Мы подошли к Дмитрию, а он, похлопав своего поверженного соплеменника по плечу, заявил:

– Этих троих я забираю.

Магомед пытался ему что-то возразить, но бородатый начальник грубо оттолкнул земляка и ушел прочь.

Ночью нас увезли куда-то высоко в горы, в маленький и убогий аул. Здесь мы уже не работали, здесь мы были просто узниками глубокой и вонючей ямы. Время от времени нас избивали для порядка, но больше всех, как всегда, доставалось Дмитрию. Молодой чеченец по имени Махмуд, не мог простить ему своего поражения и поэтому с особой жестокостью пытал Дмитрия.

Как-то под вечер, когда солнце уже опускалось за гору, нас вытащили из темницы и стали с пристрастием допрашивать. Эта процедура была нам знакома, и мы по привычке отвечали на уже знакомые вопросы. Не добившись от нас ничего нового, нас избили и приговорили к смерти. Натерпевшись за все это время мучений, мы были рады такому приговору.

– Слава Богу! – Громко произнес я.

– Наконец-то! – Сказал Дмитрий.

Мучителей это сильно разозлило и они решили привести приговор в исполнение немедля.

Нам связали руки и поставили на колени. Тут же из толпы боевиков вышел Махмуд – соперник Дмитрия и подошел к нам. В руках он держал длинный нож. Предложив нам помолится Богу, он посмотрел на своего командира. Тот одобрительно кивнул ему головой и чеченец, схватив Дмитрия за волосы, полоснул лезвием ему по горлу. Кровь брызнула фонтаном на сухую землю, а Махмуд, напрягая силы, пытался отрезать ему голову. Вскоре обезглавленное тело упало на землю, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Палач ликовал, поднимая голову Дмитрия над собой, а мы ожидали своей очереди.

Но к нашему удивлению, нас не тронули. Казнь почему-то отложили и мы опять оказались в своей вонючей тюрьме. Моего товарища по несчастью звали Иваном. Это был уже немолодой и неунывающий одессит, который тоже, как и я, решил немного подзаработать денег.

Как-то после налета федералов, когда вертушки хорошо взрыхлили лагерь боевиков, наступила тишина. Никто почему-то не подходил к нашей тюрьме, чтобы вылить помои или бросить камень. О нас не забыли, нас просто оставили умирать.

По ночам нам снился один и тот же сон. К яме подходил обезглавленный Дмитрий и пытался нам что-то объяснить. Мы переглядывались с Иваном и в недоумении пощипывали друг друга. Он приходил к нам каждую ночь, а мы никак и не могли понять его жестов.

Но вот однажды, когда обезглавленное тело Дмитрия стояло у края нашей тюрьмы, мы услышали его трубный голос. Откуда-то из далека нам сообщили, что пора покидать яму и что лучшего случая для побега не будет. Дмитрий невидимой рукой развел нас по углам и тут же с треском, цепляясь за неровные стены ямы, упала тяжелая деревянная решетка. Она служила не только непреступной дверью нашей тюрьмы, но была и нашим единственным окошком на волю.

– Оба-на! – Тихо произнес Иван. – А если бы не отошли?..

– Не ужели ты не понял, Ваня. Он дал нам отойти.

– Понял – не дурак, был бы дурак – не понял.

Иван заметно повеселел и спросил:

– Как он это сделал, решетка-то тяжелая?

– А упала-то как?.. – Удивлялся я. – Посмотри Ваня. Это же лестница на волю.

Деревянное сооружение одним краем лежало на дне ямы, а его другой край оставался наверху за пределами нашей тюрьмы.

Осмотрев лестницу, Иван произнес:

– Ну и Димон головы нет, а соображает!..

– Ты, Ваня, шутишь не по делу. – Упрекнул я товарища.

– Ну, извини – трудное детство, деревянные пистолеты…

– Все! Хорош болтать, надо выбираться.

Мы посмотрели вверх и увидели звездное небо. Без решетки оно оказалось таким большим и далеким, что мы только ухмыльнулись его величию и тяжело вздохнули.

Первым полез я. Три метра подъема мне показались вечностью. Сильно болели раны, не хватало воздуха и кружилась голова. Выбравшись на волю, я распластался на земле и долго не мог отдышаться.

Вскоре появился Иван и произнес:

– Ура-а, свобода!

– Свобода? – Усомнился я. – До свободы, Ваня, еще очень далеко.

Он меня не слушал и продолжал:

– Ты посмотри какое небо!

– Небо, как небо.

– Ты, Валера, скучный человек. Посмотри, какое оно большое! – Восхищался Иван. – Послушай, оно же еще и звенит!

– Это у тебя в голове звенит от голода. – Равнодушно ответил я, поднимаясь на ноги.

Где-то далеко взлетела сигнальная ракета и застрочил пулемет. Потом все стихло и на аул опустилась тишина.

– А ведь оно и вправду звенит. – Подметил я и сказал:

– Ну, что пошли, Ваня!

– Куда? – Спросил он, осматривая округу.

– Вниз по тропинке и пойдем.

Мы шли между разрушенных строений аула и часто спотыкались о камни и рытвины, оставленные бомбардировкой. Всюду нам попадались разбросанные вещи, останки убитых животных и тела мертвых боевиков.

– Хорошо вертушки поработали, ты не находишь, Валера. – Сказал Иван, обходя воронки и завалы.

– А чего это они своих не похоронили?

– Видать это не свои – наемники. Да и некогда им было…

Мы продолжили свой путь по тропинке, а тишина звенела, выдавая новые звуки. Где-то прокричала ночная птица, а в одном из домов, замяукала кошка.

Вдруг у разваленного дома нас окликнул голос.

Мы переглянулись, а кто-то чуть слышно позвал:

– Мужики!

– Это кто? – Испуганно прошептал Иван.

– Пошли, посмотрим. – Предложил я.

Мы подошли к дому и осмотрелись. Рядом никого не было, а в самом доме лежала только разбитая печка – буржуйка, да останки разбитой кухонной утвари.

Мы вернулись на тропинку, и Ваня произнес:

– Смотри на заборе!..

Я подошел ближе и увидел голову Дмитрия, надетую на острый столбик штакетника. Глаза на ней были выколоты, а на щеках застыли ручейки крови.

– Вот гады! – Выругался я, снимая голову с забора.

– Его надо похоронить. А где тело искать? – Спросил Иван.

– Где ты его сейчас найдешь? Похороним, что есть.

Иван снял с себя рубашку и, завернув голову Дмитрия, пошел по тропинке.

– Ты куда ее понес? – Спросил я, а он ответил:

– За аулом закопаем – не оставлять же ее здесь?..

Я согласился, и мы медленно пошли по дороге.

Небо на востоке уже посветлело, а мы все искали место для захоронения товарища. За деревней было много всяких канав и углублений и мы, обходя буераки, подбирали место для могилы. Вдруг Иван споткнулся и упал. Голова Дмитрия выскочила у него из рук и скатилась на дно небольшой траншеи. Поднявшись на ноги, он поспешил за ней, и я вскоре услышал его излюбленную фразу:

– Оба-на!..

Он остановился на пороге неглубокой ямы и позвал меня.

Я удивился увиденному и произнес:

– Однако, Дима, ты даешь!..

На дне траншеи лежало обезглавленное тело Дмитрия, а на груди между его рук расположилась голова. Со стороны можно было подумать, что, поймав голову, он крепко прижимали ее к себе.

– Ну вот и прекрасно! – Сказал Иван. – Теперь все на месте…

– Надо же, он даже могилу себе присмотрел. – Произнес я, а Иван добавил:

– Сейчас немного подровняем и все будет в порядке.

Он стал рыть землю, а я подумал:

– Опять чудеса и опять со мной, не поверят же!..

С первыми лучами солнца мы похоронили Дмитрия. На невысокий холмик мы поставили крест, который я смастерил из сухих веток, а Иван из камешков выложил его имя. Здесь у его могилы мы поклялись отомстить за него.

Потом Валерий рассказал, как они добрались до федералов. Как в этом им помогли местные жители, простые чеченцы, как он добирался до дома и, как вернулся в родной город.

Он заканчивал свой рассказ, а я подумал:

– Повидал парень на своем веку…

* * *

Когда уже взошло солнце и на земле начался новый день, Валерий спросил меня:

– Ну, что, Витек, не устал? Я ведь предупреждал, что рассказ будет долгим.

– Да ты чего, Валерка?! Мне очень интересно. И рассказываешь ты здорово, как писатель.