– Ну, сколько у нас еще осталось до начала концерта?

Если бы не освещенный навес и не окружавшая здание очередь подростков с пирсингом во всех местах и лиловыми волосами, можно было бы подумать, что Табернакль – просто еще одна большая старая Южно-Баптистская церковь. Раньше так и было. Теперь же в ней оказалось столько пьянства, курева, танцев и болтовни, что ее основатели, должно быть, так и крутились в своих гробах.

– Черт! – сказала я, прочитав имя над навесом. – Твой друг играет на разогреве у «Love Like Winter»? Я только что купила их новый альбом! Они просто потрясные!

– Правда? Я слушал его, наверно, раз восемьдесят и всякий раз слышал что-то новое. Они, блин, гениальные. И страшно милые. Мы пытались попасть к ним на разогрев пару недель назад, но они хотели что-то более нетрадиционное. Я пытаюсь вести нас в этом направлении, но Трипу надо что-то более индустриальное, если это вообще возможно.

– А кто это – Трип? – спросила я, сворачивая влево, чтобы встать в конец очереди.

– Наш солист, – ответил Ганс, хватая меня за руку и таща направо, к началу очереди.

Заверещав и споткнувшись, я выровняла шаг, думая только о том, что Ганс держит меня за руку.

«Он держит меня за руку».

«Он держит меня за руку».

«Он все еще держит меня за руку!»

Мои легкие сжались, а все передачи в мозгу заклинило оттого, что я не могла понять, что мне делать. Я знала, что должна вырвать руку. Но я не могла ее вырвать. Я хотела сплестись с Гансом пальцами и погладить его большой палец своим – ну, конечно, если мой окажется сверху, – но этого я тоже не могла сделать. Вместо всего этого моя рука, как снулая рыба, оставалась в руке Ганса, а мои ноги, как вялые макаронины, плелись за ним ко входу.

Один из парней, проверяющих документы на входе, небольшого роста, с темными, стриженными под горшок волосами, увидел, что мы подходим, и развернул плечи.

– Простите, сэр, – сказал он, указывая назад, – я вынужден отправить вас в конец очереди.

Ганс склонил голову набок.

– А я вынужден заставить вас отсосать.

У меня отвисла челюсть, а парень в дверях упал на колени и потянулся к пряжке ремня Ганса.

Рассмеявшись, Ганс отпихнул его.

– Ну, не прямо тут, блин!

Он поднял своего приятеля с земли, и они исполнили тот же самый ритуал объятий и похлопываний, что и с барабанщиком.

Отступив в сторону, Ганс повернулся ко мне и спросил:

– Биби, ты же видела вчера Трипа?

Да, он мне сразу показался знакомым! Но я не узнала его без черной помады и готских одежек, хотя эта стрижка до плеч и выдавала его.

Покачав головой, я собиралась протянуть руку, но Трип шагнул вперед и вместо этого обнял меня.

– Да нет, блин, она не видела! Ты выскочил, как дикарь, и захватил ее, прежде чем мы успели опустить инструменты, на фиг.

Повернувшись ко мне, Трип, понизив голос, спросил:

– Биби, ты уже видела его шланг? Теперь понимаешь, что мы не зря зовем его ГДЧ.

По лицу Трипа расплылась чеширская улыбка, но тут Ганс накрыл его своей здоровенной ручищей и оттащил от меня. Трип пытался отбиваться, но Ганс просто держал его на вытянутой руке, так что его удары просто повисали в воздухе.

– Трип! Подними задницу и помоги нам! – раздался женский голос.

Ганс выпустил голову приятеля, и Трип обернулся через плечо к сердитой женщине с красным ирокезом, которая проверяла билеты вместе с ним. Сунув Гансу в руку два браслета, Трип врезал ему в живот и поскакал на свой пост.

Ганс испустил утробный звук и показал Трипу средний палец. Полусмеясь, полудавясь, Ганс снова взял меня за руку и провел в здание.

Мне казалось, что кто-то заменил мою кровь на смесь колы и «ментос». Я была просто облаком бушующих феромонов. И едва не отрубалась.

Я понимала, что это плохо. Я знала, что нахожусь буквально в двух шагах от того, чтобы превратиться в Энджел Альварез – эту суку и похитительницу мужчин, – но я пыталась рассуждать здраво. Я сказала себе, что не дам этому зайти еще дальше. Я сказала себе, что братья и сестры могут спать в одной кровати и держаться за руки. Я сказала себе, что тут нет ничего такого. Ганс просто флиртует, так и Дева-Гот говорила.

Но, когда он провел своим большим пальцем по моему, меня охватило ощущение дежавю. Я была готова поклясться, что уже ощущала это прикосновение. Не кожей, а душой.

«Это ты, – шептала она. – Я столько искала тебя».

– Ты извини, – кашлянул Ганс, когда мы поднялись по лестнице. – Это… Ну, это Трип.

– Тот еще трип, – рассмеялась я, представив Трипа на коленях посреди прохода. – Это что, его настоящее имя? Мне нравится.

Ганс фыркнул и встал в очередь, чтобы купить напитки в баре.

– Не-а. По-настоящему его зовут Коди. На сцене мы зовем его Трипл Х, потому что он все время смотрит чертово порно. Ну а Трип – это сокращение.

Ганс приподнял мою руку и надел на нее один из браслетов, наклоняясь, чтобы никто не заметил, что он делает. Это было интимно, как будто у нас был общий секрет.

Когда Ганс закончил, я взяла у него второй браслет и сделала то же самое. С опущенными глазами и руками, занятыми надеванием браслета на широкое запястье Ганса, я спросила:

– А что значит ГДЧ?

Ганс не ответил, и я подняла на него глаза. Богом клянусь, я увидела, что он покраснел.

– Я потом тебе скажу, – ответил он.

– Нет! Скажи сейчас! – воскликнула я. – Ну пожа-а-а-алуйста…

Ганс прикусил большой палец, словно раздумывая. Потом улыбнулся и покачал головой.

– Серьезно? То есть ты мне не скажешь?

Ганс снова покачал головой.

– Это неприлично. Ну, не совсем неприлично, просто… неудобно.

– Ну теперь я просто должна это узнать, – надулась я, топнув потрепанным бойцовским ботинком по потрепанным половицам. Скрестив руки, я отвернулась от Ганса, и мой взгляд упал на вход позади нас.

«Трип!»

Я с коварной ухмылкой взглянула на Ганса. А потом рванула к лестнице, слетела по ней вниз и просунула голову в одну из шести массивных деревянных входных дверей.

– Трип! Эй, Трип! – заорала я.

Трип повернулся ко мне, – он стоял в нескольких метрах от меня, проверял билеты, – и раскинул руки, словно ожидал, что я кинусь в его объятия.

– Я знал, что ты прибежишь ко мне, детка!

Я хихикнула.

– Эй, а что такое ГДЧ? Ганс мне не говорит.

Лицо Трипа исказилось в злобной ухмылке.

– Так, значит, ты еще это не видела.

– Чего не видела?

– ГДЧ – это сокращенно Ганс Длинный Член, лапуля. У твоего парня там серьезная колбаса.

Я разразилась смехом, так же как и все остальные, стоящие на верхних ступеньках у входа в Табернакль, кроме, конечно, напарницы Трипа, которая дала ему подзатыльник и указала на все растущую очередь.

Наплевав на нее, Трип уставился на что-то за моим плечом.

– А вот и сам большой парень. Почему ты скрываешь его от моей девушки, братан? Биби хочет увидеть зверя!

Обернувшись, я увидела, что Ганс стоит прямо за мной, с пивом в каждой руке и кривой ухмылкой на суровом лице.

– Ну, ты довольна? – спросил он, протягивая мне прозрачный пластиковый стакан.

– М-м-м-м-хм-м-м, – кивнула я, кусая губу, чтобы не улыбнуться, и изо всех сил стараясь не смотреть на размер его ноги.

Ганс с Трипом немного поорали друг на друга, а потом мы снова пошли вверх по лестнице, через двойные двери в другом конце зала, и в сам концертный зал. Внутри он все еще был очень похож на собор – кроме того, что все видимые поверхности были покрыты черной краской и граффити. На месте амвона была высокая сцена, но десятиметровые витражные окна с обеих сторон остались как прежде. Ряды кресел давно убрали, но балконы второго и третьего ярусов сохранились. Никто больше не раздавал благословений. Вместо этого они брали с нас деньги – в баре и на столиках, где продавали сувениры. И несмотря на то, что статую распятого Христа унесли отсюда много лет назад, не было никаких сомнений, что то, что происходило здесь, было поклонением.