— Не удивлюсь, если ты занимаешься этим каждый день.

Он чуть ярче улыбнулся, пристально посмотрев на себя, и медленно отозвался:

— Помнится, в тот раз ты страдала по мелкому Уизли, а что же сейчас?

Гермиона повернула к нему голову, нахмурившись.

— Не напрашивайся на комплименты, Том. Сейчас я не предаюсь никаким страданиям.

Она хотела отойти от зеркала, но мужские ладони легли на плечи, останавливая её и поворачивая обратно к отражению. Том зашёл за спину, выпрямился и посмотрел на видимую часть своего лица над копной каштановых волос.

Он подумал о том, как видят его люди. Какой он для них, когда взгляд пустой и ничего не выражает, как сейчас? Какой он, когда они видят усмешку на тонких губах? Какой он, когда от злости хмурит брови? И… какой он, когда Гермиона смотрит ему в светящиеся неоновым белоснежным светом глаза?

Том чуть сильнее сдавил хрупкие плечи и выше поднял подбородок, задумавшись о том, обязательно ли контактировать с магией, сидящей в Гермионе, для того, чтобы наполниться ею? В тот раз, в поместье Малфоев, ему не нужно было присутствие волшебницы, но он же не мог знать: отражали ли его глаза свет, хоть и чувствовал сущность чужой магии в себе. Как он наполнился ею?

Том опустил взгляд на Гермиону, спокойно рассматривающую его в отражении, и попытался сконцентрироваться на ощущениях, которые испытал тогда — может быть, они вызовут нужный эффект?

Нет, злость лишь притянет Гермиону к нему, жаждая утихомирить гнетущие чувства. Неужели нет другого пути, как вызывать ощущение уверенности и превосходства?

Том продолжал изучать женское лицо, вглядываясь так, как никогда ранее не рассматривал. При пристальном осмотре мягкие черты показались незнакомыми, но довольно миловидными. Только сейчас он всмотрелся в широко распахнутые глаза и определил в них насыщенный тёмно-карий оттенок плавно переходящий в чёрный цвет блестящих зрачков. Густые ресницы были прямыми, лишь на концах поднимаясь немного кверху. На них он различил тушь, и только сейчас разглядел тонкую чёрную линию под нижними ресницами, такими же густыми, как и верхние. У Гермионы были выразительные глаза. Выразительнее, чем несколько дней назад. Или ему кажется?

Она закусила губу, не смея отшатнуться и прервать неизвестные ей размышления Тома. Его взгляд поднялся к волосам, остановился на пушистых волнах, а осязательная память тут же напомнила, какие они наощупь: густоватые, тяжёлые, непослушные, но мягкие. Он посмотрел на себя и отметил резкий контраст со своим тёмным оттенком волос: такие же густые, волнистые, но жёсткие. Такие же жёсткие и глаза, слегка прищуренные со скользящим в них теплом магии, которую уловила Гермиона, неотрывно наблюдая за ним.

Том пристально вонзился в свой взгляд, замечая, как он медленно стал меняться в отражении. Что-то внутри подсказывало раскрыть в себе больше чувств по отношению к гуляющему в душе Гермионы волшебству. Он сдвинул ладони с плеч ближе к шее, подминая под них пушистые волосы, и выпустил тепло, мгновенно расслабившее волшебницу. Вдалеке послышался знакомый треск, слабо зазвучал стук крови в ушах, медленно набирая силу.

Что дальше? Как наполнить себя уверенностью?

Давно уснувшее в груди чудовище неторопливо пробуждалось, сбрасывая остатки глубокого сна, чувствуя голод и жажду. Том ощутил, как обжигающий яд стал растекаться по крови, жаля нервы, а рассеивающимся взором заметил такой же жадный взгляд Гермионы — она впадала в бесконтрольность.

Нет, не так. Этим он ничего не добьётся. Наоборот, нужно успокоиться и… вспомнить об искренности?

Том плотно сжал губы до скрипа в зубах от навалившихся ощущений и попытался перебороть в себе взбесившееся чудище, молчавшее множество дней и начавшее больно сжимать сердце, заставляя притянуться к беснующейся магии в теле Гермионы. Подушечки пальцев невольно сдавили ключицы. Том отвёл взгляд от зеркала и тяжело вздохнул, пытаясь уловить нарушенный баланс, но сознание стремительно ускользало, оставляя расплывчатые оттенки серых цветов. Почему он не может почувствовать трепет к Гермионе, прекрасно сдерживающий его самообладание на протяжении нескольких дней?

Снова перевёл туманный взор на её отражение и попытался сфокусироваться на тёмных глазах. Заставлял себя внимательно вглядываться в каждую чёрточку на миловидном лице, чтобы пробудить хоть каплю бережливости по отношению к ней, но пальцы давили сильнее, а инстинкт вовсю кричал развернуть её к себе и вцепиться в губы, чтобы вытянуть магию.

И в момент, когда был готов уже сорваться, Том замер, уловив мелькнувшее внутри себя обожание. Мысль зациклилась на странном ощущении, и он вновь стал выискивать в душе эту нить, которая дала ему толчок к самоконтролю.

Подумал о том, что же будет, если Гермиона не останется рядом с ним, если когда-нибудь её блестящие глаза померкнут и закроются, переставая наполнять мощью необузданного тепла. Или останутся воспоминанием, если она когда-нибудь вздумает избегать его, прятаться и скрываться.

Он хотел превосходства, силы, уверенности! Он точно знал, что она способна это дать! Её всего лишь нужно было проникновенно обожать?

Дёрнув желваками, Том нахмурился, уткнулся в пушистые волосы и нехотя заставил себя подумать о какой-то привязанности к Гермионе. Если это ключ для обладания того, что приводило в восторг и делало уникальным и сильным, значит, нужно было поддаться этому.

И он поддался, поднимая голову и заглядывая в свои изменившиеся тоскливые глаза.

Шум наэлектризованного воздуха стал отступать, а мир из серого рассыпался на все оттенки цветов, и только белоснежный блеск засверкал в его преобразившихся глазах. Том заинтересованно склонил голову вбок, теряясь в окруживших ароматах и вкусах, жадно впиваясь в неестественный взгляд, и увидел, как на губах появляется ошеломлённая улыбка. Вот чёрт, он так зачарованно и пугающе выглядит?..

За спиной проснулись тени, желающие выпустить скопившуюся магию, но, как только он опустил глаза на Гермиону, пробудилась бережливость и осторожность, одёргивающая от необдуманных желаний. Она чуть сощурилась, наблюдая в отражении за изменениями, и тихо с удивлением спросила:

— Что ты сделал?

Но Том молчал, прожигая себя взглядом со странной улыбкой на губах.

— Том? — обеспокоенно позвала Гермиона.

Он прочувствовал в теле завихрившийся импульс и с большей жадностью впился в зеркало.

Послышался скрипучий треск, та с изумлением увидела образующуюся трещину на гладкой поверхности и через мгновение обернулась, в ужасе хватаясь за плащ и отталкивая Тома от зеркала. Он едва удержался на ногах, прерывая зрительный контакт со своим отражением, попятился резко назад, вцепившись в Гермиону, обхватил её за спину и буквально поднял с пола, разворачивая и закрывая собой. Следом раздался громкий звук лопающегося стекла, и груды осколков звонко посыпались на пол, отскакивая и пытаясь нагнать двоих.

Первым оживился Том, продолжая оттаскивать Гермиону назад, не давая ей упасть, затем обернулся на осколки, замершие на полу, и перевёл изумлённый взгляд на испуганное лицо.

— Ты с ума сошёл?! — истерично воскликнула она, широко распахнув глаза.

Тот опешил, приоткрыв рот, но Гермиона мгновенно оттолкнула его от себя и продолжила кричать:

— А если бы зеркало упало на нас?! Если бы осколки вонзились?..

Том схватил её за предплечья в неистовом порыве успокоить, ошеломлённо бегая глазами по лицу, и с придыханием перебил:

— Перестань! С тобой всё в порядке!..

— Могло быть и не в порядке!..

— Тише! Успокойся, — выдохнул он, на мгновение прижав её к себе, затем резко выпустил, взял за запястье и повёл к выходу.

— Что сейчас было?!

— Ничего, — бросил Том, накинул на себя дезиллюминационные чары, толкнул дверь и вышел с Гермионой в коридор.

Та быстро огляделась по сторонам, дождалась, когда тот задаст комнате другой облик, затем почувствовала, как ладонь снова дёрнула её к двери, и проскочила внутрь знакомого помещения. В ту же секунду показался Том, остановил Гермиону перед собой, сжав плечи, и воодушевлённо заговорил: