Вася вернулся от Сэма — принимал орудие с расчетом. Он сказал, что бойцы нормальные, самостоятельные, и смотреть за ними особо нечего. Единственное, что их кормежка и прочая бытовка теперь будут на нашей совести.

— Строго говоря, — ответил я на это Рацу, — они и при Сэме отличались большой самостоятельностью. Он только говорил, что ему нужно, а как это сделать, они думали сами. Так что особо за них беспокоиться нечего. А вот насчет второй палатки надо бы подумать. Основа-то осталась — надо только верх заменить.

Вася наморщил лоб, потом засмеялся и быстро ушел в сторону штаба.

Через пять минут он вернулся с палаткой! Глаза у меня округлились, и я только просипел:

— Откуда?

— Вчера привезли от Ахмеда, — ответил Вася, — я заказывал через Магу.

Милый, добрый прапорщик! Даже здесь, высоко в горах я ощущал на себе всю силу его человеколюбия. Глаза мои увлажнились. Вася был тоже тронут, он похлопал меня по плечу и смущенно проговорил:

— Ну будет, будет…

Он еще потоптался немного, а затем, будто очнувшись, крикнул:

— Папен!

Негритянин, чертыхаясь, вылез из палатки. На его щеках отпечатались комья земли, на которых он спал.

— Вот что, сибиряк! — сказал Вася, — поднимай…

— Я дальневосточник! — пискнул Папен.

Мы с Васей в недоумении посмотрели сначала друг на друга, а затем на него.

— Ты еще будешь командира перебивать?! — заорал Рац, схватив Папена за ухо и выкручивая его.

— Нет! — завопил негритянин.

— Так вот! Сибиряк! — сурово сказал Вася, — поднимай своих друзей и давай ставить палатку… Вот она.

К Папену присоединилась группа помощников — Рамир, Пимон и Кузин. Солоха стоял в сторонке и внимательно наблюдал за их работой. Солоха был нужен. В конце — концов он был водителем. А водить нашу «шишигу» было кому-то нужно. Да и Бог с ним. Солоха не был таким вечно взъерошенным и на взводе, как Зерниев. Он чувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы не волноваться о собственном положении в «табели о рангах». Поэтому общаться с ним было достаточно просто. Чем он мне и нравился.

— Эх, Вася, — сказал я, — хорошо бы к Игорю смотаться!

Вася посмотрел на часы, что-то прикинул, приподняв густую бровь над правым глазом, и с видимым сожалением покачал головой.

— Нет, сегодня палатка, то да се, — ответил он, — уже поздно. Завтра с утра раненько вдвоем и сходим.

Часов в десять утра мы с Васей подошли к штабу.

Изнутри доносился богатырский храп, сопровождаемый зловещими подвываниями.

— Подвывает, наверное, Косач, — предположил я, — это на него похоже. А вот кто так богатырски храпит?

Действительно, не худенький же капитан Лебедев издавал такие трепещущие басы? Хотя кто его знает — этого капитана. Как всем с детства прекрасно известно, в тихом омуте водятся всевозможные черти. Мы в нерешительности замялись: стоит ли сейчас стучать и будить сонное начальство, которое в ответ наверняка откажет нам в просьбе. С другой стороны, уйти тихо по-английски тоже нельзя — это было бы уж как-то совсем не уставу. А этот документ, мы, худо-бедно, стремились чтить, и пытались привить это чувство солдатам, как ни смешно это звучит.

Все же я постучал. В ответ на мой стук храп прекратился, и послышался голос Косача:

— Кого черти принесли?!

— Черти принесли меня, — заорал я. — Вставай, белорус!

По-видимому, замполит опешил. Потом мы услышали скрипы, стуки, приглушенные чертыханья, и, наконец, заспанная морда Косача появилась в дверях.

— Чего вам? — спросил он недружелюбно.

Вася улыбнулся своей приятной, обезоруживающей улыбкой:

— Хотим сходить к Молчанову в гости ненадолго.

— Вдвоем? — замполит слегка расслабился; упоминание Молчанова подействовало на него благотворно.

— Да, вдвоем, и что?

— А кто на позиции останется?

— Леня, какого черта?.. — начал было я, но Вася мягко остановил меня, и, снова ласково улыбнувшись, сказал замполиту:

— Какого черта, Леня?..

— Ладно, проваливайте, только не мешайте спать. Лебедев до обеда проспит все равно, так что у вас куча времени.

Мы отправились пешком. Пока идти было легко и приятно. Еще бы спускаться с горы и подниматься на нее все-таки несколько разные вещи. Об возвращении я пока даже и не думал. Я все больше предвкушал предстоящую встречу. Давненько я не видел Игоря. Теперь жить станет повеселее. Из Молчанова всегда ключом бьет энергия, идеи, предложения, шутки, приколы и прочее, и прочее. С ним рядом служба не казалась такой тоскливой, столовская еда — такой омерзительной, а караул — таким бесконечным.

Когда мы, наконец, спустились, и прошли в зону ответственности второго блока, Вася решил, что ему в первую очередь надо зайти к Швецову. А вот я, лично, лишний раз заходить к нему не имел никакого желания. Поэтому Вася бодро помчался в расположение местной минометки, а я достаточно неторопливо, уже как бы даже и растягивая шаги, направился в сторону подъема. Правда, до расположения пехоты надо было пройти еще позиции артиллеристов, где руководил всем капитан Куценко.

Его подчиненные уже были все как один на ногах, и похоже, что-то усиленно организовывали. Это что-то чрезвычайно вкусно пахло. Я невольно замедлил шаг почти до полной остановки, и внезапно услышал знакомый смех. Так смеяться мог только один человек — Игорь.

Я подошел к небольшому обрывчику и посмотрел вниз. Да, это был он собственной персоной. Игорь лежал на траве рядом с капитаном Куценко, жевал стебелек и что-то быстро говорил. Меня они не замечали. Я присел на корточки и стал буравить их взглядом.

Наверное, они это почувствовали. Потому что Молчанов быстро обернулся, и взглянул в мою сторону.

— Пашка! — заорал он, вскочив на ноги.

— Игорь! — заорал я, скатываясь вниз.

Мы обнялись.

— Ну и нюх у тебя, сирота, — завопил Игорь, — как ты так ухитряешься?! Прямо на шашлыки попал!

Шашлыки! О! Это звучало здорово. Мое подведенное брюхо проявило живую заинтересованность. Очень, очень живую заинтересованность.

— Где же вы взяли барана? — спросил я. — Выменяли на ОЗК, как предшественники?

Молчанов уставился на меня диким взором:

— С какого перепуга я должен менять вверенное мне Родиной имущество на паршивого барана? Купил, конечно, за деньги.

Куценко покатился со смеху, упал на спину и изобразил в воздухе велосипед.

— Ты еще не слышал историю о сушильщиках мяса? — не отводя взгляда от Куценко, спросил я у Игоря.

— Нет. Что за история?

Я рассказал ему все, что знал. В принципе, знал я действительно очень немного. Поэтому мое краткое сообщение разбавлял подробнейшими комментариями капитан Куценко. Пока мы таким образом веселились, незаметно подошел Вася. Серьезный Рац позволил себе только легкую улыбку, что, впрочем, никого не ввело в заблуждение — видеть Молчанова он был более чем рад.

— А где остальные? — спросил Вася. — В частности, Аманат? Он должен мне бутылку коньяка.

— Остальные наверху: папоротник дрыхнет после дежурства, Аманат с Дадашем личный состав приводят в чувство.

— А что такое?

— Разложились военнослужащие до безобразия. Турок вообще обленился… Кстати, а где Турок? Туро-о-о-о-к!! — заорал Игорь. — Тур-о-о-о-о-к!!!

А в ответ была тишина.

— Поймаю — убъю гада. — Молчанов выразительно посмотрел на артиллериста. — Когда твой шашлык-машлык готов будет?

Куценко поколебался, но потом поднялся с травы и пошел к костру, поигрывая как тросточкой какой-то внушительных размеров дубиной. «О-го-го!» — подумал я.

— Ну, рассказывай, — хлопнув Игоря по плечу, улыбнулся Вася, — как там Темир-Хан-Шура, стоит еще? Как наш кастрированный батальон?

Молчанов хмыкнул. Я обратил внимание на его обувь. В отличие от нас, всегда предпочитавших берцы сапогам или ботинкам, Игорь почему-то обожал ходить в сапогах. Ну, я бы еще понял, если бы это были хромовые офицерские. Но он носил обычную кирзу, хотя и с неуставным ремешком, как у навороченного дембеля.