Тадеуш отказывается покидать Дворец, пока не услышит от самой Астори, что с ней всё в порядке. Сабрина обижается. Советники перешёптываются. Ну и пускай; его репутацию, окончательно подмоченную сплетнями в газетах, уже ничто не может испортить, а Астори… это важнее. Он хочет быть рядом, когда она очнётся, — не должен хотеть, не может хотеть, но хочет. Они ведь… друзья. Друзья могут поддерживать друг друга.

И он, конечно, всего лишь…

Тадеуш успевает задремать, пока ждёт новостей о состоянии Астори. Он сидит в коридоре, сцепив руки и свесив голову на плечо, как вдруг его тормошат; он подпрыгивает, сонно озираясь, зевая, различая лишь контуры и цвета, и слышит:

— Её Величество пришла в себя. Ей лучше.

Мозг прошивает разряд тока, и Тадеуш мигом отряхивает остатки сна. Астори лучше? Где она? Он обязан увидеть её, сейчас же, в эту самую минуту! Не дослушав врача, он врывается в помещение, где на диване лежит измятая, всё такая же бледная и ослабевшая, но живая Астори. Она смотрит на него. Узнаёт его. Улыбается ему. И Тадеуш падает перед ней на колени, подползает, обтирая брюками пыльный пол, хватает её протянутую руку и целует, целует, целует её исступлённо, по-мальчишески пылко, неумело и безысходно. Ладонь Астори мягкая, костяшки пальцев — худые, сами пальцы — нежные. Он почти забыл, какой она бывает — эта рука. Левая. Не правая, к которой он припадает коротким вежливым поцелуем по вторникам и пятницам. Но обе ладони Астори изумительны, думает Тадеуш, обе, и она тоже — изумительна. Мысли путаются, сгорают, не успев переплавиться в слова, исчезают в пропасти обожания, и он говорит то, чего не следовало говорить:

— Родная моя!..

Астори касается ладонью его щеки и неспешно гладит её. И молчит. Тадеуш принимает это молчание за согласие и одобрение и касается губами её запястья; внезапно Астори напрягается, тихо отнимает руку и садится, опираясь спиной на диванный валик. Хмурится. Тадеушу становится страшно: он знает это выражение решимости в тёмно-карих глазах.

— Господин… господин премьер-министр, не нужно, — произносит Астори дрогнувшим голосом. — Вам не кажется, что вы… что мы… совершаем ошибку?

Тадеушу ничего не кажется — первое мгновение. Затем он мотает головой и встаёт.

— Несомненно, Ваше Величество. Прошу прощения.

У него есть Сабрина, с которой он не может так поступить. Это низко. К тому же, Астори… не хочет этого. Значит, ничего не будет, значит, он не станет настаивать. И он уходит, не оборачиваясь, как в день их ссоры, и Астори, как в тот день, смотрит ему вслед.

Но не зовёт.

***

— Милые апартаменты, Ваше Величество. Я впечатлён.

Вэриан присвистывает, остановившись посреди гостиной и засунув руки в карманы. По тонким губам змеится вызывающая усмешка, чёрные волосы встрёпаны, и смуглая кожа в свете ламп кажется ещё смуглее. Этот нахал очевидно чувствует себя вольготно в Серебряном дворце. Мог бы хотя бы из приличия сделать вид, что смущён. Астори с презрением думает, что он вряд ли имеет даже отдалённое представление о приличиях, и пренебрежительно улыбается:

— Полагаю, это комплимент; вы не похожи на тех людей, которых легко впечатлить, господин Вэриан. Вино или торик?

— Вино, — моргает он, приваливаясь к спинке кресла. — А вы любопытная женщина, Ваше Величество.

Она переводит плечами, доставая бутылку.

— Неужели?

В голосе сквозит светская холодность: пора бы ему научиться держать свои непристойные шуточки при себе.

— Ага, — флегматично продолжает мысль Вэриан. — И у вас очень красивые лопатки.

Астори неожиданно радует тот факт, что он не видит её лица: она вся пунцовеет, закусывает губу и топает ногой.

— У вас отвратительное чувство юмора.

— А кто сказал, что я шучу?

Астори оборачивается, надменно игнорируя его дразнящую гордость ухмылку, широкую и довольную, и жестом приглашает его сесть.

— Я нашла Кельке-ди-Фёль двухсотлетней выдержки.

— Отличные новости, Ваше Величество. Мой любимый сорт.

Они располагаются в креслах, разлив дымно-алое вино по бокалам. Астори отпивает совсем чуть-чуть: в её интересах сохранить трезвую голову сегодня вечером; кроме того, сердце всё ещё побаливает. Она незаметно касается груди, прислушиваясь к ровному биению пульса. Вэриан закидывает ногу на ногу.

— Слышал о неприятном происшествии в Совете. Мне жаль.

— Уже разболтали? — интересуется Астори. — До вас быстро доходят сплетни.

— У меня грамотные информаторы, Ваше Величество. И вам не помешало бы завести.

От возмущения у Астори приоткрывается рот: ей не послышалось? Этот тип буквально только что открыто заявил, что её плохо осведомляют? Он с ума сошёл? Подобными словами просто так не бросаются! Да он… да она его… Астори сжимает кулаки и сипло выдыхает.

Крепись. От него зависит судьба отца.

— Вы не думаете, что следует проявить… немного больше уважения? — сдержанно произносит она. — Вообразите, скольким банкирам выпала честь быть принятыми у монарха?

— А вы, Ваше Величество, — откликается Вэриан охотно, — вообразите, у скольких монархов дела шли так хреново, что они приползали за помощью к банкирам?

Астори вскакивает, со звоном стукнув полным бокалом по столу; вино расплёскивается сладкими каплями. Ноздри раздуваются, и дышать становится тяжелее от накатившего гнева; сердца бьётся о рёбра надрывно и больно. Вэриан смотрит на неё снизу вверх и улыбается своей отвратительной белозубой улыбкой.

— Если вы не замолчите, — с трудом выговаривает Астори, — я вышвырну вас из моего дворца. Вам ясно?

Вэриан коротко хохочет.

— А то, что без меня вам не довести дело до конца, вам ясно? А, Ваше Величество? Я в любой момент могу уйти в сторону и умыть руки. Справитесь без моей помощи?

Она не отвечает и лишь прожигает его взглядом. Вэриан хмыкает.

— Вы очень умная девочка. Вы понимаете, что вы не вытянете.

— Чего вы хотите? — выдавливает Астори. — Я знаю, зачем вы здесь. Выкладывайте и убирайтесь.

Беззвучный смех Вэриан вспарывает лёгкие. Он покачивает носком ботинка.

— Переместимся к вам в спальню?

Астори замирает в изумлении. Вэриан гибко поднимается с кресла и ерошит чёрные волосы.

— Там прохладнее. Она у вас, кажется, здесь, да?

И, не дожидаясь приглашения Астори, он проходит вперёд, едва не задев её плечом и насвистывая неприличный мотивчик; Астори ничего не остаётся, как последовать за ним и сесть на краешек кровати, поближе к тумбочке. Вэриан расхаживает по комнате и нахваливает обстановку. Астори слушает его вполуха: готовится равно к бою и торгу. Уж Вэриан-то обязательно возьмёт своё и не продешевит. Только вот… что ему нужно?

Или — кто?

Наконец Вэриан прекращает расхаживать туда-сюда, останавливается и в упор смотрит на Астори — пристально и оценивающе; с одной стороны, это тот вид взглядов, который Астори не нравится больше всего и который она считает наиболее оскорбительным, но с другой — она знает, как выдерживать такие взгляды. Она приосанивается и высокомерно поджимает губы. Вэриан улыбается.

— Сразу к делу, Ваше Величество?

— Разумеется, господин Вэриан.

Он подмигивает ей — какая дерзость! — хищно шмыгает носом и выдаёт:

— Я хочу вас.

У Астори пересыхает во рту; она отупело моргает, но овладевает собой, стискивая зубы и выпрямляя спину ещё сильнее. Не отводит упрямого взгляда. Пальцы сами осторожно и почти бесшумно выдвигают первый ящик тумбочки.

— Ну же, не стесняйтесь, Ваше Величество. Нас тянет друг к другу. Вы сообразительная и горячая. Да и в качестве тела вы меня… тоже устраиваете. Мы оба останемся в выигрыше.

— Вот как? — понимающе кивает она. — Интересно… очень.

Вэриан снисходительно усмехается.

— Вы держитесь лучше, чем я полагал.

— Благодарю.

Вэриан делает шаг к ней, и Астори напрягается. Рука скользит в первых ящик.

— Вам понравится, Ваше Величество. Ещё никто не жаловался.

— Неужели? — лучезарно улыбается она. — Верю вам на слово.