— Расскажи мне всё, что считаешь нужным. Я помогу. Я сделаю, что скажешь, — медленно произнесла Гермиона, прижавшись щекой к колену, отчего в том месте стало очень тепло.

Том не выдал захлестнувшего изумления. Его снова окружили вопросы, связанные с тем, какого чёрта Гермиона до сих пор выдёргивает из него лояльность, при этом зная, кто он и каким жестоким может быть, преследуя свою цель. Как эта хрупкая, юная волшебница может полагать в мыслях, что справится со всеми проблемами и заботами, оставаясь рядом с ним? Как она собирается жить, зная, что её друг, — Гарри Поттер, — и он находятся по разную сторону баррикад? Или что это? Выбор? Она сделала выбор?

— Поднимайся, сядь сюда.

Он пристально проводил взглядом, как она поднялась с пола, сверкнув надеждой в глазах, забралась на указанный им подлокотник и притянула к себе ноги, чтобы не задеть его, но Том тут же закинул одну из них на колено, а саму Гермиону притянул ближе.

— Раз ты согласилась, я дам то, что ты хочешь, но теперь назад пути нет. Я расскажу кое-что, ты будешь знать больше, но прежде… но прежде докажи, что я действительно тебе нужен.

— Ты серьёзно? — наклоняясь и пряча изумление, спросила она.

— Ты же хотела серьёзно, и я решил дать тебе попытку.

— Я не хочу, чтобы это выглядело, как договор.

— А это не договор, Гермиона, — улыбнулся Том, притягивая её ближе к себе, чтобы коснуться губ, — я тоже серьёзно.

Он приник к ней с неким воодушевлением, впервые искренне вкладывая в поцелуй самого себя, со странным удовольствием ощущая, как невидимые нити, до этого момента ни разу не замеченные им, натянулись, утягивая за собой артерии и нервы, словно пытаясь вырвать их из тела, чтобы обнажить или разорвать внутренности, превращая Тома в куклу, размякшую на одиноко освещённой сцене после того, как кукловод наигрался и бросил вагу. Эти нити были какой-то замысловатой паутиной, которую сплёл неизвестный паучок, да так прочно, крепко и липко, что Том почувствовал себя мухой, попавшей в ловушку. Это было страшно, но до ужаса умопомрачительно. Неукротимое любопытство не давало остановиться, призывая заглянуть за тяжёлую завесу, за которой открывается вид на… что? Наверное, на что-то новое, неповторимое и с ума сводящее.

Стоит только дотянуться.

Разрушительная магия колыхалась, желая выбраться наружу, но Том осторожно укрощал её, не позволяя подать хоть один импульс волшебства. В ушах тихонько потрескивало, а в глазах изредка сверкали вспышки, — всё напоминало о существовании тепла, пытающегося начать плавить нервные клетки, но он не давался ему, оттесняя вглубь, желая достигнуть чего-то другого, что не давало покоя, и как только Гермиона аккуратно прикоснулась пальцами к щеке, все звуки смолкли, растворяясь в пустоте.

Она была невероятно мягкой и податливой, с умеренной отзывчивостью собирая с губ не тысячи вкусов, а лишь тот, что был настоящим. Казалось, она превращалась в горячий, только что расплавленный воск, из которого можно слепить гладкую красивую фигурку, а когда та надоест — снова расплавить и слепить другую, что будет по душе.

И он начал лепить, вонзая пальцы в волосы, сдавливая телом, сильнее прижимая к себе, огрубляя прикосновения губ. Том никогда не закрывал глаза, обычно наблюдая за всем из-под полуопущенных ресниц, но в этот раз веки опустились сами собой, отяжелев от сдавливающих чувств, зубы вонзились в губу, едва укрощая дрожь, не охотно отпуская и снова закусывая влажную кожу, после чего язык осторожно очерчивал тонкую линию с одного уголка до другого, тем самым заставив Гермиону чуть вздрогнуть от щекотливых прикосновений. Она сильнее сжала воротник плаща и прерывисто выдохнула, чуть отстранившись, поднимая взгляд, чтобы встретиться с тёмными глазами.

Том посмотрел на неё сквозь ресницы странным, не то озорным, не то презрительным взглядом, последний раз зажал зубами губу и медленно выпустил, не отдаляясь ни на дюйм.

Гермиона замерла в нерешительности, затем хрипло выдохнула и чуть отвернулась, не сдерживая его взор, который ни разу до этого момента не приходилось наблюдать, но Том сильно склонил голову, выискивая и притягивая к себе взгляд, затем обнажил слабую, похожую на насмешливую улыбку.

Он страсть как любил приводить в смущение и добивать очаровательными улыбками, заставляя смотреть на него через силу. Это невероятно сильно тешило самолюбие, напоминая обо всех привлекательных и уникальных качествах, которыми он обладал с детства. Как же давно это было последний раз!..

Том медленно и глубоко вздохнул, ощущая, как лёгкие наполняются чем-то особенным и восторженным, а магия бурлит через край, стремительно желая выплеснуться на Гермиону.

— Было интересно, правда? — первым нарушил тишину, не отводя пристального взора.

— Особенно прочувствовать, как ты закопался в своих впечатлениях, — подала нервный смешок Гермиона, но тут же стушевалась, опустив на мгновение глаза вниз.

Том выпрямился и чуть шире улыбнулся, затем закусил губу и медленно отвёл взгляд, расслабленно падая на спинку кресла.

— Наверное, я никогда не вникал в такие… тонкости, — наигранно задумчивым тоном отозвался он.

— Тогда не будем обсуждать то, как ты вник, — преодолевая неловкость, как можно беспечнее произнесла Гермиона, отворачиваясь и устраиваясь на мягком подлокотнике удобнее.

Том покосился на неё и издал смешок.

— А тебе, смотрю, не доводилось обсуждать это вообще ни с кем.

Та чуть залилась краской, но вполне серьёзно ответила:

— Я не собираюсь с тобой говорить о том, с кем и что мне приходилось обсуждать.

— А что ты собираешься со мной делать? — с наигранным воодушевлением поинтересовался тот, резко придвинувшись к Гермионе, невинно заглядывая исподлобья в глаза.

— Том! — протянула она, закатив глаза, не сдержав безоблачную улыбку.

— Что? — ещё невиннее спросил он.

Гермиона закусила губу, пытаясь пересилить себя, что вызвало на тонких губах озорную усмешку, затем смелее взглянула на него и тихо произнесла:

— Не делай так.

— Ты о поцелуе или о моём вопросе? — продолжил тем же тоном Том, отчего та снова закатила глаза и усмехнулась.

— О вопросе. Не строй из себя дурачка, ты понял, о чём я говорю.

— Значит, твой Поттер может строить из себя дурачка, чтобы получать от тебя прямые ответы, а я не могу?

— Гарри не строит из себя дурака, и причём тут он? — возмутилась Гермиона.

— И правда, зачем дураку строить из себя дурака…

— Том! — толкнув в плечо, резко оборвала она.

Тот усмехнулся, качнувшись в сторону от слабого удара, затем откинулся обратно на мягкую спинку и более спокойно произнёс:

— Скажи мне, твой друг выяснил, чем занимается Малфой? Чуть больше месяца назад, помнится, он пытался вынюхать что-то об этом.

— Гарри тратит много времени, подкарауливая того возле Выручай-комнаты.

— В самом деле? Неужели до него дошло, где нужно искать?

— Прекрати издеваться, — слегка поморщилась Гермиона. — Ты же знаешь, прежде чем попасть в комнату, в какую заходит Малфой, надо знать, с какой целью он её использует.

— И Поттер, конечно же, не знает, — утвердительно подытожил Том.

— Как он, по-твоему, может узнать?

— Ну, я же как-то узнал, — невинно отозвался он, поймав заинтересованный, полный энтузиазма взгляд.

— Как?!

— Грейнджер, мне иногда кажется, что вместо меня ты видишь перед собой своих недалёких дружков, которым в голову не приходит мысль, спросить у комнаты всё, что в ней находится, — лениво протянул Том, отмахнувшись от невидимой мухи, после чего запуская ладонь в карман, чтобы достать сигарету. — И я понял, чем занимается Малфой в свободное от учёбы время.

— И… чем же? — осторожно спросила Гермиона, видимо, не рассчитывая на ответ.

Том тихо засмеялся, выпуская струю дыма изо рта, затем посмотрел на собеседницу и легко ответил:

— Ты ещё не доказала, что я тебе нужен. Сначала это, потом секреты.

— Что? — протянула Гермиона, и комната стала наполняться смущением. — И как я должна доказать это?