И светлое, такое приятное и ласковое чувство облипает кожу, оседает тонкой плёнкой на губах — скоро её должен заполнить восторг от успеха.
Сейчас она почему-то верит, что у них всё получится.
Вскоре Гермиона выключает воду, отодвигает штору и видит, что домовой эльф уже оставил стопку вещей, в которые ей следует переодеться. Не особо разглядывая их, она хватает кофейного цвета платье, украшенное белыми манжетами по старой моде шестидесятых годов, — всё равно довольно выделяющееся для конца сороковых — надевает его, разглаживает складки пышной юбки, а следом поверх натянутых тёплых чулок обувает небольшие сапожки на низком фигурном каблучке. Ей даже не хочется удостоить себя взглядом, потому намеренно отворачивается от зеркала, выжимая пряди мокрых волос, берёт фетровую шляпу с красивой жемчужной бляшкой и замечает, как на пол спадают перчатки в цвет шляпы. Подняв их, Гермиона хватает ворсистое серое пальто, перекидывая через руку, открывает дверь и выходит в комнату.
Она тут же натыкается на оценивающий взгляд Долохова, который уже зачем-то надел свою шляпу и с готовностью держал перчатки, словно собрался куда-то уходить.
— Мы куда-то уходим?
Долохов ничего не отвечает, Руквуд проходит к двери и дёргает ручку, после чего следом устремляется и тот, поманив за собой Гермиону. Вдруг ей на глаза бросается Малфой, бездвижно сидящий в том же самом углу с расширившимися пустыми глазами — они выглядели так же, как у Драко, когда Том лишил его жизни в повторяющемся дне.
Гермиона невольно передёргивает желваками, отворачивается от мёртвого тела и выходит из комнаты следом за мужчинами.
Они ведут её дальше по коридору, через пару минут останавливаются возле двери, вскрывают её и заходят внутрь. Перед её глазами открывается приятное убранство комнаты — холодный камин, рабочий стол, кресла, большая застланная кровать, огромный шкаф, за стёклами которого виднеются бутылки крепких напитков, и во всём этом мозолит глаз пустая пепельница, оставленная кем-то на столе.
Пройдя вглубь помещения, Гермиона замечает аккуратно сложенную одежду — пару плащей, костюмов и рубашек.
И до неё доходит, что эта комната принадлежала Риддлу. Вот здесь он жил.
Долохов вальяжно проходит к шкафу, открывает створку и палочкой достаёт оттуда закрытую бутылку и три стакана, левитирует на стол рядом с пепельницей, открывает пробку заклинанием и принимается разливать тёмно-золотистую жидкость. Гермиона тем временем изучает комнату и не может подавить заигравшую на губах улыбку — здесь всё так аккуратно, без каких-либо прикрас отмечается минимализм в обстановке, только самое нужное, — затем смахивает мысли и подходит к Антонину и Августусу, бросая взгляд на оставшийся на столе стакан, который предназначался ей.
— Итак, мисс Грейнджер, — деланно официально начинает Антонин, демонстративно оглядывая её наряд, и сменившимся тоном добавляет: — надень пальто, там февраль месяц, — затем облегчённо выдыхает и продолжает официально: — Поздравляю нас с победой над временем.
Она не может сдержаться и беззаботно смеётся. Три стакана издают звон, и втроём они осушают их. У всех блестят глаза, и Гермиона зажимает губы, морщась от терпкого вкуса, продолжает смеяться, словно не верит, что всё обернулось вот так.
Разве можно было о таком подумать?
Антонин Долохов держится очень уверенно — он точно знает, что всё заранее получилось и осталось дополнить некоторые штрихи, а Гермионе становится тепло не только от попавшего внутрь огневиски, но и от безусловного торжества Долохова.
Каждый из них приложил свою руку к тому, чтобы дойти до этого момента, когда вот-вот отчаянное желание Риддла исполнится, петля разорвётся, и Гермиона начнёт ткать новый мир при помощи юной версии Антонина.
Поставив стакан на стол, Гермиона успокаивается, поднимает на него взгляд и задаёт волнующий вопрос:
— Как активировать крестраж?
— Не торопись, ты ещё не готова, — качает головой тот и снова разливает огневиски в стаканы.
— Так подготовьте меня! — возражает Гермиона, хочет выразить недовольство, но вместо этого с губ слетает смешок — она до сих пор в странном ошеломлении, однако где-то на фоне начинает просвечивать нетерпение.
— В шляпе находятся украшения. Надеюсь, ты не выронила? — пригубив огневиски, интересуется Антонин и пристально смотрит на фетровую шляпку.
Гермиона слегка хмурится и заглядывает в неё, замечая там подвески, бусы из жемчуга и заколку, усыпанную камнями. Неуверенно доставая оттуда побрякушки, она выкладывает их на стол и, поморщившись, смотрит на Долохова.
— Это обязательно?
— Оголённая шея — дурной тон, как и неприкрытая голова. Привыкай.
Гермиона не сдерживает тяжёлый вздох, но смиренно хватает безделушки и поочередно цепляет на себя, затем высушивает волосы при помощи палочки, собирает в свободный пучок и закалывает густые волнистые пряди заколкой. Антонин делает к ней шаг, выставляет палочку перед лицом и заживляет ссадины, стирая их без следа, после чего хватает шляпку и аккуратно прислоняет к пушистой копне, с удовлетворением глядя на новый образ Гермионы.
Она затаивает дыхание, выжидая вердикта.
— По-моему, вполне прилично, — медленно произносит Август и быстро опустошает стакан.
— Слишком модно для того времени, — поджимая губы, отзывается Антонин, пристально оглядывая довольно пышную юбку платья.
— Полагаю, это будет отличным шансом юному Антонину запомнить меня, разве нет? — предполагает Гермиона, вскинув брови.
— Верно, — довольно улыбается тот и отводит взгляд. — Хорошо, внешний вид мы тебе сделали, а теперь внимательно слушай меня. Не имею представления, о чём тебе говорил Том, но предупрежу сразу же: будь осторожна. Некоторые ребята очень опасны, им палец в рот не клади — сразу укусят. Вероятно, Риддл не должен ничего знать о произошедшем, во всяком случае, пока что…
— Да, он говорил мне об этом, — согласно кивает Гермиона, натягивая на себя серое пальто.
— И сейчас внимательно услышь: самый опасный из них — сам Риддл. Думаю, тебе не нужно объяснять, как тщательно он обдумывает каждую мысль, каждое действие и насколько точно подмечает все детали? Любой твой жест, любой взгляд, даже трепетание ресниц он сможет считать и сделать какие-то выводы, поэтому всегда думай, как ты говоришь, что ты говоришь, как себя ведёшь, как твои руки лежат, как ты смотришь на мир, уяснила?
— Знаю, — с ноткой раздражения отзывается та, поправляя шляпу, чувствуя себя в ней некомфортно.
— От твоей скрытности зависит то, насколько быстро он раскусит тебя, поэтому просчитывай каждый шаг. У тебя все козыри в рукаве — действуй наперёд. Ты же знаешь, какой он, верно?
Долохов показывает плутовскую улыбку, от которой хочется отвернуться в смущении, но Гермиона сдерживает себя, лишь поджимает губы и согласно прикрывает веки.
— Обо всём остальном узнаешь от меня в прошлом. Уверен, все детали вы хорошо продумаете. А теперь ещё кое-что важное…
Антонин запустил руку в карман пальто и достал оттуда увесистый мешок.
— Здесь очень приличная сумма по тем временам — с этим мешком ты не будешь знать нужды ни в чём, только не строй из себя пафосную леди — Риддла это явно оттолкнёт…
— Я уже знаю, кем мне прикинуться, — Том дал подсказки.
— Хорошо, — кивает Антонин и вкладывает мешок в ладонь Гермионы, которая, в свою очередь, прячет во внутренний карман пальто.
— Что-то ещё?
Антонин некоторое время молчит, пристально всматриваясь в изменившиеся обсидиановые глаза, затем показывает лёгкую улыбку и качает головой.
— Думается, Риддл тебя подготовил лучше, чем ожидал.
— Может быть, вы не ожидали этого? — усмехается Гермиона, и её лицо разглаживается.
— Может быть, — в ответ дарит ей безоблачную улыбку Антонин и продолжает: — Чтобы исчезнуть из этого мира, тебе всего лишь стоит надеть кольцо — твоё соприкосновение с частью души вышвырнет к Риддлу, потому что здесь не может оставаться его крестраж.