Первый снег в ноябре порадовал. Мелания много рисовала, не обращая внимания на мороз, но энтузиазм быстро закончился, когда пальцы на руках перестали слушаться, а она слегла с простудой.
Дожив там до декабря, Мелания искренне удивлялась, как этот холод не свел ее с ума, не заморозил. Но при этом была благодарна подобному климату, так как мысль о том, что ей очень холодно заглушала думы о Баки, о коде в ее голове, о том, что она сделала будучи под гипнозом.
Наташа все чаще начала оставлять ее одну уже в октябре. Порой Мелания задумывалась, устала ли та от ее вопросов о жизни в Вашингтоне, а, может, причина в том, что видела — Мелания не рвалась куда-то убегать. Хотя одно могло не исключать другое.
Мелания и особо не понимала, есть ли место для побега. Мир и раньше казался враждебным, а сейчас и слишком опасным. Ее страх о правительственных службах, терзавший ее одно время, осуществился, с ней проделали какую-то работу, а она почти ничего не помнила.
Мелания стала бояться звука телефонного звонка.
Стала бояться докторов.
Стала бояться звука шагов.
И все страхи сплелись в один большой ужас, когда Мелания услышала чьи-то шаги внизу, при этом зная, что Наташа в отъезде. Мелания услышала стук своего сердца в ушах и стала оглядываться в поисках чего-то, что сможет ее защитить.
Взгляд ни за что не цеплялся. Предчувствие не предвещало ничего хорошего. Наташа всегда предупреждала о своем возвращении. Мысль, что это не могла быть она, тревожно повторялась в голове. Надо было убираться из дома, дождаться ее, но все вещи были на первом этаже. Мелания вдруг услышала мужские голоса, которые не могла узнать.
Недолго думая, Мелания открыла окно и ей в лицо ударил холодный воздух Сибири. Наташа никогда не говорила, какая здесь температура, но Мелания знала, что она может быть ниже ста по Фаренгейту* и это не предел холода.
Мелания посмотрела на свой свитер, кофту, джинсы и валенки. Схватила варежки и покрывало с кровати. Из окна можно было вылезти, не сломав ничего себе. Почему-то сейчас Мелания подумала, что это одна из причин, почему Наташа выбрала этот дом.
Мелания повязала покрывало как плащ, сунула варежки в карман и выбралась через окно, схватилась за трубу. Пальцы начали мерзнуть сразу, от воздуха захотелось кашлять, горло закололо от холода. Мелания невольно начала думать, что переоценила свои силы, и соскользнула.
Снег смягчил падение, но было все равно больно. Мелания еле сдержала крик, повернулась на бок, сильнее стиснула зубы. Снег оказался везде: в валенках, под свитером, в волосах.
Мелания вспомнила, что надо быстрее встать. Из окна на нее уже смотрел незнакомый мужчина в черном, что-то кричал, показывал рукой.
В голове Мелании осталась лишь одна мысль.
Бежать.
Мелания поднялась на ноги и, меся снег ногами, стала лихорадочно думать о месте назначения. Дом находился в конце деревни. Впереди лес, позади непонятные люди, по сторонам местные, языком которых она не владела. Мелания ощутила, что у нее уже начала болеть голова от трудности выбора и, поняв, что лес — меньшая из зол, побежала туда.
Мелания не знала дороги. Мелания чувствовала, как цеплялась за ветки. Чувствовала, как они царапали ей лицо. Ощущала, что устала, ноги все чаще подворачивались. Бежать по непротоптанным дорогам было все сложнее.
Вдруг Мелания упала, попыталась подняться, но не получилось. Она стала пытаться понять, как долго длился ее забег, но не вышло. По ощущениям она пробежала целый марафон. По факту могла и не набраться пара миль. Дыхание окончательно сбилось, перед глазами все темнело, сердце вот-вот было готово выпрыгнуть из груди, а голова начала болеть.
Мелания убеждала себя, что делала все возможное, чтобы убежать, выжить, но вдруг обратила внимание на снежный след своего пути, по которому ее легко можно будет найти, и чуть не заплакала. Ей стало казаться, что так она и умрет. Одна. В лесу Сибири. И даже, если ее не найдут те люди, холод, ночь в лесу без теплой одежды все сделают за них. И даже если получится пережить холод, то были еще дикие звери, вой которых она порой слышала.
Все варианты заканчивались трагическим исходом.
Но Мелания уже успела понять, что холод и дикие звери лучше, чем попасть к людям, которые заинтересованы в ее поимке.
Голоса из дома начали слышаться и в лесу. Мелания обернулась, собрала силы в кулак и встала на ноги. Было жарко от бега, адреналина, но частые вдохи, холодный воздух, оказавшийся в горле, напоминали об иллюзии этого тепла.
Мелания осознала, что уже не понимала, в голове ли эти голоса или на самом деле, но все равно побежала дальше, прибывая в полной и твердой уверенности, пусть лучше она умрет в лесу. В Сибири. Одна. Не столь важно от холода, усталости или животных. Но ни за что не попадется к преследующим ее людям живой.
Комментарий к II. Пролог
*больше -43
========== 1. ==========
Баки Барнс встречал декабрь в тоскливом настроении, чувствуя убивающую его усталость от своего существования. В Округе Колумбия валил снег, который тормозил жизнь всего города, местные новости постоянно сообщали о том, что городские службы не справлялись со стихией, прогнозировали, что дальше будет хуже. Подобные новости приходились Баки по душе, немного разбавляли рутину решений, которые принимали по его душу.
Начатое в сентябре закрытое заседание суда продлилось три с половиной месяца. Все это время слилось в подсознание Баки в один дрянной день, в который он стал невольным зрителем всех своих главных страхов и сожалений.
Перед ним рассказывали о его заданиях, показывая архивные материалы.
Люди в костюмах, ученые в халатах — решали его судьбу.
Военные, силовики — стояли с автоматами на случай, если что-то пойдет не так.
Баки Барнс никогда не задумывался о религии, душах, том, куда они попадают, но потом оказался на войне. Месяца в окопах, лагерях, смерти товарищей, сослуживцев, кровь, травмы и молодые парни, ставшие калеками, невольно навели на раздумья о том, что происходило после смерти. Что в Раю? Как происходят пытки в Аду? Зачтется ли им на том свете пережитое здесь? И если Ад и Рай еще наводили на какие-то образы, то Чистилище вызывало больше вопросов.
Его приятель тогда сказал, что это пустое место. Не поощрение. Не наказание. Может, лес, может, пустыня, может, что-то в этом духе. Но всегда что-то пустое, туманное, заставляющее от нечего делать копаться в себе, своих страхах, травмах, сожалениях. Копаться до тех пор, пока это не сведет тебя с ума.
Ты не спишь.
Ты не ешь.
Ты не думаешь о завтра, потому что в этом нет смысла. Завтра не будет отличаться от сегодня.
Ты просто идешь.
Ты просто думаешь.
Может, пытаешься сбежать. И абсолютно неважно, что ты понимаешь — бежать некуда. А от себя не убежать и тем более.
В далеких сороковых Баки посмеялся, что друг перебрал выпивки, и продолжил ужинать.
Сидя на заседании, Баки вспомнил тот день и понял, что его Чистилище будет выглядеть именно так. А, может, он вообще уже давно умер и просто этого не заметил.
Суд закончился в пользу Баки и обязал проходить медицинские испытания, чтобы избавиться от кода, и не выезжать, если не хотел заключения. Браслет все еще был на ноге. Официально с него сняли наблюдение, но Баки продолжал его замечать, хотя ничего с этим и не делал. Он забрал некоторые вещи из старой квартиры, переехал, отстриг волосы, вернув старую стрижку, и не включал телевизор, не заходил в интернет, чтобы не засорять свой мозг информационным мусором около недели.
На суде были представлены не все задания Солдата, и это напрягало. Инстинкт подсказывал Баки, что у всего этого будет продолжение, но какое он предугадать не мог.
Сидя сейчас на диване, переключая каналы, Баки начинал злиться от этого чувства неприкаянности. Показывали глупые шоу, сериалы, фильмы, в новостях говорили если не о погоде, то о МОЛОТе и чем-то грандиозном, что они представят в новом году.
