Её прерывает увесистая пощёчина. Астори вздрагивает, из неё точно вышибают воздух; щека горит, будто её приложили калёным железом. Змейками буравит кожу боль.

— Мать твою, эй, оставь её! — кричит другой террорист. — Если реально она не попусту треплется? Чё ты её гробишь раньше времени, успеем ещё!

— Ну, а чё нам делать теперь? — Главный хватает Астори за горло, сдавливает его толстыми потными пальцами. Лёгкие раздуваются, трещат. — Колись, как можно отречься? Ну! Говори, тварь!

Астори молчит, царапая до крови ладони, хрипит полуоткрытым ртом. Смотрит — в упор. Ей почти нечем дышать. Главный машет пособникам.

— Потормошите там её щенков, ну!

Луана и Джоэль начинают плакать громче, и Астори силиться вырваться.

Дети. Дети. Дети.

— Нет, подождите! — Она рвано глотает воздух. — Постойте! Можно… можно пост-тановлением Совета… так можно…

— Сразу бы так, сука!

Горло отпускают. Астори инстинктивно растирает шею, дышит.

— И чё мы, блин, будем делать, а? Замочим их всех? Чёрт, какого…

Шилом сквозь мозг — звенящая трель. Телефон. Астори замирает.

Главный тыкает ей холодным дулом в висок.

— Чё зависла? Иди бери и не дури, усекла?

Астори поднимается, нетвёрдыми шагами пересекает комнату; разум непрерывно работает, ищет выход, переваривает информацию. Она в тупике. В ловушке. Эти бездари, народные мстители, решили в одиночку поквитаться с ней… они готовы на всё. Тупые как пробки и этим опасны. Если никого не известить, они убьют её и детей. Астори слабо улыбается Луане и Джоэлю.

— Мамочка!

Надо рискнуть.

Бесчувственными пальцами она поднимает трубку. Спина прямая.

— Да? — глухо выдыхает она.

— Астори, здравствуй, — раздаётся знакомый тёплый голос. — Как ты?

Она проводит языком по губам, сглатывает. Ладонь — в кулак. Сердце отсчитывает удары мерно и гулко.

Надо рискнуть.

— Господин премьер-министр, здание захвачено шестью вооружёнными террористами, я и дети в заложниках, они требуют моего отречения.

***

Тадеуш слышит звук удара и женский крик. Спину прошибает ледяной пот, он покачивается и ловит воздух побелевшими губами. Галстук душит.

О. Мастер. Нет.

— Заткнись, тварь! — истошно доносится из телефонной трубки. Снова удар, будто пинают ногами что-то мягкое, и нечленораздельные всхлипы. Сердце Тадеуша падает.

Ему хочется проснуться.

Это страшный сон. Такое не может повториться, только не снова.

— Бартон? — сипят на том конце провода.

— Да, именно, — отвечает Тадеуш сухо. — Кто вы и что вам нужно?

— Твоя королевка у нас, как ты понял. Нам нужно отречение. Она сказала, вы там в Совете можете это сделать… так вот сделайте. Или мы перебьём и её, и её сосунков.

Тадеуш мгновенно понимает: необходимо выиграть время. Любыми средствами. Крики Астори набатом звенят в ушах, словно бьют по нему самому.

— Хорошо, — поспешно соглашается он, облизывая губы. — Но это невозможно сделать сразу. Мне нужно десять часов.

— Пять.

— Семь, — произносит он быстро. — Семь — и я достану отречение.

Пауза. Он топчется на месте, сжимая трубку в бессильной злости. Кровь оглушающе шумит в черепе.

— Идёт. Пошевеливайтесь там.

Тадеуш выдыхает. Получилось. Семи часов хватит, чтобы спасти Астори и её детей. Руки трясутся, в горле пересохло; он вновь раскручивает колёсико, промокает взмокший лоб носовым платком.

— Пожалуйста, соедините меня с министром внутренних дел.

***

— Сама виновата, тварь. Надо было держать рот на замке и помалкивать.

Астори сипло втягивает воздух через рот. Не отвечает. Тело нещадно гудит и ломит от ударов; кажется, будто ей переломали все рёбра и лишь чудом оставили в живых. Губа разбита, левая скула ноет от пощёчины, и двигаться тяжело. Солнце печёт спину.

Дети не пострадали. Это главное.

Конечно, она поступила безрассудно и глупо, но теперь Тадеуш знает, что произошло, и сможет спасти их. Астори верит в него, потому что ей не в кого больше верить. Потому что он её любит. Потому что Тадеуш — это Тадеуш.

Он гений. Он вытащит их.

Часы тянутся невыносимо долго. Луана и Джоэль больше не плачут, только всхлипывают и неразборчиво заикаются; Астори с трудом удаётся разглядеть детей за спинами террористов. Им скучно.

Но скука палачей смертельно опасна для пленников.

Один подходит к Астори, следящей за ним с презрением и ненавистью, — силой открывает ей рот, проводит по припухшей губе дулом пистолета. Ухмыляется. Её подмывает плюнуть ему в лицо, но она сдерживается. Дети.

— Слышь, может, это, поделим её на шестерых, а? — бросает он главному. — Такая тёлка, чё… жалко отпускать.

— Успеем, — хмыкает главный. У Астори холодеет в животе. Нет, она не вынесет этого; они могут убить её, но издеваться над собой на глазах у собственных детей она никогда и никому не позволит. Она не так воспитана. Её жизнь никогда не была лёгкой, но отец прав — это сделало её сильнее. Едва не сломало, но сделало сильнее.

Астори назубок знает главное правило выживания: если судьба целится в тебя — стреляй первым.

Она стискивает челюсти и стремительно-резким движением вырывает из рук террориста пистолет. Время замирает. Пальцы сжимают влажную тяжёлую сталь; в ушах шумит кровь. Она выпрямляется. Террорист секунду медлит — в глазах мелькает изумление и злоба. Астори отряхивает волосы, поджимает губы и щурится. Пульс неистово бьётся в жилке на виске. Она прицеливается. Рука не дрожит. Один, два… Два мгновения, трепетание секундной стрелки, две стороны подброшенной монеты — жизнь или смерть.

Астори выбирает смерть. И она стреляет.

Нажать на спусковой крючок — так просто. Лицо террориста — так близко.

Она стреляет. Нет сил, времени и желания думать, как исказится мёртвый ввалившийся рот, как закатятся белки глаз, как чмокнет пуля, входя в мясо и пробивая кости черепа. Астори не промахивается.

Если быстро, она успеет, успеет…

Астори оборачивается; ей кажется, это длится столетия. Сзади шумно падает тело. Уже не человек. Груда плоти, мускулов и костей — она сделала из разумного существа падаль. И она не жалеет об этом.

Волосы откидываются на спину, собственное дыхание заполоняет мир, и дымный густой запах крови — бред взбудораженного мозга — щекочет ноздри и опьяняет. Кто-то что-то кричит. Она не слышит. Время замерло. Астори целится опять, сжимает пальцами спусковой крючок, щурится… Выстрел.

Она убивает.

Астори не знает, сколько осталось патронов. Нелюдей, которых стоит удавить, — четверо. Если закончатся пули, она будет драться ногтями и зубами.

Шорох. Шум. Шаги. Прежде чем она оглядывается, мужская рука сбивает её с ног. Астори стукается головой. Пытается встать — удар. Ещё и ещё один. Ногами, кулаками — куда дотягиваются. Она прячется, отползает в угол, но её притаскивают обратно и снова бьют, бьют, бьют — до одурения, до бесчувствия, до тумана перед глазами и тошнотворного железного привкуса на прикушенном языке.

— Дрянь! С-сука! С-сука, тварь! Получай своё! Сука!

Её рывком поднимают на ноги. Луана и Джоэль рыдают в голос. Астори шатается, плохо видит; пряди на виске слиплись от крови, губы немеют, говорить, глотать и даже просто дышать больно.

— Прибей её! — остервенело вопит кто-то. — Пусть подохнет, тварь!

Её держат за локти. Астори распахивает глаза, ошалело озирается. В голове бешено колотится лишь одна мысль: только не в спину. Пожалуйста, не в спину. Она королева, она не даст пристрелить себя, как собаку.

Её дети…

— Нет, — раздаётся злорадный голос главного. — Подай сюда кого-нибудь из её щенков. Поцарапаем ему лапку.

Приволакивают плачущую Луану: лицо припухло, дулька растрепалась, во взгляде — страх загнанного оленёнка. Террорист щёлкает пистолетом.

Внутри Астори что-то ломается; она изо всех сил бросается вперёд, рвётся из хватки чужих рук, беснуется, вопит до кровавой пены на разбитых губах, дёргается, рыдает, воет. Её выворачивает. Тело пляшет в судорогах.