишь когда он вцепился Хэ Тяню в штанину, изо всех сил потянув нерадивого хозяина домой.
Гуаньшань не всегда шёл вместе с ними и ещё реже задерживался до позднего вечера. Обычно он оправдывался тем, что ждёт мама или много домашки, и Хэ Тянь прекрасно это понимал.
Здесь, конечно же, читался скрытый подтекст, который парень ощущал и сам.
Ему становилось неловко, когда они были наедине: буря желаний, туманящих разум, охватывала, стоило лишь почувствовать тот самый запах рыжего, когда он снимает куртку. Становилось всё труднее душить в себе порыв обнять его, прижать и уткнуться носом в короткие волосы на макушке. Невозможно случайно не коснуться его, когда они сидели на диване. Но, благо в этом случае положение спасал Райли, занимавший почётное место аккурат между ними.
Хэ Тянь знал — рыжий чувствует то же самое, но теперь хотя бы не бежит прочь.
Незаметно прошёл и март. Они сдали предытоговые контрольные и успешно закрыли несколько зачётов, избавив себя от лишней мороки летом. У Гуаньшаня, наконец, стало ладиться с математикой. Преподаватель сказал, что парень вошёл во вкус, а Хэ Тянь, как обычно, увидел в рыжем гения.
Может, он чрезмерно превозносил его? Или же тот действительно шарил, если хотел, причём в чём угодно, что не переставало восхищать. Порой ему всего лишь не хватало мотивации, и Тянь всеми силами старался восполнить этот недостаток. Гуаньшань ругался, скрипел зубами, кидался учебниками в пылу негодования, но неизменно возвращался к задачам и побеждал. Тянь только говорил, что он молодец в самый нужный момент, а рыжий порой очень тихо, но отчётливо говорил ему за это «спасибо».
У них ладилась дружба, пускай и слегка напряжённая в некоторые моменты, но Хэ Тянь ей теперь весьма дорожил. Сначала Цзянь И с Чжэнси, а потом и Цунь Тоу с Сяо Хой: он и не думал, что сможет обзавестись настолько обширной и, самое главное, дружной компанией. В кои-то веки появилось чувство благодарности к этим людям, ведь они принимали его со всем гонором, с идиотскими шуточками, с желанием постоянно удивлять, угощая и приглашая во всякие злачные места. Со временем, не без помощи Гуаньшаня, он, конечно, поумерил свой пыл.
Рыжий научил его находить счастье в малом, и Тянь был готов поклясться, что есть танхулу* на холоде куда приятнее, чем пробовать самое дорогое в мире мороженое. Видеть, как рыжий изо всех сил дует на горячий запечённый боярышник, смеяться, обжигаясь и откусывая от ягод с одной шпажки вместе с ним, стоя на набережной возле рядов уличных торговцев — в этом была романтика, которую хотелось помнить. Парень иногда жалел, что не мог запечатлевать подобные моменты в памяти, словно с помощью камеры в телефоне. Ему хотелось переживать их снова и снова: теперь он засыпал, неизменно видя улыбку рыжего, его раскрасневшиеся от холода щёки и нос.
Уже близился апрель, а вместе с ним и очень важное для Хэ Тяня событие. На шестнадцатое число в телефоне стояло несколько уведомлений: он надеялся купить что-то подходящее, но не слишком дорогое, ещё с февраля.
Свой день рождения Гуаньшань отмечать не хотел. И это несмотря на всеобщие уговоры, к которым присоединились даже Сяо Хой с подружками. Парню предлагали пойти погулять, устроить вечеринку у Хэ Тяня, закупиться фейерверками и запустить те со смотровой площадки, но рыжий упорно от всего отказывался.
Хэ Тянь даже думал, что за всем этим стоит какая-то тайна, но дело оказалось куда проще. После небольших расспросов тет-а-тет, Гуаньшань признался, что никогда не устраивал праздников, разве что дома вместе с мамой, потому что не было денег. Само собой он не принял бы чужую помощь и не хотел тащить ребят куда-то, где им пришлось бы платить за себя.
В конечном счёте Хэ Тянь запланировал устроить ему сюрприз у себя в квартире. А чтобы рыжему не было обидно из-за кучи потраченных денег — он предложил остальным закупить и приготовить продукты самостоятельно.
Но этим планам было суждено остаться в мечтах. В субботу, за несколько часов до запланированного похода в магазин, в квартиру Хэ Тяня вдруг завалилась мачеха, потрясая какими-то бумагами, и радостно оповестила, что парень просто обязан пойти с ней вечером на какую-то оперу.
Хэ Тянь пытался отмазаться, но ему неожиданно позвонил сам отец. Выяснилось, что просьба носила характер приказа. Парень не хотел вступать в конфликты с семьей к концу года, так как планировал провести лето с рыжим в городе, без поездок в Гонконг. Чтобы осуществить задуманное приходилось идти на уступки.
Довольная своей безоговорочной победой, женщина утащила его покупать подходящий костюм, затем отвела в парикмахерскую, а потом ещё заставила знакомиться с какими-то «важными» людьми за ланчем в чопорном английском стиле. Одним из гостей оказался профессор в университете, место в котором Тяню обеспечил дядя. Натянуть на себя фальшивую добродушную улыбку оказалось сложнее всего: руки то и дело тянулись к телефону, но мачеха стерегла и пресекала любые попытки, словно коршун свою несчастную добычу.
Выдохнуть удалось спустя четыре действия занудной оперы, когда они с мачехой вышли на улицу. Та закурила, и Хэ Тянь тоже невозмутимо достал пачку сигарет, за что был обруган едва ли не на всю улицу. Повезло, что кругом находилось много посторонних, всё-таки женщина смущалась выносить сор из избы. Тянь же наоборот не планировал что-либо скрывать. К тому же он был зол до ужаса: оставалось всего полтора часа до полуночи, а он так и не написал рыжему ни строчки.
Тот, само собой, тоже молчал. Наверное, сидел дома вместе с мамой. Хэ Тянь бы в его ситуации не находил себе места, но то был Гуаньшань. Он оправдывал значение своего имени на все сто: его невозмутимости позавидовали бы даже сами горы**.
От мачехи удалось отделаться только возле метро, куда парень прыгнул чуть ли не на ходу, обещав, что напишет, когда попадёт домой. Впрочем, ей наверняка было плевать.
Добравшись до нужной станции, Тянь влетел в супермаркет, до смерти напугав продавщицу одним своим видом. На улице было тепло, и он вспотел в шерстяном пиджаке. Мокрые волосы облепили лицо: пришлось бежать всю дорогу. Он опасался, что в отделе с тортами ничего не останется, ведь тогда ему пришлось бы нестись в другую кондитерскую аж через два квартала.
Гуаньшань как-то обмолвился, что хотел бы попробовать бананово-шоколадный торт, который продавался в известном сетевом супермаркете. Хэ Тяню повезло и удалось ухватить последний, за пятнадцать минут до закрытия.
