— Вау, а дед-то, оказывается, был ценителем! — Тянь осторожно вытащил за уголок одну из пластинок. — Смотри-ка, Ramones!

Он повертел её в руках, загадочно улыбаясь, а рыжий, тем временем, попытался оценить фронт работ и решить, за что браться в первую очередь. Взгляд упал на ящик с инструментами в углу, и он порадовался, что разбирать мебель придётся не голыми руками.

— Давай поставлю? — Тянь бережно вытащил пластинку и оглядел её блестящую чёрную поверхность. — Старик за ними следил! Смотри, ни единой царапинки!

Он открыл крышку у проигрывателя и принялся возиться с подключением. Оказалось, что всё работает, и рыжему даже стало любопытно, каким будет звук? Хэ Тянь аккуратно передвинул иголку звукоснимателя и комнату заполнили звуки барабанов, сменившиеся ненавязчивыми гитарными аккордами.

— Ну, начнём вон с того шкафа? — парень закатал рукава. — Что? Думал я буду сидеть и слушать музыку, пока малыш Мо надрывается?

— Свали с дороги, неженка! — Гуаньшань усмехнулся и легонько оттолкнул его в сторону.

Разумеется, он догадывался, что Тянь поможет, и где-то в глубине души было до безумия приятно, что человек, прослывший богатеньким красавчиком-белоручкой, может копаться в хламе на окраине города, напевая себе под нос старый британский панк-рок. И всё ради него.

— На счёт три! — скомандовал рыжий, когда они отрывали заднюю стенку шкафа. — Раз, два…

«Have I ever told you, how good it feels to hold you. It isn’t easy to explain…» — доносилось, тем временем из колонок.

— ТРИ! — Тянь рванул фанеру на себя, и она с треском разломилась напололам.

— ДЕБИЛ! — заржал Гуаньшань, отряхивая пострадавшего от пыли и крошек.

Вместе они оторвали оставшуюся часть и сгрузили всё в мешок. Дверцы снялись с петель относительно легко, а вот полки из натурального дерева, казалось, весили с целую тонну.

«And though I’m really trying’, I think I may start crying’. My heart can’t wait an other day» — продолжал петь Джоуи Рамон.

Гуаньшань особо не вникал в смысл, а вот Тянь, кажется, знал все строчки наизусть. Вытаскивая полки от шкафа в коридор он смешно подражал солисту в интонации, а когда начался припев, запел погромче, глядя при этом прямо на рыжего.

— Ba-a-aby, I lo-o-ove you! Ba-a-aby, I lo-o-ove you!

Видимо, на лице Гуаньшаня в тот момент отразилось искреннее недоумение или в очередной раз предательски покраснели уши, но Хэ Тянь вдруг рассмеялся, прекратив петь, и ловко чмокнул его в губы.

Рыжий так и остался стоять посреди комнаты, словно истукан, а из колонок доносилось бодрое: «Ba-a-aby I lo-ove, I lo-ove only yo-o-u-u»! *

Комментарий к 39. Грёзы https://www.youtube.com/watch?v=PqZmJ7RGAP4&ab_channel=MatthewNabokovfan88 Ramones – Baby, I love you

Я завёл твиттер. А вот твиттер меня не заводит. Поэтому я в него ничего не пишу. https://twitter.com/mrKeeper13 но если хотите, то вот. :)

====== 40. Хрупкое счастье ======

Ничто хорошее не длится слишком долго, Хэ Тянь усвоил этот урок ещё из детства. Хотя, если задуматься, то у него даже детства как такового не было. Вечно преследовали обязательства, правила, толпы учителей, жизнь по заранее заведённому распорядку. Светлым лучиком в его прошлом была только мама: всё хорошее, что Тяню удавалось вспомнить из дошкольного возраста, связывалось именно с ней.

Но, к несчастью, каких-то ярких и отчётливых картин перед глазами не наблюдалось. Оставались лишь ощущения. Они складывались из запахов или звуков. Например, если он закрывал глаза, получалось услышать её заливистый смех или отдельные возгласы. Но целых предложений из этого не складывалось, как и общей картины в целом. Он смотрел на старые семейные фотографии и видел перед собой красивую женщину, но с трудом припоминал, как она улыбается. Иногда на память вдруг приходили запахи: духи, которые ей подарил отец, или мыло, которым она пользовалась в душе.

Тянь злился, что не мог припомнить, какая мама была целиком, словно это и не человек вовсе, а всего лишь счастливый сон, который так и не сбылся.

После её смерти отец увёз их в город, где было проще заниматься бизнесом, а спустя год в их квартире стала появляться другая женщина. Старший брат смог наладить с ней контакт, по крайней мере, не грубил и вёл себя не в пример лучше самого Тяня, который так и не смог простить отца. Он пытался рассказать, что был рядом с мамой, когда та умирала, но мужчина не поверил. Или не захотел поверить и всячески отмахивался от сына вплоть до сегодняшнего дня. Он словно боялся. Хэ Тянь иногда думал, что отец мог дать ему всё, о чём бы тот не просил, лишь бы не смотреть в глаза и не помнить разговора, состоявшегося между ними много лет назад.

Каждое слово въелось в память, и Тянь часто возвращался к беседе, прокручивая свои реплики и так, и эдак. Он вспоминал реакцию отца, его поджатые губы, морщинки в уголках глаз и то, как мужчина отвернулся, когда Тянь пытался объяснить, почему не может поладить с мачехой.

«Ты забыл её», — бросил он ему в тот вечер.

«Тебе не понять», — огрызнулся в ответ отец.

Но, оказавшись в их старом доме много лет спустя, Тянь нашёл и фотографии, и украшения, а вместе с ними все остальные мамины вещи, бережно запакованные в коробки, которые оказались подписаны аккуратным отцовским почерком.

Он ничего не выбросил.

Чэн как-то объяснил, что отцу слишком больно и гораздо проще создать иную реальность, отрезав себя от той, что закончилась так трагично. Тянь возразил, что если они — продолжение старой реальности, то, выходит, отец отрезал и их тоже? Брат ничего не ответил. Он тогда заканчивал старшую школу и сдавал выпускные экзамены. На семейных ужинах мачеха заливалась соловьём, всячески хвалила его и ставила подобное поведение Тяню в пример.

«Ты должен думать о будущем и о чести семьи», — так однажды сказал отец, и парень какое-то время пытался быть лучшей версией себя.

Долго следовать заранее заведённому распорядку не получилось. Когда ему исполнилось четырнадцать, они вернулись из Гонконга и снова поселились в семейном поместье в пригороде. Хэ Тяня зачислили в престижную среднюю школу, рассчитывая, впрочем, что сразу после её окончания, он не останется в Китае и поступит в университет в США. Об этом парень знал давным-давно, но почему-то не верилось, что его отец настроен всерьёз. Чэн ведь остался, почему Тянь должен куда-то уехать?

С первыми школьными днями стало ясно, что ежедневно добираться до места учёбы из пригорода слишком накладно. На помощь пришёл дядя, и все почему-то дико обрадовались, что Тянь будет жить отдельно от них. Впрочем, сперва обрадовался и он сам. Наблюдать, как мачеха хозяйничает в доме, где прошло его счастливое детство, было тяжело. Она словно вымарывала материнский дух из родных стен: сначала сделала ремонт в западном крыле, где раньше располагались её комнаты, потом принялась за сад, так любимый мамой, и привела какого-то именитого ландшафтного дизайнера, который переделал всё на свой лад.

Прогуливаясь по дорожкам, вдоль которых мама когда-то собственноручно высаживала цветы, Тянь не узнавал этих мест и решил, что будет счастлив уехать.

Однако жить самостоятельно оказалось не лучше. За ним следили, еженедельно показываясь на пороге и забивая холодильник продуктами. Мачеха постоянно интересовалась учёбой и сетовала, что у парня нет хобби. Тянь записался в баскетбольную секцию, и ко второму году обучения в средней школе обзавёлся толпой почитателей его таланта. Хотя сам он понимал, что игра тут не при чём. Богатенькие подростки тянулись к таким же, сбиваясь стайками и обсуждая, чем занимаются их отцы. Про своего Тянь предпочитал отмалчиваться. А поскольку тот не принимал непосредственного участия в школьной жизни сына, всюду посылая старшего брата, за Хэ Тянем закрепилась репутация чуть ли не таинственного наследного принца. По крайней мере так считала добрая половина девочек в его классе.

Хэ Тяню казалось, что даже малейшая радость вскоре обязательно омрачится чем-то, что всё обернётся плохо, и ему не удастся вдоволь насладиться хорошими моментами. Он научился улыбаться, когда того требовали обстоятельства. С хорошими манерами тоже не возникало проблем, равно как и с учёбой. И хотя всё, за что бы он не брался давалось легко, ничто никогда не было ему по-настоящему интересно.