— Это убедило его?

— Полагаю, да, иначе я бы не пришёл к тебе, а ты уже тёрся бы в его кабинете, — усмехнулся Антонин, снова тяжело вздохнув и оглядевшись по сторонам. — У тебя есть что-нибудь выпить?

Том поджал губы, затем обернулся на стеклянный шкаф и медленно направился к нему.

— Малфой оставил здесь виски, вино и… не знаю, что это. Иди, сам посмотри, — обратился он к собеседнику, держа в руке одну стеклянную створку.

Антонин подошёл к нему, оглядел три бутылки и взял одну из них.

— Пожалуй, виски сойдёт.

— Не рано ли ты начал пить? — усмехнулся Том, закрывая шкаф.

— Я ещё не спал, так что, думаю, даже поздно начал.

Он внимательно проследил, как Долохов наливает виски в стакан, а затем выпивает залпом.

— Где ты был? — чуть нахмурился он, делая несколько шагов к мужчине, скрещивая руки на груди.

Антонин тут же налил ещё и осушил стакан.

— У тебя кровь на рукаве, — холодно заметил Том, разглядев в сумраке тёмное пятно на фоне белоснежной рубашки.

Тот звонко поставил пустой стакан на стол и хрипло ответил:

— Пытал одну семейку с Рабастаном. Как-то я неаккуратно.

Антонин поднял локоть и взглянул на запачканную манжету, однако не стал чистить, а снова взялся за бутылку виски.

— Полагаю, всё прошло удачно? — поинтересовался Том, продолжая пристально наблюдать за всеми движениями.

— С чего ты взял? — усмехнулся тот, посмотрев на собеседника.

— Ты всегда пьёшь, когда удачно что-то складывается. Думаю, привычка не оставила тебя, — невозмутимо ответил Том, качнув головой.

Антонин издал смешок, отвернулся и осушил ещё один стакан.

— Ладно, в общем, всё по плану. Тёмный лорд приказал дальше следить за тобой, а Лестрейнджам выразил недовольство, так что будь внимательнее. Может, и за окном додумаются после этого наблюдать. Кстати, теперь нам вдвоём не слинять. Беллатриса не упустит ни одного шанса полюбезничать с тобой, поэтому думай сам, как выкручиваться.

Том закусил губу, посмотрев в пол, затем приоткрыл рот и согласно кивнул.

— Ты заходил к Горбину?

— Да, выяснил, какой предмет он держит для Малфоя. Исчезательный шкаф, — легко отозвался Антонин.

— Что это? — нахмурился тот.

— Их изготавливали во времена первой магической войны. Они служили чёрным ходом для отступления. У каждого шкафа есть пара, и, войдя в один, ты попадаешь в другой, оказываясь в новом месте.

— У каждого шкафа есть пара? И какая пара у этого шкафа?

— Не имею представления. Их осталось очень мало, и, кажется, никто ими не пользуется. Горбин вряд ли когда-то его продаст, ведь неизвестно, что случилось с другим шкафом в этой паре.

— А ты расспрашивал его об этом?

— Разумеется. Этот шкаф исправный, но не переносит в другое место. Полагаю, другой сломан.

Том снова опустил голову, размышляя, затем резко произнёс:

— Хорошо, я тебя понял. Давай, забирай виски и оставь меня. Если ты не спишь, не значит, что другие не спят.

Антонин усмехнулся взял бутылку, стакан и махнул на дверь.

— Проверь, чтобы никого не было, иначе придётся через окно.

— По-твоему, нет ничего странного, если я выгляну в пижаме?

Том пронаблюдал, как тот закусил губу, взглянув на дверь, потом на окно, усмехнулся и подошёл к выходу, насмешливо произнеся:

— На твоём месте я бы вышел, как и зашёл, если ты не хочешь, чтобы нас видели вместе.

— Наверное, странно выходить от тебя в пять утра.

— Именно, — снимая заклинания и открывая дверь, согласился Том, затем обернулся с улыбкой. — Но тебе повезло — можешь идти.

Антонин прошёл мимо него и быстро вышел в коридор, а тот закрыл дверь.

Том не смог больше уснуть. Принял душ, растрепал мокрые волосы, оглядел себя в зеркале, стал расхаживать по комнате, и всё время размышлял о том, как скрываться от преследования, если под окнами начнут расхаживать Лестрейнджи. На ум приходили только дезиллюминационные чары, но если он где-то выдаст себя с ними, то больше выхода нет, разве что идти напролом.

Затеянная игра стала казаться слишком рискованной и опасной. Если останется идти напролом, то о Волан-де-Морте можно забыть. В любом случае Том не готов отрекаться от своих целей и бегать на побегушках даже у самого себя. Если Волан-де-Морт не понимает важность пророчества, действия Дамблдора и значение в этой войне Поттера, то кто, как не он, позаботится о своём будущем?

Мысли привели к размышлению о своей жизни. Кто же он? Юный Волан-де-Морт, которого ожидает такое будущее, или ему никогда не вернуться назад в своё настоящее время? В первом случае, значит, это петля, и нужно приложить все усилия на то, чтобы выбраться из неё, изменить время, своё будущее, вспомнить то, что происходит здесь и сейчас, искривить пространство и не прийти к такому пути никогда. Во втором случае ему остаётся быть тем, кто он есть, и, глядя на свою копию, не допустить ошибок, а значит, строить новый мир, в котором не должно быть ненавистной войны и рек волшебной крови. Но как остановить эту войну?

Том посмотрел на окно и подошёл к нему, закусив губу.

Он не может принять чью-либо сторону. У него может быть только своя сторона, а значит, даже в этом времени нужно привлекать к себе людей, жаждущих спокойной жизни. Другими словами, нужно выступить против гнёта Волан-де-Морта, а значит… бросить самому себе вызов? Но что, если это петля?

Том устало опустил взгляд вниз, смеясь над своими мыслями.

Что ему делать, если он не знает, какой из вариантов истинный? Считать, что Волан-де-Морт — его будущее, а значит, помогать ему во всём? Или полагать, что теперь его жизнь не зависит от него, а значит, выстраивать дорогу так, как ему хочется и кажется нужным?

Он признался себе, будь не тем волшебником и рос бы в этом времени, то обязательно попытался бы свергнуть власть Волан-де-Морта. Так же как всю юность был воодушевлён идеей — свергнуть власть Грин-де-Вальда.

До сознания дошло, что рано или поздно наступит момент, где нужно определиться за кого он играет: за Волан-де-Морта или самого себя?

Думы отягощали жестоко. Тревожность — отвратительное ощущение, преследовавшее всю жизнь. Он хотел избавиться от неё в своём настоящем, а теперь попал сюда и живёт с нею точно так же. Том беспокоится за то, что ведёт умную и правильную игру, за то, что все его планы не провалятся, и за то, что не ошибся, принимая решение действовать не во вред Волан-де-Морту, но и не в ущерб своим интересам. Отвратительное ощущение, которое никак не давилось слабо вспыхнувшей магией.

Том только сейчас понял, что заставил нервничать Гермиону. Он посмотрел в потолок, глубоко вздохнул, сбрасывая тяжёлые думы, и повернулся к столу, в тумбочке которого были спрятаны отданные Долоховым газеты. Нужно было отвлечься от всего и самым лучшим будет изучать этот новый для него мир дальше.

Он не спустился ни на завтрак, ни на обед, чувствуя, как всё время пытались одолеть тревожность и беспокойство. Иногда эти ощущения становились сильными и вспыхивали в Гермионе, заставляя думать о том, чтобы быстрее приблизился вечер. Ему нужно было чувство уверенности. Кажется, это то, что является необходимым, но… что это? Привязанность?

Том поморщился, откидывая от себя газету. Ошеломительная магия и чувства, что вызывала она в нём, привязывали к Гермионе, заставляя тревожиться не только за себя, но и за неё, потому что она была источником этого подавляющего превосходства и невыразимой силы, которую он приобрёл. Так стоит ли она того или нет?

Том облокотился на стол локтями и спрятал лицо в ладонях, ощущая внутренние метания из угла в угол. Третья неделя в новом мире была настолько насыщенна размышлениями и открытиями, сколько не было хотя бы за последний год в его времени. Как ещё голова не болела от огромного потока информации, постоянных мыслей обо всём и чувств, вызванными связью с Гермионой?..

Вечером он внимательно следил за видом из окна и с облегчением понимал, что никто не наблюдает за ним. Он спустился на ужин, не разговаривал ни с кем и не обращал внимания ни на кого, чем вызывал особый интерес у Рудольфуса, который явно решил, что Том не в духе, а значит, просидит в своей комнате, как минимум, до следующего утра. Конечно, так и сделал — после ужина молча отправился в комнату и закрылся, на самом деле, готовясь к предстоящему побегу из дома.