Бесконечное количество шагов в бесконечном пространстве зала. Пульс лихорадочно бьётся в жилке на виске. К чёрту всё. Она королева. Она знает, чего хочет, и берёт это.

Ступени. Одна за одной. Астори беззвучно пересчитывает их, усмиряя дрожь в теле.

Последний рывок… молчание.

И она садится. Руки опускаются на подлокотники, позвоночник чувствует твёрдую спинку, каблуки звякают о изогнутые ножки. Астори смотрит перед собой и прислушивается, привыкает. Ладони холодит металл.

— Я — ваша королева, — произносит она, и слабое эхо взмывает к изгибам далёкого потолка.

Это звучит хорошо. Приятно.

— Я — ваша королева, — повторяет она немного громче. Словно бросает вызов.

Вызов — любому, кто осмелится принять его. Пускай приходят, она всегда готова.

— Я — Астори Арвейн, Её Величество королева Эглерта!..

И Серебряный дворец оживает, откликается на звон меча, прозвучавший в её настойчивом отрывистом голове. Астори чувствует его пробуждение.

Он ждал своего короля — и дождался.

Астори по-хозяйски откидывается на спинку, кладёт ногу на ногу. Она и не знала, что сидеть на троне может быть так уютно. Поглаживает резной подлокотник и рассеянно следит за игрой солнечного луча на стене, ощущая кипение тайной жизни, бурлящей в отмершем дворце.

Ему нужен был не монарх-дипломат, а монарх-воин, который не уронит былую славу эглертианского оружия, который знает, что такое честь, который куёт своё царствие в гуще боя — сталью, а не словами — в зале совещаний.

Астори подпирает подбородок. Образно, конечно, образно… это не означает, что ей и впрямь стоит начать войну с…

— Ваше Величество!

Она, встрепенувшись, приподнимается, силясь рассмотреть, кто её окликнул. Вот уж неожиданный сюрприз — лорд Уолриш. Постарел и ссохся после болезни, щёки запали, лицо вытянулось и побледнело. Астори почти жалеет, что он не умер — одной проблемой стало бы меньше. Но имеем то, что имеем.

Она улыбается.

— А, ваша светлость! Приятно видеть вас… — Она выдерживает паузу, проводит языком по зубам. — Живым.

— Это чувство полностью взаимно, уверяю, Ваше Величество, — кланяется он. — Позволите присоединиться?

Астори изгибает брови.

— Кажется, вы прикупили себе хороших манер и дружелюбия вдобавок? Болезнь пошла вам на пользу. Или это запоздалая месть? — Она крутит пальцем. — У вас там, часом, диктофона не припасено? Не решили отплатить мне той же монетой?

Уолриш разводит руками.

— Обыщите, если хотите. Я прибыл с самыми невинными намерениями.

— Ну-ну, — хмыкает Астори и жестом подзывает его. — Поднимайтесь уж. Давайте.

Он с трудом преодолевает ступени, по-старчески кряхтя, и становится рядом, у спинки трона. Астори косится на него.

— Как себя чувствуете? — спрашивает из вежливости. Он смотрит на неё блёклыми совиными глазами.

— А вы?

Астори переводит плечами с нервным смешком.

— Прекрасно. Просто… отлично. С чего вы интересуетесь? Не помню, чтобы раньше вас заботило моё самочувствие.

— Оно меня и теперь не заботит. — Уолриш переминается с ноги на ногу. — Я лишь думаю о том, что станется с Эглертом, если монарх… покинет нас.

Астори закусывает губу.

— Я полагала, вы уже поняли, что угрожать мне — плохая идея. Не пытайтесь со мной играть, ваша светлость. Это ничем хорошим не заканчивается.

— Что вы. У меня подобного и в мыслях не было.

— Тогда к чему это всё?

Он странно глядит на неё.

— Вы не устали?

Астори напряжённо усмехается, мазнув по нему коротким взглядом — снизу вверх.

— А должна?

— Невозможно провести целую жизнь в борьбе…

— Если это ваша старая песенка о том, что Эглерт меня не примет, — с раздражением произносит она, — то спешу предупредить…

— Это не песенка, Ваше Величество. Это предупреждение.

Она стискивает подлокотники.

— Вы не вполне здоровы. Советую отправиться домой и вызвать врача — у вас жар.

— Я здоров.

— Тогда у меня для вас ещё более дурные новости: вы безумны.

— Нет, — говорит Уолриш. — Безумны — вы.

Он склоняется к ней.

— Подумайте, подумайте, неужели вы не видите, что всё рушится? Что Эглерту приходит конец, и в этом виноваты вы?

— Конец? — Её губы подёргивает судорожная улыбка; Астори встряхивает головой и вперяет взгляд в противоположную стену. Зрачки расширяются. Она выпрямляет спину, прищуриваясь. — Вы ошибаетесь, ваша светлость. Я только начинаю.

***

За спиной захлопывается дверь. Белый цвет выедает разум. И в мире нет ничего.

В мире ничего нет.

Королева осталась по ту сторону. Здесь — лишь она. Девочка. Дрожащая и испуганная.

Дрожит взгляд. Руки. Ноги. Сердце дрожит.

И страшно.

Поднимается Гермион, всё такой же высокий, сутуловатый, с широким уверенным разворотом плеч и серыми мягкими глазами.

— Моя милая… т-ты… ты вернулась… после всех этих месяцев…

Она глотает саднящим горлом.

— Здравствуй… отец.

Королевы больше нет. Он держит её ладони в своих, тёплых и ласковых, и Астори быстро говорит, потупив глаза:

— Я не знаю, почему я здесь, и, наверно, никогда не узнаю. Я хочу ненавидеть тебя. Я пыталась ненавидеть тебя. И я не могу. Ты поступил со мной ужасно. Ты ужасный отец. Но без тебя мне в сто раз хуже и больнее, чем с тобой. Наверно, я такая же… такая же сломанная и неправильная, как ты. Потому что я много думала над тем, что ты рассказал мне, и… — Она смотрит на него. — Я бы тоже убила. Всех. Я была готова убить тысячи, десятки тысяч северян за то, что они сделали с моим мужем. Мы с тобой… одинаковые. И я не прощаю ни тебя, ни себя, но я так больше не могу.

Гермион гладит её по щеке.

— Солнышко… мы одна семья. И я люблю тебя, даже если ты сейчас не можешь полюбить меня. Это не важно. Я счастлив и горд, что ты моя дочь. Родная… Ты не такая, как я. Ты лучше.

Астори вздыхает, перехватывая его руку и неумело ласкаясь. Она не лучше. У неё просто есть Тадеуш.

========== 5.8 ==========

Рассветными лучами золотится тихое утро сентября. В спальне прохладно. Солнце ещё розоватое и зыбкое, на томном, лениво-голубом небе плывут ягнятами пушистые облачка, и липы перешёптываются с печальными ивами в безлюдном пробуждающемся парке. Астори поправляет на левой руке перчатку. В воздухе искрится привычный аромат духов — магнолия и лотос, — шею холодит тонкая жемчужная нить, волосы ниспадают на плечи струящимся тёмно-каштановым водопадом. Свежо.

Сегодня важный день. Очень важный.

Она бросает последний взгляд в маленькое зеркало, удовлетворённо кивает и подходит к столику. Останавливается, мягко впечатав каблуки в ковёр. Моргает. Дрожащая рука тянется к телефонному аппарату, отдёргивается и тянется вновь; Астори проводит языком по губам. Сомневается с полминуты и — рывком берёт трубку и торопливо раскручивает колёсико.

Важный день. Она обязана поддержать Тадеуша. Между ними ощущалось лёгкое напряжение после той памятной ночи, когда она укачивала его, измученного и плачущего. Тадеуш несколько недель был в отъезде, разбираясь с наследством. Астори была даже рада этому. Ей требовалось время, чтобы понять, как ей жить теперь с этой непрошенной болезненной правдой.

Её премьер — северянин.

Раздаются гудки. Потом — смазанно, сонно и недоумевающе: «Да?»

— Тадеуш, это… это я. — Астори наматывает на палец телефонный провод. — Доброе утро. Я… я разбудила тебя, да?

— Что ты, нет. Я как раз… собирался вставать… — Пауза. Должно быть, смотрит на время на будильнике. — Через час.

— П-прости. Но я отвожу детей, никак бы не успела потом и… я только хотела пожелать тебе удачи. Я уверена, у тебя получится разнести Габотто в пух и прах. Ты справишься.

Астори слышит, как он улыбается.

— Спасибо.

Они немного молчат. Заговаривают одновременно:

— Я позвоню, как всё закончится.

— Я буду думать о тебе.

Снова уютная пауза. Астори усмехается в трубку.

— Хорошо. Тогда мне пора. Держись.