— Э, радиомаэстро, ты передай капитану, что их с третьего блока могут разглядеть, и жахнуть.

Мои слова, видимо, дошли, потому что как-то резко они поднялись, и задвигались в обратном направлении.

Им здорово повезло, потому что появилось новое облако, и скрыло всех «охотников за бизонами» в себе. Двигались они, наверное, резво, но идти вниз и идти вверх — это две большие разницы. Поэтому появились они не скоро. Этого я ожидал. Но они пришли все-таки не одни. Они привели корову!

— Где вы ее взяли? — спросил я у Косача.

Он вполне удовлетворился моим ошарашенным видом. Хотел соврать, но не соврал.

— Наткнулись случайно в тумане. Хижев уцепил ее за рога, а мы веревки накинули. Вот и все.

— Спасибо за правду, Леня, — я потряс ему руку.

— Только не кому не говори, что я тебе правду сказал, — заговорщицки прошептал Косач, — для замполита это позор. Не простят. С должности снимут, звания лишат.

— Ладно — ладно, — успокоил я его. — Никому не скажу. Ну а что с коровой? Когда на шашлык приходить?

— Не будет шашлыка, — мрачно ответил Косач.

Что ж, этого можно было ожидать. Корова, типа, маленькая, самим не хватит… «За что боролись»? Пойдите, и сами себе застрелите. И так далее…

Но, как ни странно, дело было вовсе и не в этом. Оказывается, Лебедев, как человек исключительно «хозяйственный», решил, что мертвая корова приносит намного меньше пользы, чем живая. И мертвая, в виде мяса, она разойдется по широкому кругу участников пиршества, иначе нельзя. Иначе мясо просто пропадет. Короче, удовольствие на один раз и на один день. А вот если ее доить, оставив в живых, то…

Перспективы блестящие. Ну начнем с того, что кормов под ногами завались. Вот ее и оставили под обрывом, привязав к колышку. Пусть пасется. Значит, с кормежкой проблем нет. Во-вторых, молоко будут употреблять исключительно члены Политбюро: Косач и Лебедев. Ну, еще Маркелову придется дать: попробуй, не дай! Чревато, однако!.. В-третьих, поступление молока регулярно. В общем, живи и радуйся.

Когда Косач ушел, я подозвал Папена.

— Слушай, Папен, ты коров доить умеешь?

Женя демонстрировал свою застывшую оптимистичную улыбку. Мне иногда казалось, что если он умрет, то эта улыбка так и останется на нем даже в гробу, или в чем его там придется хоронить. Но это так — лирика.

Папен утвердительно кивнул.

— А где Лебедев оставил скотину под обрывом, знаешь?

— Да, я видел.

— Ну так вот, друг Папен. Завтра утром надо опередить штатного доильщика, ну которого начблок пошлет, и выдоить коровку самим. Понял?

Мертвый оскал Папена стал похожим на человеческую эмоцию. Он жизнерадостно закивал своей лохматой немытой головой.

— Найди какую-нибудь тару только.

— Хочешь прикол услышать, — спросил меня Вася.

— Да, хочу. А что за прикол-то? — услышать такое от Раца было невероятно трудно.

— Вожди Атлантиды со второго блока обменяли три ОЗК на трех баранов.

— И что, уже начинать смеяться?

— Да, блин, слушай… Они баранов разделали, а есть не стали.

Признаться, я ничего не понимал. Вася корчился от смеха, а я стоял столбом. Умри, но не мог понять, в чем прикол. Где смеяться? Лебедев корову вот тоже поймал, и есть не стал. Правда и разделывать тоже… Но глядя на командира, меня тоже начал разбирать истерический смех.

— Они решили мясо засушить, — продолжил-таки Вася.

— Ну и…, - вот тут я уже напрягся.

— И оно у них пропало! Все три туши!

Вот теперь мы ржали вместе. Сгибались пополам, вытирали слезы, икали, но смеялись, не переставая.

— Бандера мяса наелся! — хрипел я.

— Хакимов — великий сушильщик мяса! — корчился в судорогах Вася.

Но постепенно мы успокоились.

— А Сэм в курсе? — спросил я.

— Еще нет.

— Пошли расскажем?

— Ха-ха-ха! — нас снова пробило.

Черт! Хорошо понимать друг друга с полуслова.

Вечером того же дня у капитана Лебедева начались неприятности.

Вдруг откуда не возьмись, по рации на нашего доблестного начальника вышел сам Дагестанов, и с порога потребовал вернуть корову хозяину.

Капитан «включил дурака»:

— Какую корову?

— Товарищ капитан, не е. те мне мозги. Прекрасно знаете — какую. Верните животное хозяину, и замнем вопрос.

Лебедев посмотрел на Косача:

— Хорошо корову спрятали?

— Да, нормально. Никто не найдет — сто пудов даю.

Начблока еще раз внимательно окинул замполита взглядом, и бодро ответил майору:

— Мои никто за коровами не ходили.

Дагестанов начал терять терпение:

— Вашу мародерскую экспедицию видели с третьего блока.

Косач состроил страшную морду — «У-у, предатели!».

— Это не наши. Наверное, противник. Я прикажу усилить бдительность.

— Ну, Лебедев, ты у меня допрыгаешься. Я сейчас сам приеду, и если скотину найду, у тебя будут неприятности.

Связь прервалась. Капитан склонил голову и задумался.

— Ну что, комиссар, — наконец спросил он у Косача, — будем отдавать скотинку, или забьем?

— Никуда он не поедет — это так же верно как и то, что анархия мать порядка. Пусть остается.

На том и порешили.

Ночь выдалась приятная. Теплая, светлая и спокойная. Я смотрел на звезды и вспоминал дом, родителей и брата.

Запахнувшись в бушлаты, молчаливые и нахохлившиеся, сидели часовые. Костенко, Зерниев, Пимон и Папен. Костенко и Зерниев о чем-то тихо бубнели между собой, а Пимон и Папен, скорее всего, просто спали. Днем им прилечь, прямо скажем, было почти и некогда.

Когда начало светать, я подошел к Евгению, и потряс его за плечо.

— Папен, давай на утреннюю дойку.

Он зевнул, потянулся, взял пластмассовое ведерко, (черт его знает, где достал!), и полез вниз. То, что его засекут внизу, и могут обстрелять, я не боялся. Справа от нас, там, где должны были стоять бойцы взвода Логвиненко, вообще никого не было. Наверняка дрыхли.

Светало уже конкретно. Вершины гор четко освещались солнцем. Папен не возвращался. «Трудится, бедняга», — подумал я про себя.

И тут же веснушчатая голова показалась в поле зрения. Вылез Папен какой-то смурной и с пустым ведром.

— Ты чего? — спросил я у него.

— Товарищ лейтенант! Нету.

— Молока нету?

— Коровы нету! — растерянно ответил Женя, — Веревка есть, колышек есть, а ее нет.

Меня пробило на смех. Хотелось бы мне посмотреть на капитана, когда он об этом узнает.

Ага! Вот и официальный дойщик с ведром пробежал вдалеке и исчез за обрывом… Но выскочил он гораздо быстрее Папена, и затрусил в штаб. Я с интересом следил за развитием событий.

Косач и Лебедев были у меня через десять минут.

— Ты ничего не слышал? — подозрительно смотрел на меня капитан.

— Нет, ничего.

— А не вы ли ее перепрятали? — хитро прищурился замполит.

— Куда?

Этим простым вопросом я заставил их помрачнеть. А действительно, если бы и захотел, то куда бы мог ее спрятать?

Папен хотел что-то сказать, но я незаметно пнул его, и он закрыл свой болтливый рот. А начальники полезли на место происшествия сами. Когда они ушли, я повернулся к Евгению:

— Что ты хотел ляпнуть, чудо?

Папен заторопился:

— Она сама отвязалась. Там по веревке видно. Завязали очень плохо. Дилетанты!

— А как бы ты объяснил, откуда тебе это известно?

Мой вопрос поверг «сержанта» в ступор. Наверное, он и не подумал об этом.

— Вы правы, товарищ лейтенант, — дошло до него.

То-то же!