Он смеется.

— Пустые угрозы, сынок. Мы оба знаем, что ты мне должен, так что верни мои гребаные деньги!

Прежде чем я успеваю вставить еще хоть слово, отец вешает трубку.

Гребаный козел.

Я бы все отдал, чтобы иметь возможность вычеркнуть его из своей жизни. Он старый, озлобленный мудак, который любит заставлять меня чувствовать себя дерьмом при каждом удобном случае.

С отвращением бросаю телефон обратно на тумбочку. Мои глаза устремляются вниз, чтобы изучить Котенка. Она ни разу не пошевелилась и не проснулась, и это маленькое чудо, учитывая, что я практически кричал ей в ухо.

Я не хочу, чтобы кто-то знал о моих отношениях с отцом, не говоря уже о том, чтобы быть их свидетелем. Я ненавижу тот факт, что ребята из группы вообще знают о моем прошлом, но еще больше бесит то, что Трип и Тайк были свидетелями моего прошлого. Я ненавижу это гребаное сочувствие больше всего на свете. Я кусок дерьма и ничего не заслуживаю. Я заслужил тот ад, через который прошел.

Обри шевелится в моих руках, и я напрягаюсь.

Дерьмо. Вероятно, она все-таки услышала разговор.

Она вытягивает тонкие руки и зевает, прежде чем посмотреть на меня сквозь сексуальные длинные ресницы. Она улыбается и снова прижимается ко мне.

— Доброе утро.

Облегчение переполняет меня. Конечно, если бы она услышала эту ссору, тут же спросила, с кем я разговаривал. Я рад, что мне не придется давать ей какую-то идиотскую ложь, чтобы попытаться скрыть, кто я такой. Мне не нужно, чтобы она знала, что я в полном дерьме.

— Доброе утро. Ты голодна? Я могу заказать нам что-нибудь в номер, прежде чем мы вернемся к автобусу. Или, может быть, мы можем зайти на ещё один круг, пока у нас еще есть немного уединения?

Она прикусывает нижнюю губу и проводит по ней языком.

— Думаю, еще один раунд до завтрака определенно необходим.

Обри приподнимается и прижимается губами к моим губам.

Мне нравится ход мыслей этой девушки.

Только ситуация начинает налаживаться, как звонит мобильный Обри. Что за чертовщина со всеми этими звонками сегодня утром?

Она пытается вырваться, но я только крепче сжимаю ее в объятиях, отчего она начинает хихикать.

— Зак, я должна ответить. Это может быть Лэйни.

— Сделай это быстро. — Я держу ее еще секунду, прежде чем отпустить.

Котенок отвечает на четвертом гудке.

— Алло? — Ее тон хриплый и медленный.

Она несколько секунд слушает человека на другом конце провода, и я замечаю, как она очаровательна, когда пытается сосредоточиться. Поэтому наклоняюсь и покусываю ее шею.

Она хихикает.

— Перестань, Рифф.

Использование моего сценического имени заставляет меня остановиться. Всю ночь она использовала мое настоящее имя. Неужели она назвала меня так, чтобы произвести впечатление на того, кто находится на другом конце провода? Мое сердце немного замирает, но я знаю, что она поняла все правильно. Мы не можем слишком увлекаться друг другом, если проведем только это короткое время вместе.

Я целую дорожку вниз к ее груди и посасываю сосок, пытаясь уговорить ее оторваться от телефона и вернуться ко мне еще на некоторое время.

— Да, — говорит она, задыхаясь.

Я ухмыляюсь.

Это «да» больше относилось мне, чем тому, кто говорит по телефону.

Обри вздыхает.

— Не сердись на меня. Мы будем постоянно вместе примерно через неделю, когда ты вернешься домой. Кроме того, у тебя есть Ноэль.

Ага, значит она разговаривает с Лэйни. В таком случае ей определенно нужно положить трубку. Кожа ее живота такая нежная у моих губ.

Обри снова хихикает, когда я провожу языком по ее пупку.

— Но все могло бы быть именно так, если бы ты позволила.

— Почему бы тебе не повесить трубку и не позволить мне трахнуть тебя снова? — бормочу я, прежде чем засосать ее клитор в рот.

Обри хватает простынь и крепко сжимает ее.

— Эм, мне пора, Лэйни. Люблю тебя.

Она заканчивает разговор и отбрасывает телефон в сторону. Я ухмыляюсь и покусываю ее кожу. Победа за мной. Теперь все ее внимание принадлежит мне.

Я ввожу в неё два пальца и начинаю доводить ее до исступления.

ОБРИ

Байк Зака визжит, въезжая на стоянку. Он паркуется рядом с полуприцепом, из которого вчера вечером забрал мотоцикл.

Я высвобождаю руки из его объятий.

— Думаю, у тебя определенно есть желание умереть.

Он хихикает.

— Мне нравится жизнь на грани, вот и все. Кроме того, я ехал не так уж быстро.

Я спрыгиваю с мотоцикла и срываю шлем.

— Ну, это было достаточно быстро, чтобы напугать меня до смерти.

Он ухмыляется, обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я седлаю его правую ногу, пока он все еще сидит на байке.

— А что случилось с моей самоуверенной дикой кошкой из прошлой ночи? Той, что была такой бесстрашной?

Я обвиваю руками его шею и проклинаю себя за то, что позволила этому чувству между нами быть таким легким. Такой парень, как он, может разбить мне сердце, если я к нему привяжусь, а именно этого я и пытаюсь избежать.

Я пожимаю плечами.

— Пытаюсь избавиться от неё.

Его глаза изучают мои.

— Это очень плохо. Она мне нравится.

То, что ему нравится моя дикая сторона, — это именно та причина, по которой мне нужно ее изменить. Он слишком похож на всех моих бывших. Они все использовали меня, пока не устали и не отбрасывали в сторону, как будто мои чувства к ним ничего не значили. Я больше никогда не хочу, чтобы со мной так обращались, если это означает переоценку моего вкуса к мужчинам, так тому и быть.

Такой человек, как Зак, никогда не остепенится, а я не хочу дожить до тридцати и все еще пытаться найти мужчину, который будет для меня больше, чем просто папочка ребенка. Мне нужен мужчина, который станет моей семьей.

— Подожди здесь, пока я удостоверюсь, что никто не испортит мой байк, — говорит Зак, прежде чем поцеловать меня в щеку и спрыгнуть с мотоцикла.

Его черная футболка и выцветшие джинсы плотно облегают скульптурное тело в нужных местах, а сильные руки хватаются за ручки, чтобы подтолкнуть мотоцикл к концу трейлера.

Зак просит дорожную команду спрятать его байк обратно в трейлер, и я оглядываю оживленную парковку. За кулисами такого масштабного шоу, как это, можно сойти с ума. Люди везде. Я ни на секунду не могу представить себе, что этот безумный мир моя жизнь. Я не знаю, как ребята справляются с тем, что их постоянно окружает такое количество людей. Я бы сошла с ума, если бы у меня не было никакого уединения.

Группа женщин, в некоторых из которых я узнаю тех, кто стоял и ждал прибытия автобуса, подходит к Заку, когда он наблюдает за дорожниками со своим мотоциклом. Высокая длинноногая блондинка с явно оплаченной грудью ласкает его плечо. Ненависть скручивается у меня в животе, когда он не сразу отталкивает ее руку, зная чертовски хорошо, что я могу видеть его.

Я дергаюсь, желая, сказать цыпочке отвалить, но мгновенно останавливаю себя. О чем, черт возьми, я думаю? Он не мой. То, что у нас было прошлой ночью — всего лишь секс на одну ночь. Я знаю это, но знание не мешает ревности проникать в каждый нерв моего тела, когда вижу его с другой женщиной.

Однако я испытываю некоторое удовлетворение от того, что мне было разрешено называть его настоящим именем. На самом деле теперь, когда думаю об этом, мне, вероятно, не следует называть его так. Это означает, что у нас есть определенный уровень близости — той, которую он не разделяет с другими женщинами, которых берет в постель. Хотя мне ненавистна мысль быть в одной группе с остальными женщинами, с которыми он обычно спит, я не хочу, чтобы он думал, будто у нас в эти выходные нечто большее, чем секс.

Может быть, мне стоит все исправить прямо сейчас.

Я подхожу к Заку и все женщины смотрят на меня сверху вниз. Блондинка не делает ни малейшего движения, чтобы отодвинуться от него, и он, кажется, не возражает против ее присутствия.