Сколько времени прошло с момента, как он провалился в беспамятство, Том не знал, но, не теряя ни секунды, сразу же трансгрессировал к поместью Малфоев.

Снейп был прав, сказав, что доступ для возвращения вполне ему был открыт, поэтому совсем не удивился, когда металлическая решётка без каких-либо проблем отворилась, пропуская к дому.

Том осмотрелся, аккуратно сходя с дорожки к саду, задрал голову к крыше поместья и попытался припомнить, где была его комната, откуда приходилось ему сбегать однажды. Осторожно пробираясь мимо кустов и заглядываясь на карнизы, Том наконец вычислил окна своей комнаты на ближайшей стороне дома и принялся соображать, как ему взобраться наверх. Ранее, ещё в сороковых, ему приходилось множество раз использовать подобные методы, прячась от кого-то или, наоборот, выслеживая цель, поэтому сейчас совсем не составило труда найти способ, как попасть быстро на второй этаж. Он подошёл к самому низкому окну, запрыгнул на подоконник, с прыжка дотянулся до выступа в стене и повис над землёй, перехватившись руками до следующего карниза. Носки туфель уверенно зацепились за выступ, и Том увереннее полез наверх, цепко хватаясь за следующие выступы, пока не зацепился за раму окна своей комнаты.

Вот чёрт, как тогда Долохов смог пробраться к нему среди ночи, залезая в окно?

Подобные мысли немного развеселили Тома, но он нахмурился, когда, слабо толкнув стекло, понял, что окно было открытым.

Сильнее налегая на него, Том сделал рывок и полностью обхватил подоконник, забрался на него и осторожно перекинул ноги внутрь комнаты, а после тихонько спрыгнул, почувствовав под ногами пол.

Его цепкий взор быстро оглядел комнату: с его ухода в ней ничего не изменилось, разве что постельное бельё было свежим, а на столе стояла пепельница, в которой лежали два окурка. Том медленно прошёл к столу и поднял пепельницу, чтобы разглядеть, какой марки сигареты, но тут же выронил, вздрогнув от голоса, раздавшегося за спиной:

— Опаздываешь.

Том резко обернулся и раздражённо прикрыл глаза, передёрнув желваками, когда увидел Долохова.

— Твою мать, Антонин, какого чёрта?..

Он тихо засмеялся и выпустил сигаретный дым изо рта.

— Тоже рад тебя видеть, — как-то тепло отозвался Долохов и затянулся сигаретой.

Честно, Том был искренне рад его встретить, испытал огромное облегчение, видя его насмешливую улыбку, вечно торчащие из-под плаща белоснежные манжеты, которые он имел привычку постоянно поправлять, и шляпу по старой моде юных лет, с которой он не расставался, если собирался куда-то уходить. От него тянуло дорогим виски и мятной конфетой, выглядел он слишком свежо, что наводило на мысль: живёт с превеликим удовольствием, — даже не скажешь, что когда-то он много лет провёл в тюремной камере.

Антонин достал портсигар и любезно протянул Тому, который, прежде чем взять, озабоченно спросил:

— Где они?

— Только пришли. У нас есть с тобой немного времени, пока его нет.

— Где он? — подкуривая сигарету, спросил сквозь фильтр Том.

— За границей. Нашёл Гриндевальда, — легко ответил тот, а Том испытал странное ощущение, как будто бы всё это время, размышляя над загадками Дамблдора, он вёл диалог в голове не сам с собой, а постоянно обсуждал наболевшие темы с Долоховым, как в давние времена.

Он говорил так, словно знал все его мысли, все рассуждения, знал, что Тома волнует, что он знает и что собирается делать. Может быть, настал тот самый момент, когда Антонин готов сам всё рассказать?

— Зачем ему Гриндевальд? — спросил Том и затаил дыхание.

— Брось, не говори, что ты не додумался, — отозвался тот, отворачиваясь к креслу.

— Я хочу услышать это от тебя, — жёстче, чем нужно, потребовал тот, пристально глядя на собеседника, который присел в кресло и с удобством откинулся на спинку.

Антонин показал широкую улыбку и втянул в себя дым.

— Конечно, ты хочешь убедиться, что я знаю, о чём говорю и что делаю. Хорошо, пусть будет по-твоему, у тебя мало времени, хотя я не прочь был бы ещё немного поиграть, — на несколько мгновений он замолчал, откашливаясь, затем более приятным голосом продолжил: — Сейчас, в эту самую минуту, он пробирается в камеру к Гриндевальду, чтобы узнать, кто следующий владелец Бузинной палочки…

— Это Дамблдор, верно? — перебил его Том, чувствуя, как начинает гореть лицо.

— Верно…

— Значит, она существует и должна быть похоронена с ним и…

— Остановись, Том, — мягко перебил его Антонин, плавно махнув рукой, а после принялся поправлять белую манжету на рукаве. — Она тебе не нужна, понимаешь?

— Почему?

— Я тебе всё объясню, только давай начнём не с Бузинной палочки. Забудь пока о ней. Она не важна тебе, как и то, что сейчас будет происходить внизу.

— О чём ты? Что будет происходить? — насторожился Том, делая небольшой шаг к Антонину, который выглядел ну слишком спокойно и даже довольно.

И как будто в ответ на его вопрос внутри что-то жутко защемило, пронзая словно острым кинжалом, который пытался выпотрошить все внутренности. Стало больно и ужасно неприятно, магия зазудела, желая выскользнуть и воссоединиться с кусочком, который ему уже не принадлежит, — он был где-то рядом, трепетно сигнализируя, что без него слишком плохо.

Том невольно положил ладонь на грудь и опустил голову, словно пытаясь перебороть изжогу, в то время как Долохов пристально наблюдал за каждым его движением, а затем вкрадчиво произнёс:

— Беллатриса довольно сурова к своим пленникам, но не беспокойся — с ними ничего не произойдёт, пока его нет.

— Беллатриса жива?

— Вполне, только выглядит неважно.

— Откуда ты всё знаешь? — поморщившись от боли, спросил Том, поднимая взгляд на Антонина.

— У тебя есть догадки?

— Прекращай с играми: я не в том состоянии, чтобы…

— Я хочу всего лишь понять, до чего ты дошёл. Это очень важно, ибо было необходимо, чтобы ты максимально ничего не знал, — объяснил тот, подпирая щеку ладонью на подлокотнике кресла.

Том передёрнул желваками, отвёл взгляд в сторону и, чувствуя раздражение от горящих ощущений магии, как можно спокойнее ответил:

— Важно, потому что в этот момент стало важным узнать результаты этой временной петли, верно? Потому что очень скоро всё закончится, а я могу не успеть описать в письме ту информацию, что попадёт к тебе в юности, когда я вернусь в своё время, не так ли? Я додумался до этого давно, Антонин: написать тебе письмо, — Том на несколько мгновений приложил руку к правой части груди, показывая, что там оно находится, — я не только додумался, но и подтвердил свои догадки. Августус Руквуд рассказал мне, что именно ты пробил секретность аврората, что именно ты был под оборотным зельем и что ты тогда наложил заклятие подчинения на Тонкс. Ты знал, что в первый день моего прихода я пойду к Лестрейнджам — ты ждал меня там. Это ты пробил оборону школы так, что почти некому было её защищать, а в тот момент я вышел на Тонкс, которая любезно согласилась пропускать незнакомца в замок. Ты всё время мне лгал, Долохов…

— Впечатляюще, правда? — усмехнулся Антонин, снова принявшись поправлять манжету.

— Ты… — Том запнулся, не зная, что он чувствует по этому поводу, разрываясь между злостью и восхищением, затем прикрыл на секунду веки и, заглянув в тёмные глаза волшебника, протяжно выдохнул: — Это было очень профессионально. Твои навыки довольно мастерские, но, тем не менее, я всё равно многое узнал!

— Я промахнулся с Руквудом. Не думал, что ты от него что-то узнаешь.

— Ты неплохо его запугал, — невесело отозвался Том, потушив окурок и скрестив руки на груди.

— Как он обхитрил меня?

— Не уверен, что это та информация, которую тебе следует знать.

— Здесь, когда почти всё уже свершилось, я имею право знать, а вот следует ли написать тебе это в твоём очередном письме — решай сам, — улыбчиво отозвался Антонин, принявшись доставать новую сигарету.

Том некоторое время молчал, затем ровным тоном, борясь со внутренним ужасом Гермионы, заговорил: