Но сейчас судьба подарила Нине Ивановне переживания другого масштаба. Президент страны, которого она видела только по телевизору, заинтересовался хлебопекарной промышленностью и решил посетить ее на месте. Потрясенная свалившейся на нее ответственностью, Нина Ивановна, в новеньком белоснежном халате (58 – размер, 2-ой рост) водила Его по цехам, и, удивляясь собственной смелости, рассказывала про дрожжи, разрыхлитель, муку и ароматизаторы. Президент даже попробовал продукцию, лежащую на подносе – откусил кусочек круассана. Нина Ивановна бережно собрала крошки, положила в нагрудный карман – у сердца.

Нина Ивановна не была ни истово верующей, ни атеисткой, ни даже агностиком. Жила, как все. Праздновала Новый Год, красила на пасху яйца. Покупала кулич. Праздновала и Рождество, тем более, день выходной. О Боге особенно не задумывалась. Но теперь она точно знала, как Он выглядит: некрасивый, невысокий, пожилой и лысеющий.

Померкло все – и Ялта, и лейтенант, и зефир, и брудершафт. И когда Он пожал ей руку, Нина Ивановна почувствовала себя Героем Соцтруда, Лауреатом Ленинской премии, Депутатом Верховного Совета, женой Кобзона, нет, все не то!

«Это самый счастливый день в моей жизни!» – сказала она, стараясь не расплакаться раньше времени. И эмоции ее были сравнимы разве что с десятибалльным землетрясением. По шкале Рихтера! Впрочем, про Рихтера, она, кажется, не слышала…

P.S. шкала Рихтера для измерения силы землетрясений.

Май. Ждал плохой погоды. Такая традиция. Но отцвела и черемуха, и дуб, и орешник, а плохая погода не наступала. Был разочарован. Июнь. Думал об андронном коллайдере. С тревогой. Снился бозон Хиггса, предлагал пиво. Теплое. Отказался. Похоже, у него нет регистрации. Жарко. Решил выкупать пса. Он явно подвержен пессимизму. Налил в ванну один кубометр холодной воды. Окунул животное, вынул, вытер. Сделал открытие; пессимизм сменяется оптимизмом от одного кубометра холодной воды. Надо запатентовать. Июль. Идут дожди. Опять думал об андронном коллайдере. Как он там? Решил поесть. Сделал композицию из завтрака, обеда и ужина. Пришла собака. Имея преступный умысел на получение косточки, смотрела умильно. Пришлось поделиться. Август. Снова пошел дождь. Он, похоже, и не уходил. Опять думал о коллайдере, и о противоположном поле. Как они там? Без меня? Лето кончилось. Сел думать о новом ноутбуке.

Столько в нашей жизни замечательного, развесистого абсурда, но нет ни Гоголя, ни Даниила Хармса, ни Ионеско, ни Мрожека! Вся надежда на нас, графоманов!

Шел Даниил Хармс по зоне рискованного земледелия и нес фикус. Вдруг встречает главного редактора журнала «Еж». – Вот, говорит Хармс, – старушка из яранги неудачно выпала, а фикус уцелел. Ищу лунку от метеорита, чтобы его посадить. – Ну-ну, – ответил редактор и отправился на заседание редколлегии.

Очень беспокоился Хармс об андронном коллайдере. И, возвращаясь домой, обнаружил у дверей бездомного щенка. Подобрал его Хармс и назвал Бозоном Хиггса.

Прочел Даниил Хармс объявление: «ПЕРЕДАМ ГЕНОМ В ХОРОШИЕ РУКИ», Посмотрел он на свои руки: ногти обломаны пальцы в краске испачканы. И не пошел за геномом.

Друзья давно уговаривали Хармса поиграть на бирже. Наконец он решился. Пришел на биржу и стал играть. На губной гармошке.

Давно мечтал Даниил Хармс посетить Палату Мер и Весов.

Весов там было немерено: и пружинные, и аптечные, и электронные, и даже от слепой Фемиды. – А где же тут у вас Меры? – спросил Хармс у военизированной охраны. – А вот применим к тебе меры административного воздействия, тогда узнаешь, – строго указали ему. Тут экскурсия и закончилась.

Заблудился как-то Хармс в смешаном лесу. Вдруг из чащи выбегает гражданин с транспарантом «ТРОСТЕЙ! ЗОНТОВ! ЧЕМОДАНОВ! НА СТУПЕНИ! НЕ СТАВИТЬ!» Обменялись они взглядами и пошли: Хармс по грибы, а гражданин с транспарантом на санкционированное шествие.

Давно мечтал Даниил Хармс с Эженом Ионеско познакомиться. И затеял с ним переписку по электронной почте. Долго они переписывались – целую неделю. А потом опубликовали в социальных сетях и назвали: «БРЕД ВДВОЕМ»[2].

Принесли телеграмму вечером, и Тера с мокрой после душа головой расписалась и прочла: «Встречай слезами радости готовь столик покера тчк» Ну, сразу догадалась она, это Молчанова надо встречать. Тера выглянула в окно. Обшарпанный, старый и разве только молью не побитый Москвич-408 стоял внизу, уткнув морду в старый тополь. Мелкий дождик, маслянистый у фонаря, прилепил к крыше автомобиля тополиные листья. Теру некоторые шутники называли Тера инкогнита», хотя имя ее, Атерес, непривычное для русского уха похоже было на мужское: Мать Теры, известный в Ташкенте врач, профессор, назвала ее так в честь своей гинекологической пациентки. Странная фантазия! Но Тере это имя шло. Случалось, что заказчики, довольные ее работой, награждали Теру грамотой, начинавшейся словами: «Дорогой товарищ Атерес…» «Товарищ Атерес» была четвертой женой в матримониальном марафоне Юры, успешного юриста и женолюба. Он позиционировал себя высоконравственным джентльменом, и после очередного романа почти всегда женился. И такова была воля случая, что всякий раз новая жена была существенно моложе предыдущей. И, в благодарность за свидетельство о браке и прописку, жены производили на свет мальчиков. Всегда мальчиков. Их, единокровных братьев, было уже шестеро. Тере после развода на память досталась комната в коммуналке и сын Леня.

Но удивительным было не это, а то, что все жены, включая последнюю, «законную», дружили между собой. Их даже называли профсоюзом Юриных жен. Жены называли друг друга «девочками», хотя между старшей и последней (но не окончательной) была разница почти в двадцать лет. Юра пользовался положением хозяина гарема и нагружал поручениями ту, до которой быстрее дозванивался. Поручения всегда были капризами его матери: лекарства, какая-то особенная простокваша, новые очки, ошейник для собачки… «Девочки» норовили отлынить: – «почему я, я в прошлый раз пекла пироги, пусть Виктория (старшая, первая жена) пошевелится», но все равно кто-нибудь задание выполнял. Восток-дело тонкое.

Итак, для встречи на вокзале Молчанова автомобиль был не просто необходим, он был главным действующим лицом. Молчанов не просто возвращался из отпуска, он вез трофеи. Кроме огромного, грязного, в рыбной слизи и чешуе рюкзака прилагался вонючий мешок с выловленной рыбой в соленом рассоле – тузлуке – главная ценность. Так что автомобиль был необходим. Но при этом не стоит думать, что реликтовое транспортное средство получало почести по заслугам – наоборот, оно их не получало вовсе. Машину никогда не мыли. На грязной дверце кто-то из нашей компании нацарапал пальцем: «Теражопа». Кто-то неблагодарный, Тера возила всех. Но к надписи привыкли и Тера так и ездила. Дело в том, что в 70-е годы иномарок в Москве не водилось, их не было даже в советских фильмах про заграницу, которые обычно снимали в Талине или в Риге. А внутри Москвича-408-го среди осколков стекла и клочьев собачьей шерсти всегда валялся обтертый веник как свидетель гигиенических намерений хозяйки. Учитывая высокий статус любого автомобиля в СССР, (на дорогах встречались и Москвичи-401, 402 и Победы, и, если автомобилем пользовались меньше сорока лет, он считался совсем новым). Так вот, учитывая этот его статус, Терин автомобиль дважды становился объектом вожделений похитителей. Однажды при попытке угона он дисциплинированно не завелся, а другая история годилась для передачи о паранормальном. Посмотрев по телевизору полночную программу «Время», или, как ее называли «бенефис Леонида Ильича и немного о погоде», Тера, несмотря на поздний час, почувствовала желание немедленно прикоснуться к «своей машине». Не дожидаясь лифта, она скатилась с 8-го этажа и подбежала к Москвичу, когда он задним ходом (а иначе никак) медленно отъезжал от тополя. Опытная в конфликтах, она рванула дверцу на себя с криком: – «как тебе не стыдно!» Испытал ли злодей стыд, неизвестно. Но с Териных слов получалось, что муки Родиона Раскольникова ничто в сравнении с раскаянием потенциального похитителя. «Он покраснел», – уверяла она. Известно, правда, что единственный во дворе фонарь не горел никогда, а мужиченка пошкандыбал в дальний угол двора, припадая на левую ногу.