– Не надо! Пожалуйста! Я всем довольна!

– Так вот, деньги – это все, что я могу предложить…

Слава богу!

– А обновления в твоей комнате… Даже не знаю, как тебе объяснить, чтобы не… расстроить. Но оно само… Этот дом… В общем, просто поверь, что ни делается … К лучшему. Наверно. Но я не имею к этому никакого отношения.

Ага, еще и скромный. Ну, прям, уникальный мужчина. Ладно, сделаю вид, что поверила.

– И спасибо за ужин, – Захарий по-стариковски тяжело встал и, шаркая ногами, направился в зал для посетителей.

Какой ужин? Сало с веткой зелени? Он так пошутил сейчас? Что происходит, в конце концов, с Захарием? И как я должна реагировать на это безобразие? Закрыть глаза и заниматься своими делами? Или попытаться докопаться до сути и… А что собственно «и»? Что в моих силах сделать для совершенно чужого человека, который даже не просил меня о помощи? Быть может и помощь-то ему вовсе не нужна, а я навожу панику. Наверняка у него все хорошо, лишь я слегка не к месту нарисовалась и теперь всюду сую нос да путаюсь под ногами.

Да, скорее всего так оно и есть. Поэтому сейчас я с удовольствием поем и лягу спать, а завтра пойду покупать горючее для растопки печки, заодно и про Захария попытаюсь выяснить, что за фрукт и чем живет. Не может быть, чтобы в таком крошечном городишке никто ничего не знал про человека с неадекватным поведением.

Но к моему великому разочарованию, я ошиблась в предположениях. Про Захария в городе знали до обидного мало.

На базаре, где я наводила справки о том, чем лучше топить печку и где можно купить дрова, мне повторили практически слово в слово сказку о Зачарованном лесе. Дровосеки, пообещавшие не только привезти полешки, но и сложить поленницу, дополнили рассказом о том, что лесником Зачарованного всегда служили потомки того самого мага, который спас много веков назад город от неприятеля. Башмачник, приготовивший для меня отличные сабо, добавил о неизвестном проклятии Дома у леса. А вот уже собравшись возвращаться в кабак и по пути заглянув в лавку, где торговали постельным бельем и занавесками, я познакомилась с очень занятной бабулечкой. Она-то и поведала мне о том, что запамятовалось горожанами, а то и в силу молодого возраста многим было вовсе неизвестно.

Толкнув скрипучую дверь, над которой, накренившись, чернела разъеденная временем и дождями старая деревянная вывеска с лаконичной надписью «Ткани», я попала в мир ярких красок и пыли. Всюду лежали рулоны разноцветной материи, висели полотна, шали, газовые отрезы. В углу у открытого очага, сжавшись в шерстяной узелок, дремала в кресле-качалке крошечная старушка. Кожа ее и цветом, и морщинами напоминала печеное яблоко. Крупный грушевидный нос был единственной выделяющейся частью лица, где все остальные черты терялись в сетке старческих борозд.

– Доброго дня, илея, – поприветствовала я, смущаясь от того, что пришлось потревожить сладкий сон хозяйки.

– Ась? – старушка встрепенулась и уставилась на меня подслеповатым взглядом. – А-а-а. Добрый, добрый. – Она извлекла свое тщедушное тельце из качалки и поковыляла ко мне. Словно распускающийся бутон, ее одежды распахивались при каждом шаге и удивляли пестрым разноцветьем. На дрожащей головке из жиденьких седых волос была сотворена замысловатая прическа, которую украшал гребень с позвякивающими в такт подвесками.

– Илея, придумает же, – фыркнула женщина, расплываясь в довольной улыбке, похоже, обращение ей пришлось по сердцу. – Не гожусь я для илеи – давно все старухой кличут. Че в дверях встала? Проходь, давай. Илея.

Я шагнула к прилавку и принялась с преувеличенным интересом разглядывать и щупать попадающиеся мне под руку ткани.

– А по имени вас называть можно? – спросила я и признаться немного засмущалась.

– Можно. Отчё ж нельзя? Эгебельдеризенция я.

Теперь понятно, почему ее все старухой называют. Имя выговорить просто не реально.

– Чё ищешь-то, мила? – прихрамывая, добралась-таки до меня хозяйка лавки.

– Постельное белье, покрывала, занавески. Или хотя бы ткань для них. Готовых, я так понимаю, у вас нет?

– Отчё же. Все есть. Чё ж я – немощная? Шью помаленьку, пока сила в руках еще осталась и глаза видят. Сейчас принесу, жди здесь.

Она также неспешно двинулась к межкомнатной двери, а дойдя, обернулась и поинтересовалась:

– В который дом собралась красоту вешать?

– А? – растерялась я.

– Каждому дому свое убранство требуется. Чё за дом спрашиваю? Где живешь?

– А-а. У Зачарованного леса.

– У Закхариуса чё ли?

– Ага, у Захария, илея.

– Закхариус он. Графский сын, бывший маг. Это уж в простонародье, шоб язык, значить, не ломать, прозвали Захарием. А ты чё же, того не знаешь?

Я готова была подпрыгнуть и от радости потереть ладошки – так вот оказывается, кто в курсе о моем хозяине больше, чем сказано в общеизвестной легенде.

– Впервые вот от вас слышу, – повинилась, скромно опустив глазки к полу. – Он сам не представлялся. А в городе про него и вовсе мало что известно.

– Знамо дело мало. Та история с Эвенизой случилась тридцать лет назад…

– Тридцать? Серьезно?

– Тридцать-тридцать.

– Точно? Вы ничего не путаете?

– Ты меня за старую кошелку чё ли принимаешь? – взвилась старушка, с видом оскорбленной невинности поправляя гребешок в волосах.

– Ну что вы, уважаемая, – начала подлизываться я к бабулечке, – просто Захарий, то есть Закхариус не выглядит так старо. Это сколько же ему получается лет?

– Не знаю я, сколь ему лет, но не мальчик, уж точно. Маги они такие, долго выглядят моложаво. Да и живут поболее нашего.

– Маги? Это вы про Закхариуса?

– Про него, про кого еще. А ты чё, уж и позабыла, о ком разговор ведем?

– Я просто не знала. И что он умеет? – я пыталась вспомнить, чем же занимаются всевозможные экстрасенсы в моем мире. – Лечит народ, или там мужей к женам возвращает?

– Ничё уже не умеет. Как все случилось, так силу и потерял. И с тех пор не выходил ни разу в город. Затворником стал.

– А что случилось-то? В городе никто ничего не знает…

– Если кто чё и знал про него, уж давно позабыл. А большинство и не ведали, чё там у них с Эвенизой произошло. Говорю же, давно это было.

– А вы сами, илея, помните хоть что-нибудь о той истории? – с надеждой поинтересовалась я.

– Конечно, я все помню! – гордо задрала нос-грушу бабулечка. – Память еще не потеряла.

– Расскажете? – я даже подалась вперед, так мне не терпелось услышать о событиях из прошлой жизни Захария.

– Сейчас вернусь с бельем и поговорим, – буркнула старушка и черепашьим шагом скрылась за дверью.

Я успела множество раз пересмотреть весь ассортимент товара, выбрать несколько покрывал, посидеть в старушкином кресле-качалке, от безделья нашла старую тряпку и протерла всю пыль с окон, полок и прочих поверхностей, а Эгебе… тьфу-ты, в общем, хозяйка лавки все не шла. Когда я уж было решила, что бабулечка задремала где-то наверху, позабыв о моем существовании – старый человек, какой с нее спрос – та, наконец, появилась с огромной стопкой тканей в руках.

Аккуратно сложив свою ношу на прилавок, старушка принялась перебирать и раскладывать в разные стороны товар.

– Как я говорила, случилось это тридцать лет назад, – начала рассказ старушка важным тоном, – Закхариус аккурат вошел в совершеннолетие и полную магическую силу. Отец его, Замирловикс, неожиданно скончался. И пришлось парню принимать в свои руки вотчину предков да родовые обязанности.

– Это какие? – воспользовалась я паузой.

– Да понятно какие – за лесом приглядывать, Переговорный дом содержать, – и, не делая никаких переходов, – вот эти занавеси тебе нравятся? А то могу сходить за другими. У меня еще, кажись, голубые где-то лежали.

– Нравятся, очень нравятся, – испугалась я, что опять придется битый час ждать возращения лавочницы.

И поспешила снова задать вопрос: