***

– Когда вернется отец?

– На днях вернется.

– Галь сказал свое первое слово…Он назвал меня Энэ. Мой маленький сладииик. Скажи снова Э-нэээ!

Старик широко улыбнулся и поманил правнучку к себе. В этот момент раздался звук подъезжающей машины, и она встрепенулась, оставила Лана и бросилась с Галем на руках к окну.

– Папа вернулся! Дед! Он вернулся раньше времени!

Батыр подъехал к огромному, во всю стену окну и увидел, как внук твердой походкой идет в сторону дома. И кажется, он впервые не пьян….

Иногда те, кого ты знаешь долгие годы, оказываются совершенными незнакомцами. Враги очень часто слишком близко, так близко, что ты не видишь, как они спрятали за спиной нож, который готовы вонзить тебе в сердце, потому что в их глазах плескается любовь и живое участие, а на губах улыбка прячет оскал монстра.

Восемь. Знак бесконечности Ульяна Соболева

Он привез меня в какой-то дом, поблизости больше ни души. Вокруг лес или парк, я не успела рассмотреть. В голову лезут самые страшные мысли. И мне кажется, что живой я оттуда не вернусь. Ведь говорят, что у известных и богатых людей свои способы пощекотать себе нервы, и этот азиат вполне может оказаться маньяком-психопатом.

Не зря говорят, что жилище напоминает своего хозяина. Снаружи небольшое двухэтажное здание казалось прекрасным невероятным загородным домиком, облицованным белоснежным мрамором, с такой же белоснежной крышей. Никогда в жизни не видела белой крыши…Как будто весь дом покрыт морозным узором или снегом. И несмотря на весь ужас происходящего я не могла не восхититься…но это был лишь фасад. Вскоре мне открылась и боковая часть…резко контрастирующая с высоким забором и главным входом. Недостроенное, скорее, полуразрушенное строение, серое, вывернутое нутром наружу, пугало своей холодной сердцевиной. Здесь явно никто не жил, а строительство забросили уже очень давно. Мне были видны горы материала, накрытые контейнеры с кирпичом, пустые глазницы незастекленных проемов для окон.

Ворота Хан открыл сам, поставил машину возле красивых белых ступеней, потом распахнул дверцу в машине с моей стороны и без церемоний вытянул меня наружу. Придерживая под руку, насильно повел внутрь дома. В глаза бросился высохший и заросший плющом и мхом фонтан: с одной стороны – белая лебедь, а с другой – девушка. Мне было видно только лебедь и длинные развевающиеся волосы статуи. Покрытая мхом и плесенью птица казалась грязной, как и ее хозяйка.

– Идем! – дернул меня с раздражением за руку и втолкнул за дверь.

Видимо, здесь только начали делать ремонт и успели лишь несколько комнат привести в нормальный вид. Мебели практически нет. В гостиной голый, кирпичный камин, напротив него кожаный диван и вместо стола какая-то тумба. На тумбе пустые бутылки из-под спиртного, полная пепельница. Об одну из бутылок я споткнулась и чуть не упала, но меня придержали за шкирку. Подошва туфель раздавила стекло, и я вздрогнула, так как хруст эхом прозвенел на весь дом.

Логово зверя. Самая настоящая берлога. Похоже, он проводил здесь очень много времени, даже жил. Только не знаю, как можно было жить в этом скелете…да, этот дом напоминал мне разложившийся труп с гнилыми внутренностями. Окна покрыты пылью и паутиной. Ни на одном нет штор, но их завесили какими-то тряпками, в некоторых местах тряпки сползли, и я видела тусклое стекло. На полу пятна и разводы грязи. Возле стены валяются пустые коробки из-под фастфуда. А вдруг он привозит сюда своих жертв и здесь их насилует, и убивает? Мороз прошел по коже, и я стиснула сильнее пальцы в кулаки.

О боже! Я не хочу здесь быть. Неужели он запрет меня в этом ужасном месте? Словно в ответ на мои мысли монгол протащил меня через гостиную к комнате и втолкнул в нее. Это оказалась спальня. Все такое же запущенное, половина пола выложена зеркальным мрамором, но он настолько грязный, что эта грязь катается мелкими комками от дуновения ветра в приоткрытое окно. Посередине комнаты стоит двуспальная кровать. Постель заправлена покрывалом, и мне страшно подумать, сколько времени его не стирали. Возле окна голый комод. На комоде настольная лампа и тоже пустые бутылки. Электрические провода валяются на полу, их не успели спрятать и заштукатурить стены. На меня смотрит голый кирпич. Несмотря на то, что сейчас лето, в доме невыносимо сыро и холодно. Я поежилась, обхватывая себя за плечи.

– Здесь жить будешь.

Сказал, как отрезал, швырнул мою сумку с вещами на пол и подошел к окну, захлопнул его и поправил тряпку так, чтобы было не видно двор, затем включил свет. Под потолком оказалась большая хрустальная люстра и желтое свечение залило помещение. Какое жуткое сочетание недостроя и роскоши. Тонкая сеточка пыли теперь напоминала слой серого меха. И свет не добавил красок, а лишь создал еще более мрачную и холодную атмосферу.

– Как здесь жить…

– Как я скажу.

Сдернул покрывало с постели, и под ним оказались шелковые белые простыни. На первый взгляд чистые.

– Все, что надо, сюда привезут уже сегодня.

Прошелся по комнате обратно к двери и плотно ее закрыл, чем вызвал во мне состояние, близкое к истерике. Я невольно попятилась от него назад. Сейчас при свете, когда я заперта с ним в тесном пространстве, он кажется мне еще больше. Рубашка обтягивает его мощные руки, и из-под закатанных рукавов видны толстые вздувшиеся вены, жгутами тянущиеся к запястьям. На костяшках пальцев засохшие корки. Один удар этой руки, и моя голова сразу же лопнет. Но самыми жуткими были его глаза…

– И что мне здесь делать? – тихо спросила и судорожно глотнула сырой воздух.

– Раздвигать ноги и делать вид, что тебе нравится, когда я тебя буду трахать.

От одной мысли о том, что он приблизится ко мне, не то, что тронет, стало не просто не по себе, а я захлебнулась от ужаса.

– Отпустите меня…зачем…зачем… я вам?

Когда я это произнесла, он резко обернулся, в два шага оказался возле меня и, схватив за лицо, впился в меня безумным взглядом. Он отчаянно что-то искал. Его даже начало трясти от предвкушения.

– Скажи это еще раз, – хрипло приказал и сильнее сдавил скулы, – повтори слово в слово.

– Зачем… я вам?

Повторила и онемела от его близости. Раскосые, совершенно черные глаза полыхали огнем и пожирали мое лицо. Он жуткий, и в тот же момент есть в этой жуткости звериная красота.

– Я тебя захотел. – сказано глухо…на выдохе.

Никогда раньше не понимала значения этих слов. Хотеть можно пить, есть, какую-то вещь. Но сейчас, глядя в эти черные узкие дыры, в которых плескалось мое отражение… я поняла. Можно хотеть сожрать человека, сломать, разорвать. Хотеть давить и мять его плоть. Вот так он меня хотел. И от этого становилось жутко. Никто и ничто не помешает ему это сделать. Хан вдруг резко развернул меня спиной к себе, толкнул вперед к кровати.

– Пожалуйстааа! – вырвалось из самого горла. Как быстро. Я не ожидала… я надеялась, что это произойдет позже. Когда-то потом…не сегодня.

И мне страшно даже начать сопротивляться, страшно, что он может переломать мне позвоночник или шею одним легким нажатием. Наклонил за затылок, лицом в постель. Задрал платье на поясницу, дернул колготки так, что они с треском разорвались и пошли дырками и стрелками. Меня никогда и никто не трогал. Не видел голой. Я боялась опозорить Шамая. У них было непринято до свадьбы…С Пашей целовалась, и то даже поцелуем трудно назвать.

Хан стянул мои трусы под колени и уже через секунду заполнил меня пальцем. Очень больно, очень быстро. От неожиданности и резкого дискомфорта из глаз брызнули слезы.

– Целка!

Прозвучало как-то разочарованно…но в то же время с голодным похотливым придыханием. Толстый холодный палец растянул сухую плоть, и теперь там жгло и щипало.

– Пожалууйстааа! – меня трясло в истерике, и я царапала ногтями по простыням, содрогаясь всем телом. – Пожалуйста…!