-Как прошел вчерашний бал-маскарад? – поинтересовалась Беллатриса у своих сестер, чувствуя, что разговор может спасти положение.

Так и оказалось. Друэлла перевела взгляд на юных девиц, одна из которых все равно в разговор не вступила. Это была Дромеда. Оживилась лишь Нарцисса, которая тараторила про своего ухажера, про танцы и про поцелуи парочек под омелой (умолчав, была ли она сама там или нет). По ее выражению лица стало еще ясно одно – Цисси очень желает узнать подробные объяснения по поводу отсутствия Беллы и едва сдерживалась. Договорив, она пихнув в плечо Дромеду, чтобы та продолжила отчет.

Андромеда поведала мало. Сказала разве, что кушанья были прелестными, музыка - задорной и что ей достались неплохие сюрпризы. Более, видимо, ее не интересовала эта тема и девочка, замолчав, сказала напоследок:

-Жалко, что тебя не было с нами, было весело. – С явной иронией, намекая сестре на обратный смысл последнего прилагательного.

Беллатриса сочувственно посмотрела на Андромеду, и девочка ответила ей в ответ приятной, широкой улыбкой. Нарцисса хмыкнула и что-то тихо спросила у матери. Друэлла также шепотом ответила.

-Хозяин, мне принести десерт? – в воздухе появилась эльфиха Клякса, с пустым подносом в руке.

Родольфус кивнул и Эльфиха бросилась на кухню. А Белла разглядывала пустыми глазами Рождественское дерево, запутанное в мишуре, обвешанное прозрачными новогодними шарами. Вокруг дерева, посвистывая, порхали золотые птицы, исчезая и появляясь в пламени камина.

Взгляды Друэллы и Беллы пересеклись, когда девушка засмотрелась на подпалившуюся плитку в очаге. Невольно Белла поняла: ее маска беззаботности разваливается, расклеивается, обнажая ее истинное лицо, истинное состояние души, стоит ей только о чем-то глубоко задуматься. Друэлла, разглядывавшая дочь своими синими, глубокими, как морская глубина глазами дернула бровями и отвернулась к мужу, шепча ему что-то на ухо. Кингус Блэк посмотрев на жену нетерпеливо через мгновение все-таки кивнул и его вилка коснулась краешка тарелки. Раздалось треньканье, из-за которого у Беллы волосы стали дыбом.

-Родольфус, а не расскажешь нам о своей семье? Мы устали сидеть за столом, думаю, всем будет интересна небольшая экскурсия по дому.

Лестрейндж выпрямился на кресле, его медные волосы, с поседевшими прядями пригладила его огромная, с расцарапанной кожей рука. Горделивым блеском сверкнули темные, глубоко посаженные глаза, однако было видно, что отчего-то он опешил.

-С удовольствием, миссис Блэк, - ответил Родольфус.

Кингус Блэк убрал от своих глаз подальше бокал с вином, выпрямился на стуле. Младшие сестры Беллы вытянули шеи, сложили миниатюрные ладони на колени. Беллатриса и того задумчиво уставилась мимо своего супруга, в ящик, занятый стеклянными игрушками. Павлины и лебеди сверкали, инкрустированные радужными драгоценными камнями от яркого света ламп.

-В таком случае, приглашаю вас пройти в зал почета нашей семьи. - Сказал Родольфус, вставая из-за стола.

Все семейство Блэк, включая Беллу последовала за ним. Лестрейндж в конце большого коридора зажег огонек на своей палочке, и ткнул ей в участок голой от картин и украшений стены. От волшебства в стене прорезалась арка. Им открылось темное, пахнущее сыростью и травой помещение, вытянутое в никуда. Родольфус постучал по каменной кладке и когда ничего не произошло Нарцисса громко прошептала на ухо матери:

-Нам обязательно туда идти, мамочка?

Но не успела Друэлла и подумать над ответом дочери, как и сама Беллатриса невольно согласилась с младшей сестрицей. Что-то застучало так громко, будто тысячи дятлов решили избавить поместье от вредителей в кладке. Андромеда издала протяжный визг, когда мимо нее промчался с шелестом неведомое существо и скрылось за стеной.

И тут стены, покрытые толстым слоем пыли преобразились в белоснежной лепнине укравшей высокие потолки, ровные стены. Родольфус прошел в арку, приглашая за собой гостей. Беллатрису он взял под руку, та лишь внутренне, незаметно сопротивлялась.

Они брели по изменившемуся коридору около минуты, на них с изумлением глядели портреты, висевшие тут даже на потолке. Некоторые из них посматривали на них вверх тормашками, многие были изображены на голом холсте, без рамы.

-Твоя жена? - прошептала одна из женщин, изображение которой висело над широкой дверью, ведущей в следующее помещение.

Другие герои картин покосились на нее с смущением и стыдом, опустили глаза. Одета нарисованная женщина была вульгарно: глубокое декольте едва прятало пышный бюст, а на голове яркие перья запутались в прокрытых лаком волосах. Палец ее, криво выкрашенный красным уверенно показал на Беллу, задумчиво смотревшую в пол.

-Да, мама. - тихо ответил Родольфус, чтобы никто не услышал произнесенного последнего им слова.

Женщина хмыкнула и повернувшись спиной скрылась в среди ветвей на другой картине. Оттуда раздавалось тихое шипение змей. Невольно Беллатриса осмотрела себя, пригладила волосы, недоумевая над претенциозным взглядом матери Родольфуса в свою сторону.

Над сводчатым, как в соборе, потолком комнаты, где они оказалась вслед за спешно шедшим Родольфусом, парили свитки пергамента. Они опустились к красному, мраморному полу, когда владелец дома оказался в помещении.

Здесь стены также, как и в пройденной ими комнате были закрыты портретами. Золотые таблички указывали имя изображенного. На них смотрело сотня лиц, окружавших единственный на этих стенах пейзаж, где маячил вдалеке дом, в котором они находились.

Родольфус был хорошим экскурсоводом с ужасными дефектами речи. Он, временами, картавил, тараторил, и, оттого, сестрицы Беллатрисы с первых же его слов отвлеклись на свои разговоры.

- Как вы можете видеть – на стенах висят очень старые портреты. Наша семья - очень древняя и корни ее ведут в эпоху Возрождения.

Лестрейндж описывал портреты разных членов семьи от самых древних поколений (на картинах с которыми слабо виднелось изображение) и от самых последних. Люди на них угрюмо озирали окружающих их за картиной мир. Показал он и несколько изображений родителей Родольфуса. Причем ни на одном из портретов его родители не были изображены вместе. Отец Родольфуса – угловатый мужчина с короткой бородкой и маленькими глазами не отрывал глаз от одной точки, а мать Лестрейнджа сидела в кресле и ковыряла длинным ногтем ляписное украшение на своей шее. Хоть жизнеописание своего рода он сделал пространным о своих родителях он не сказал ни слова. Самый подробная и горделивая часть его рассказа была посвящена его благородному предку – Министру Магии:

-Дементиус Лестрейндж, мой пра-пра-прадедушка был Французским Министром Магии целых три раза! – Довольный произведенным впечатлением проговорил Лестрейндж. – И это при том, что он был единственным, кого назначали больше двух раз, за всю историю!

Друэлла заинтересованно слушала, приглаживая прическу изредка, Кингус плохо создавал на своем лице заинтересованное выражение. Нарцисса и Андромеда глазели на другие картины, стеснительно отворачивавшиеся или прятавшиеся в другие рамки.

Белла стояла посреди комнаты и смотрела в пол, ощущая себя так, как будто взгляды всех присутствовавших в комнате людей и портретов пригвоздили ее к месту. Она не слушала лекции мужа о его семействе, ей было это совсем не интересно. Сделав два шага до единственного оконца, что открывало вид на глухую стену дома и зашторенное в ней окно, она вздохнула, пальцами вырисовывая на стекле две буквы - инициалы имени, которые она стирала пальцами тут же, как нарисовала, чтобы никто не заметил.

-Так ты правда жена моего сына? – проговорил высокий, визгливый голос.

От неожиданности девушка отскочила от окна, судорожно пытаясь понять, кто с ней разговаривает и краем глаза заметила яркие перья на голове своей собеседницы. Точнее голове ее портрета.

-Хм… - задумчиво проговорила миссис Лестрейндж, поправляя перо и, видимо, не нуждаясь в ответе на свой вопрос. – Невзрачная девица. Тебе сколько-то лет? Словно не больше двадцати. Моложавая жутко. Странный выбор. Единственная польза - в твоем положении. Богатенькая девочка. Этого мой сын, пожалуй, достоин.