(с) Просторы интернета

Судорожно глотнув воздух, зашла в комнату, мама Луси тут же накинула мне на плечи кофту и цыкнула на меня с раздражением.

– Что за вид? Почему так поздно? Ты же знаешь, что гости должны приехать.

Шамай развел руками, приглашая меня. Он улыбался, но взгляд настороженный, холодный. И я не пойму – злится он или боится гостя. Но страх точно испытывали все. Мне кажется, даже псы на улице притихли. И это не удивительно. От него исходила эта аура, как от страшного хищника, который в любой момент может наброситься и разодрать.

– А вот и доченька пришла. Заходи, дорогая, присаживайся. Знакомься с гостем. Тамерлан Дугур-Намаев нас навестить решил.

Я с ужасом посмотрела на Аллу, но она не сводила взгляда с отца. Как он отыскал нас? Так быстро! Как узнал, кто я? Он что дьявол?

– У нашей Аллочки сегодня день рождения…

Начал было Шамай, но Хан, не сводя с меня глаз, быстро сказал.

– У меня нет времени. Я пришел заключить сделку. Хочу купить ее.

И показал на меня пальцем. Нет, это не походило на шутку, не походило на фарс. Этот отвратительный человек с тяжелым и страшным взглядом произнес вслух именно то, что я услышала. В моих мыслях промелькнуло, что сейчас отец вскочит с кресла, выставит его вон, что начнется скандал и…Но Шамай молчал.

– Вы делаете предложение нашей Диночке? – переспросила Луси.

– Я разве сказал, что хочу жениться? Я хочу ее купить.

Тяжело дыша, впилась совершенно ледяными пальцами в спинку стула, близкая к обмороку.

– При всем моем уважении, господин…

– Хан. Зовите меня Хан.

– При все моем уважении к вам, Хан…но ваше предложение оскорбительно для нашей семьи. Дина нам не родная дочь, но мы ее воспитали и любим, как родную. И…

– Хватит. Мне неинтересна пустая болтовня. У всего есть своя цена. У вас – товар, а я – покупатель.

Он кивнул стоящему за его спиной лысому громиле, и тот извлек из кейса золотой слиток, похожий на маленький кирпичик, и положил посередине стола. Я, кажется, побледнела еще больше.

– Здесь хватит на то, чтобы отремонтировать твой разваливающийся дом и купить еще парочку.

– Мы…мы не можем продать нашу дочь! – воскликнул отец, и я быстро закивала. У меня слов не было. Я онемела. Я не верила, что все это происходит на самом деле. Не верила, что они вот так сидят за столом и…этот ужасный недочеловек предлагает за меня золото! Как он смеет? Я же не вещь!

Хан кивнул снова, и на стол положили еще два слитка.

– Это если по-хорошему. А по-плохому завтра твой бизнес лопнет, как мыльный пузырь, и от твоего дома останется один пепел. А ее, – он кивнул на меня, – я заберу просто так и дочь твою отдам черной своре на потеху. Замуж даже за самого гнойного прокаженного потом не отдашь.

Сердце билось сильнее и больнее, и мороз шел по коже.

– Пять слитков, и подпишетесь за меня перед поставщиками сырья.

Раздался голос отца, и у меня дыхание перехватило.

– Четыре слитка, и завтра ты получишь первую сделку.

Отец кивнул, а я чуть не закричала. Дернулась назад, наткнулась на стену. Быстро качая отрицательно головой.

– Нет-неееет. Неееет!

Закричала и выбежала из комнаты, помчалась к себе. С широко распахнутыми глазами глядя перед собой и постоянно качая головой в страшной истерике, когда даже имя свое не помнишь и слова сказать не можешь. Нет…они не могли меня продать. Нет…Только не Шамай. Он же мне, как отец… я же помню себя у него на плечах с косичками и синими бантиками, помню нас с Аллой в зоопарке верхом на осликах…помню свой день рождения с огромным тортом и двенадцатью свечками.

Дверь распахнулась, и Луси склонилась надо мной.

– Собирайся, дочка, с ним поедешь.

– Неееет.

Я трясла головой и не верила, что она мне это говорит…я же ее любила, как мать. Они не могут меня вот так…так нельзя с людьми. Нельзя.

– Не надо. Пожалуйста…умоляю, не надо.

– А как нам быть? Он завтра убьет нас всех! А тебя все равно заберет! Как нам быть? У нас нет выбора! Ты же знаешь, кто он.

– А так…так умру я…

– Не умрешь. Потерпишь немного. Он потом отпустит, а мы с отцом замуж тебя выдадим за хорошего человека. Ну что нам делать, Диночка? Как быть? У Шамая сердце больное…если дом сгорит и бизнес лопнет, он не переживет. А мы с Алкой куда? Мы же женщины. Нас разве что к себе только брат Шамая возьмет и то…

– А мне…как быть мне?!

Она подняла меня за плечи и прижала к себе.

– Не знаю…мне самой страшно, но отец так решил. Он – главный в семье. Сыновей мне Бог не дал. Заступиться некому. Да и кто мы, а кто Хан? Раздавит, как мошек! А еще богат он несметно и, говорят, щедрый с женщинами. Может, и не обидит тебя.

А сама по голове меня гладит.

– Не согласишься, и все умрем.

– И ты вот так меня отдашь? Откажешься…что бы мои родители сказали? Если бы живы были?

Она отстранилась и скривилась, как от боли, как будто я ее ударила.

– Хочешь? Хочешь, откажу ему! Пойду поперек мужа? Только…только, наверное, это и будут наши последние дни!

– Нет…нет…что ты, – я посмотрела на плачущую Луси, – нет!

– Давай…беги, пока он там сидит. Беги через окно, да к тетке моей. Она денег даст на первое время. А я его отвлеку. Приглашу за стол, скажу, собираешься пока. Хочешь так?

Я молчала, а она слезы мне вытерла.

– Пойду гостей покормлю, арак принесу с погреба. Пока пить будут, оденься, деньги в копилке у нас в спальне возьми и беги. И знай…это самое большее, что я сейчас могу для тебя сделать. И спасибо не говори…Беги и молись за нас всех.

Вышла из моей спальни и дверь закрыла. А я по стене сползла на пол. Не знаю, сколько так просидела. Перед глазами опять зоопарк, опять ослики, качели. И я на плечах Шамая. На повторе. Я себя словно со стороны вижу, как волосы золотистые развеваются, как я смеюсь. На мне белое платье с рюшами.

А потом снова это жуткое лицо с узкими глазами, крупным носом и тяжелым подбородком, поросшим густой седоватой бородой. Если он меня тронет, я умру. Начала переодеваться, собирать вещи…зашла к родителям в спальню, достала из ящика стола копилку, а под ней фотография – мы там все. Луси обняла меня и улыбается в камеру, Аллочка держит меня за руку. Позади нас скромный дом, чуть покосившийся забор, и наш пес сидит, голову вбок склонил. Медленно положила снимок обратно, спрятала копилку, поставила сумку с вещами на пол и дрожащими руками пригладила нервно волосы.

Если сбегу, они все умрут…а ведь эти люди воспитывали меня, любили, растили и кормили. А я им смерть вместо благодарности? И как я с этим дальше жить буду?

Вышла, как в тумане, из спальни, прошла в зал, дверь открыла и остановилась на пороге. Хан из-за стола встал и, не прощаясь, пошел к двери, меня за локоть прихватил, за собой потащил.

– Подождите… я попрощаться хочу с семьей! Постойте!

– Не с кем там прощаться. Тебя мне, как скотину, продали.

Процедил и затолкал меня в машину. Заливаясь слезами, я прилипла к окну, ожидая, что они выйдут на улицу проводить меня. Но никто не вышел. Только ворота скрипнули и закрылись за нами. Машина быстро отъехала от дома, а я только всхлипывала и дрожала всем телом, не веря, что все это происходит на самом деле.

– На. Возьми.

Что-то больно царапнуло руку, я схватила и укололась, вскрикнула и отшвырнула от себя красную розу. Хан медленно поднял ее с пола и снова положил мне на колени. А потом отвернулся к окну. И мне стало не просто страшно, а я погрузилась в панику…

Ранее

– Дед…Когда отец приедет?

Эрдэнэ вошла в оранжерею с маленьким Ланом и Галем. Старшего из братьев она держала за ладошку, а младшего на руках. Батыр обернулся и скинул с плеча ворона, тот возмущенно каркнул и переместился на тумбу с цветами. Принялся демонстративно пощипывать острым клювом лепестки, поглядывая черными глазами то на девочку, то на хозяина.