— Разумеется, — снова коротко улыбается тот, разворачивается и, дождавшись, когда Гермиона с ним поравняется, шагает вглубь сада.

Она идёт как на иголках, очень странно ощущая себя в этом незнакомом и неизвестном мире, по воле случая которого сразу же наткнулась на приятеля Риддла.

Подумав снова о Томе, Гермиона безучастно роняет голову, устремляя невидящий взгляд в мокрую безжизненную листву под ногами, и её неприятно разрывает от осознания, что здесь она оказалась в огромной клетке, где ей предстоит метаться между роскошью и тоской.

В Берлине довольно холодно — тяжёлое антрацитовое небо полностью сгустилось над садом, окутывая окрестности в странное очарование мрака и безжалостно бросая блестящие кристально чистые снежинки, закружившиеся на февральском ветру, цепляясь за выбившиеся на равнодушное лицо каштановые пряди Гермионы.

«Зима, я обещаю, — я не стану злиться, пока ты снова будешь надо мной глумиться.

Прости, но я привык и мне уже не больно,

Зима — лишь бы ты была довольна».

Сегодняночью — Зима