— Давай поженимся.

Он попёрхивается ториком, роняет пустой бокал на ковёр и перепуганно смотрит на абсолютно серьёзную Сабрину.

— Что-что?

— Давай поженимся, — терпеливо повторяет она.

— Но… за-за-зачем?..

— Это будет выгодно нам обоим, — говорит Сабрина, будто растолковывает прописные истины неразумному ребёнку. — На случай, если ты решишь переизбраться… народ больше доверяет женатым политикам. А тебе под сорок. Это начинается казаться подозрительным… ты ведь не давал обет безбрачия? Ну вот. Что до меня, то незамужняя женщина — ещё хуже, чем неженатый мужчина. Меня… заклюют. Старая дева в политике… это старомодно и опасно. К тому же, мы хорошо ладим, понимаем друг друга и вообще… и я люблю тебя, Барти.

— Н-но… я… тоже тебя люблю, Сабрина, — растерянно бормочет Тадеуш. — И всё же… я… не думаю, что твоя идея… м-м…

Он не знает, что ответить. Сабрина с полминуты молча смотрит на него и потом берёт под локоть.

— Это из-за королевы, да?

Тадеуша словно молния ударяет: он подскакивает на месте.

— Нет, — спешно выпаливает он. — Нет, конечно.

Он прижимает Сабрину к себе и целует её в щеку.

— И мы… разумеется, мы можем пожениться. Да. Несомненно.

Сабрина вздыхает и прячет голову у него на груди.

========== 9.6 ==========

Отца выпускают из тюрьмы в середине лета. Тайно оплаченное Астори такси забирает Гермиона у ворот Аштона и отвозит в Метерлинк, к снятой квартире на одной из глухих улочек Старого Города: там отец не привлечёт излишнего внимания и сможет спокойно отсидеться, пока не уляжется поднятая прессой шумиха с его судебным процессом. А потом… Астори плохо представляет, что будет потом. Она не задумывалась об этом, когда составляла точный и подробный план освобождения Гермиона. Они уже не смогут видеться, как прежде, а знать, что отец тут, рядом, в одном с тобой городе, знать и не иметь возможности навестить его… худшая из пыток. Видеть перед собой вожделенный плод и понимать, что он запретен и оттого желанен вдвойне.

Она попала в ловушку.

Да и отец не приживётся в Метерлинке: ему под шестьдесят, он полжизни провёл за решёткой и хочет домой. В Эльдевейс. По правде говоря, Астори и сама туда хочет, но осознаёт, что для отца вернуться на родину гораздо важнее. Она устроит ему перелёт, как только всё устаканится: Гермиону необходимо пару месяцев провести в Эльдевейсе, чтобы прийти в себя. Конечно, расставаться будет мучительно, но… но так лучше. Для отца, по крайней мере. Астори до сих пор не уверена, заявит ли когда-нибудь о его существовании во всеуслышанье и сможет ли он увидеть своих внуков. Пока это слишком опасно. Её авторитет в Эглерте, естественно, упрочнился по сравнении с первыми годами правления, и тем не менее… такая новость всё ещё опасна, особенно теперь, когда они на пару с Тадеушем ведут кампанию по принятию северной конституции.

Тадеуш… Астори стискивает зубы.

Она никогда не забудет тот день, когда в конце привычной пятничной аудиенции премьер-министр застегнул папку, поднял зелёные глаза и будничным тоном сообщил, что помолвлен с госпожой ди Канти и этой осенью собирается играть свадьбу. У Астори потемнело в глазах. Её едва-едва хватило на то, чтобы промямлить поздравления и фальшиво улыбнуться. Он… он собирается жениться на этой гордячке Сабрине? Да что он в ней нашёл? Не могла же она, в самом деле… Проклятье! Астори зажимает рот руками, чтобы не завыть в голос. Нет, она, разумеется, отпустила его, решила, что им будет лучше раздельно, что она… к чёрту это! К чёрту! Они оба знают, что принадлежат друг другу.

И она не отдаст Тадеуша этой вертихвостке.

Её несколько утешает то, что сам Тадеуш не кажется обрадованным перспективой скорого брака: для счастливого жениха он выглядит слишком уж кисло. Он не хочет жениться на ней — конечно, не хочет, ведь он любит Астори! И она любит его.

Астори мучится от ревности и бессилия: наблюдать за тем, как Тадеуш с натянутой улыбкой обнимает Сабрину перед журналистами и целует в щеку — невыносимо. И Астори уезжает из столицы. Дети отпросились в какой-то летний лагерь на две недели, так что она вполне может позволить себе отпуск. Ну… строго говоря, это не совсем отпуск. Они с Тадеушем планировали отметить Праздник цветов на островах, устроить фестиваль, но вылететь туда должны были общим рейсом только через пять дней.

Астори не дожидается его и улетает одна, чтобы немного побыть в одиночестве. Не предупреждает Тадеуша: зачем? Она королева, у неё есть частный самолёт и отдельная резиденция на Раксагадаме, ей нет надобности ставить премьер-министра в известность о том, что она покинула Метерлинк и уехала чуть раньше, чем планировалось. Если что, она позвонит уже оттуда.

Из двадцати семи провинций Эглерта две — островные: архипелаг Сар-Бальями, раскинувшийся на тридцати мелких островках, половина из которых незаселены, и крупный остров Раксагадам в Жёлтом море, у южного побережья. Именно там, и пройдёт фестиваль. Эглертианцы очень любят Праздник цветов и отмечают его с размахом: народные песни, венки из роз и лилий, фестивали и концерты под открытым небом, бесконечные танцы под луной; жители приморских городов начинали танцевать на главной площади и заканчивали уже в солоноватой тёмной воде. Бронзовое и Жёлтое моря в конце июля всё ещё тёплые. А танцевать среди волн… Астори никогда не пробовала, но ей это кажется замечательной идеей.

Она прилетает в полдень в единственный старый аэропот на Раксагадаме и через пятнадцать минут оказывается в королевской резиденции. На островах всё находится очень близко: здесь нет крупных городов, одни деревеньки, где даже телевидение не в каждый дом проведено. Астори чувствует себя здесь в безопасности, среди этих неторопливых дружелюбных южан. В особняке она одна. По периметру выставлена охрана. Астори проводит целый день, разбирая чемоданы, гуляя по саду, беседуя по телефону с отцом, подругами и детьми, но когда наступает ленивый и томный июльский ветер, а с берега тянет прохладным бризом, она решает, что пора проветриться. Охрану с собой не берёт — она идёт в те места, где телохранители будут лишь обузой.

Астори хочется развлечься — так, как она давно уже не развлекалась.

***

— Ты не можешь на ней жениться, Тед! — в сотый раз возмущается Эйсли, пока Тадеуш ходит туда-сюда по камнате, раскрывает шкафы и выдвигает ящики. — Чушь какая-то!

— Детка, мы это уже обсуждали, — устало возражает он и останавливается посреди спальни, уперев руки в боки и почесав в затылке. — Где моя голубая рубашка?

— Я сдала её в прачечную. — фыркает Эйсли. — Но, Тедди…

Он раздражённо закатывает глаза.

— Опять? Сколько можно повторять, мы сдаём одежду в прачечную по четвергам! Сегодня среда!

— Да какая разница-то! — Эйсли отмахивается и нетерпеливо ёрзает на кровати. — Во-первых, я тебя всё равно никуда не отпущу. А во-вторых, зачем тебе эта Сабрина? Она… она же старая!

— Мы с ней ровесники, Эйс, — обиженно уточняет Тадеуш. — Спасибо, что назвала меня старым.

— Я не то… ай, с тобой невозможно разговаривать! Ты упёртый, как баран!

Тадеуш приподнимает бровь, укладывая в разверзстую пасть маленького чемодана жёлтую оттутюженную футболку.

— Переходим на личности?

Эйсли показывает ему язык. Тадеуш улыбается: двигаются уши, расползаются лукавые морщинки у искрящихся зелёных глаз, морщится веснушчатый нос. Он встряхивает двумя галстуками и придирчиво осматривает их.

— Какой выбрать, детка: красный в чёрную полоску или чёрный в красную?

— Ты самый скучный зануда на свете, — бурчит Эйсли, но уже не так сердито. — Может, и хорошо, что ты женишься на своей Сабрине: вы друг друга стоите.

Тадеуш цокает языком.

— Почему она тебе не нравится?

— Да потому что ты не будешь с ней счастлив, идиот! — жарко вскидывается Эйсли. Тадеуш замирает с новенькими брюками в руке. — Как будто я не вижу, как ты мучаешься! Она же дымит как паровоз, а ты не выносишь запаха сигарет! Она заест тебя, Тедди! И… и ты не любишь её…