— Солнышко, ты как?

Заглядывает Гермион, во фраке и при галстуке. Астори улыбается. Рассеянные солнечные лучи скользят по её густым тёмно-каштановым волосам с редкой проседью.

— Отлично, пап. Где дядя?

— Вэй разговорился с Беном… этим… мужем сестры твоего жениха… — отвечает Гермион, со вздохом усаживаясь на табуретку. — Ты восхитительна, милая… как твоя мама в день нашей свадьбы. Как жаль, что Эсси не видит тебя… она бы так тобой гордилась.

Астори гладит отца по плечу.

— Спасибо, пап. Иарам здесь? А Тадеуш?

— Священница приехала, твой жених — пока нет. Если он не подоспеет в ближайшие полчаса, то пропустит собственную свадьбу.

— Не пропустит, — уверенно произносит Астори, поворачиваясь к зеркалу. Сердце неприятно ёкает. — Тед очень пунктуален. Он… он даже ещё не задерживается. Всё будет хорошо.

— Надеюсь, — вздыхает Гермион и поднимается. — Ладно, дорогая… там в саду твои подруги разносят блюда, я помогу им…

Дверь закрывается. Астори остаётся одна.

***

— Быстрее, Тед, — нервничает Эйсли: она притопывает ногой, поджимая губы, и зелёные глаза мечут молнии. Эйсли злится, словно чайник вскипает: оглушительно и остро. Тадеуш помнит это. Он мечется по комнате, разрывая шкафы, вытаскивая полки, и внутри расползается липкая паника: где, где, где? Он не может найти.

Немыслимо.

Он въехал в квартиру Эйсли пару месяцев назад… когда оно успело потеряться?

— И здесь нет… — стонет он. — Проклятье! Ты точно не сдала его в прачечную?

— Точно! — огрызается Эйсли. — Не трогала я твой разнесчастный галстук, сам его засунул небось куда-нибудь, а на меня сваливает!

Тадеуш в отчаянии хлопает дверцей тумбочки.

— Да не сваливаю я! Просто… как я поеду без галстука?

— Поедешь как миленький, если мы не найдём его за пять минут. — Эйсли глядит на часы, раздражённо фыркает и отталкивает Тадеуша. — Дай-ка я посмотрю… ну-ка…

Она роется в диванных подушках и спустя несколько секунд с победным возгласом выуживает оттуда чёрную змею галстука.

— Нашла! Голова ты садовая, иди надевай его скорее!

Тадеуш с облегчённым вздохом выдёргивает галстук из рук сестры и метается к зеркалу, споткнувшись о ковёр.

— Скорее, — прикрикивает Эйсли ему вдогонку, — Бен уже там, и Фауш наверняка тоже!

***

Свадьба не срывается чудом: Эйсли и Тадеуш успевают в последний момент, и жених, взмыленный, в помятом галстуке, дышащий с трудом, но безмерно счастливый, вместе с Фаушем готовится к выходу. Венчание проходит в небольшом помещении: перед двумя — для стороны жениха и стороны невесты — рядами сидений, разделённых красной дорожкой, на возвышении находится стойка для священника, к которой ведут две такие же дорожки от двух дверей в разных концах зала и от которой отходит одна, та самая, первая, ведущая к выходу на улицу. Это символично: к порогу, за которым начинается брак, подходят двое людей, но дальше они шагают по жизни совместно.

С той стороны зала Астори качает головой, и Тадеуш неловко жестикулирует, пытаясь извиниться. Фауш успокаивающе похлопывает его по руке:

— Всё в порядке, мой мальчик.

К стойке жениха и невесту подводят провожатые, а затем по двое свидетелей с каждой стороны заверяют таинство брака. В качестве провожатых обычно выступают отцы; Астори выбрала Гермиона, а Тадеуш — Фауша. Экс-премьер ему всё равно что отец. В свидетели они пригласили Бена и Эйсли и двух подруг Астори из Эльдевейса — Мелли и Энки, которые на позапрошлой неделе прибыли в Эглерт с семьями.

Свидетели всё ещё сидят на своих местах, приглашённые затихли: кто-то сдерживает слёзы, кто-то уже откровенно сморкается. Тадеушу кажется, что это Эйсли.

Иарам, священница с Севера, занимает своё место у стойки и мягко улыбается. Из витражного круглого окна у потолка льётся дневной водянистый свет, в котором витают хрупкие пылинки. Прохладно и чисто: шума улицы почти не слышно за запертыми дверьми. Хрустят страницы Эноскадэ.

— Возлюбленные мои, — ласково начинает Иарам, и её голос тонет в пустоте и всхлипываниях. — Подойдите ко мне.

Астори с Гермионом и Тадеуш с Фаушем начинают двигаться почти одновременно, пытаясь подстраиваться под шаг друг друга. Тадеуш думает, какая Астори изумительная и как ей идёт белый цвет. Он редко видел её в белом. Галстук щекочет влажную от пота шею, но поправить его нельзя — не тот момент, неподходящий. Астори улыбается, встряхивает кудрявыми волосами и фатой. Свет крадётся по её смуглому лицу.

Провожатые доводят их до стойки и возвращаются на свои места. В зале, заполненном людьми лишь на треть — свадьбу единогласно решено было устроить скромной — воцаряется трепетная тишина. Иарам откашливается. Астори и Тадеуш смотрят друг на друга.

— Во имя Единого Мастера и Семи Духов, — неспешно произносит Иарам, — во имя Вдохновения, Щедрости, Удачи, Веселья, Разума, Доброты и Любви, составляющей суть всего земного и небесного, я обручаю тех двоих, кого судьба привела сюда и кто пожелал скрепить свои чувства узами брака. Перед землёй и небесами, перед ликом всех присутствующих и перед вами самими я благословляю ваш союз. Соедините ваши руки.

Тадеуш берёт Астори за ладонь и чуть-чуть притягивает к себе. Где-то в зале вздыхает Гермион, и Вэй сжимает ему локоть.

— Астори Гермион Лун и Тадеуш Дуэрте Бартон, согласны ли вы чтить, оберегать, любить и поддерживать друг друга от настоящего момента и вовеки?

— Согласны, — выдыхают они одновременно. Улыбаются робко и нервно. Иарам ободряюще кивает:

— Поднесите кольца.

Тихо шуршат туфельки и ботинки, и из полумрака выныривают нарядные Луана и Джоэль с красными подушечками. Тадеуш берёт кольцо и вдруг опускается перед Астори на одно колено, словно на аудиенции: он надевает гладкое золотое кольцо на безымянный палец её правой руки, целует ей ладонь, опять улыбается.

— До последнего вздоха.

И сердце Астори замирает. Непослушными пальцами она надевает кольцо Тадеушу; потом подходят свидетели, слышатся клятвы, дети их осыпают рисом, дают попробовать мёд, затем Тадеуш целует её или, может, это она его целует, и она, законная жена, скользит каблуками по ступеням, пока муж — муж, о Мастер, это не сон? — выводит её через боковую дверь в сад. Там уже накрыты столы в белых узорных беседках с красными покрывалами.

Праздник длится до ночи: Луана и Джоэль носятся среди кустов, играя с детьми Энки и Мелли: Вэй, Гермион и Фауш размеренно беседуют в сторонке за бутылочкой торика; Рон и Эд утаскивают жён потанцевать; Иарам потягивает свой личный коктейль из коньяка и умиротворённо усмехается, пока Эйсли о чём-то спорит с Беном, а Тадеуш весь день не выпускает руку Астори из своей и смотрит, смотрит, смотрит на неё… Она гладит его по щеке.

Они молодожёны. Им тридцать три и тридцать семь, но какое это имеет значение, если душа поёт и рвётся в безоблачное небо?

Вечером зажигают фонарики; становится прохладнее и ещё уютнее. Астори кормит Тадеуша с ложки мороженым — он целует её липкими сладкими губами с привкусом шоколада, а она, опаляя шёпотом ухо, предлагает оставить торжество без его главных виновников и сбежать. Тадеуш соглашается.

— Надеюсь, у тебя есть хороший план?

Астори хмыкает.

— Планы для слабаков!

Тадеуш очень тихо смеётся ей в плечо. В соседней беседке раздаётся взрыв хохота.

— Ты всё та же, родная.

Астори смотрит на притомившихся сына и дочь, уснувших на коленях у Гермиона (они сошлись на том, что это очень милый дедушка, хотя ещё не знают, что он буквально их дедушка), смотрит на радостного отца, боящегося пошевелиться, на пьянеющего болтливого дядю, на подруг… и оборачивается к Тадеушу.

— Ты на машине?

— Да.

— Тогда пошли.

Она решительно хватает его за руку и бесшумно выводит из сада, а затем через намину — на улицу. Тадеуш подчиняется. Ему нравится подчиняться Астори, а когда она творит глупости… в этом есть особый шарм. Нет, это не называется «потакать». Тадеуш предпочитает слово «покровительствовать».