– Давайте сперва перекусим, – предлагает Арт, улыбаясь, словно пытается разрядить обстановку. – А дружелюбие проявите потом.

Ник сердито сверлит взглядом дырку в лобовом стекле, а я отворачиваюсь к окну, прислонившись к холодной поверхности лбом. Земля, покрытая мягкой растительностью, словно зелёное покрывало, пролетает мимо. За спиной остаётся дорожный знак въезда в город, и Артур сбавляет скорость.

Я открываю боковой карман сумки и, вытащив оттуда несколько смятых чеков, обнаруживаю на дне телефон. Любопытство так и вопит и, ликуя в душе столь важной находке, я захожу на вкладку с сообщениями. Первое имя, которое бросается в глаза – «Отец». Я открываю сообщения, которыми мы обменивались, но не нахожу ничего важного, кроме стандартных фраз вроде тех, что я в порядке. Более того, начинаю гадать, какие между нами вообще были отношения. Ладили ли мы? Были ли близки? Судя по тому, что мы пишем друг другу лишь пару раз в год – не похоже.

Я пытаюсь найти контакт мамы, но в записной книжке такого имени не существует. Значит, у меня есть лишь отец. Где он сейчас? Беспокоится ли обо мне? Может, стоит ему позвонить? А если я выдам себя?

Пока я обдумываю, что лучше предпринять, взгляд останавливается на строке с надписью «Любимый», и я медленно касаюсь пальцем вкладки. Просматриваю сообщения, начиная читать снизу вверх. Большинство ничего не значат, мы договариваемся о встрече или просто желаем друг другу спокойной ночи. Но одно сразу же привлекает внимание.

«Нас опять заперли в лаборатории, я должен писать дневник, но сижу и мечтаю о тебе. Черт, я мечтаю о тебе почти все время».

Лаборатория?

Может, мы часть жуткого эксперимента? Бред! Такое бывает только в фильмах.

Я прокручиваю ленту текста дальше, не желая пока делиться с попутчиками найденной информацией.

«Ви, я так соскучился, что мечтаю поцеловать каждую веснушку. Не сердись на солнце, ведь я обожаю их».

Я читаю одно послание за другим, захлебываясь словами и пытаясь сдержать неуместную улыбку, но уголки губ тянутся вверх, словно кто-то натягивает их, привязав тонкие ниточки.

Поворачиваю голову, исподтишка разглядывая Шона. Мы сидим близко, наши колени соприкасаются, но он не отодвигается и, похоже, не возражает против этого. Жаль, я не могу вспомнить наш первый поцелуй. Интересно, было ли между нами что-то большее? Опускаю глаза к экрану и решаю отмотать сообщения к самому началу, находя первое.

«Ви, ты не отвечаешь на мои звонки. Неужели я все испортил? Но знаешь, на этот раз я не буду извиняться за то, что поцеловал тебя прошлым вечером. Да, я разрушил нашу возможную дружбу, но не жалею об этом. Пожалуйста, открой дверь, потому что я прямо за ней».

Я прокручиваю ещё чуть-чуть вверх.

«А знаешь, мне даже нравилось покидать твою комнату через окно. Я чувствовал себя героем того самого романа, о котором ты рассказывала пару дней назад. Люблю тебя, веснушка! Уже скучаю!»

В моих чувствах по отношению к Шону пока пусто, но прочитанные слова касаются сердца, разжигая внутри нежное пламя симпатии. Я не знаю этого парня, но почему-то верю каждой строчке, и на душе становится теплее.

«Сегодня Джесс наорал на весь отряд. На самом деле парни ни при чем. Он в очередной раз угрожает снять меня с позиции командира (это уже забавно, правда?). Встретимся на нашем месте в десять?»

Значит, Шон является командиром отряда? Это звучит логично. Такой строгий и суровый снаружи, тонко чувствующий внутри. Мне нравится, как он делится со мной мыслями каждый вечер. Это как писать друг другу письма. С одной стороны, старомодно, но при этом так романтично.

«Засыпаю, сидя на совещании. Поговори со мной, веснушка, иначе наказания мне не избежать. Несмотря на то, что я не спал всю ночь, в чем, между прочим, ты виновата, я все равно заявлюсь сегодня снова. И да, то чёрное белье просто восхитительно!»

Значит, мы…

Я покрываюсь румянцем и кошусь на Шона, будто подглядываю за чужой жизнью, заполняя словами, сказанными другой девушке, гулкую пустоту. Заполняя себя чужой историей любви. Он поднимает на меня взгляд и… улыбается?

– Всё нормально? А то у тебя выражение лица… взволнованное, что ли?

– Да, в порядке, просто читала сообщения, – тараторю я в ответ. К лицу приливает жар, и я опускаю глаза, разглаживая несуществующие складки на своём пальто. – А то я ведь совсем тебя не знаю.

Шон протягивает руку, и я подаю свою в ответ. Этот жест такой простой, но мне он кажется настолько интимным, как первый поцелуй. Сердце бьется с бешеной силой, и когда я решаюсь поднять взгляд на парня, меня перебивает уже хорошо знакомый раздраженный голос. Либо у меня паранойя, либо единственная причина его дурного настроения – я.

– Так и знал, что от тебя будут неприятности. – И прежде, чем я успеваю сделать хоть что-то, Ник оборачивается, выхватывает из моих рук телефон и, опустив стекло, выкидывает его в окно.

– Эй! – обиженно восклицаю я, от неожиданности и распирающей злости надувая щёки. – Что ты сделал?! – Растерянность сменяется гневом, наслаиваясь на нее, потому что я только что потеряла хоть тонкую, но все же связь со своей прошлой жизнью. – Там же могла быть важная информация, которая поможет понять, кто я.

– Когда тебе прострелят твою глупую голову, поверь, эти знания тебе не понадобятся, – даже не повернувшись, отвечает Ник. – Откуда иначе взялись те «люди в чёрном» на вокзале? Они как будто знали, что мы там.

Я вскидываю руки и отворачиваюсь. Это просто невозможно!

– Как можно понять, что делать дальше, если даже не знаешь, кто ты и почему за тобой гонятся?

Ник упирается в приборную панель ногой и окидывает меня с ног до головы стальным взглядом.

– А может, есть вещи, которые лучше не помнить?

– О чем ты? – удивлённо спрашиваю я. – Ты ведь не можешь знать наверняка, если ничего не помнишь. Либо ты врешь, либо что-то недоговариваешь.

Он отворачивается, слегка поморщившись, оставляя меня в полнейшем замешательстве. А если он прав? Вдруг наша прошлая жизнь была настолько ужасна, что помнить хуже, чем забыть? Вдруг мы все приняли осознанное решение что-то стереть из памяти?

– Насчёт телефона Ник прав, – доносится голос Арта. – С помощью этой штуки нас легко выследить. Он включает поворотник и меняет полосу, промчавшись мимо туристического автобуса.

– Надеюсь, ни у кого больше телефоны в карманах не припрятаны? – произносит Ник и тут же добавляет, хватаясь за бок: – Нам бы остановиться где-нибудь на ночь?

– И поесть, – вклинивается Арт.

– Снимем номер в гостинице.

– А как насчёт еды? – не унимается блондин.

Я наклоняюсь между сиденьями, чтобы внимательно рассмотреть его.

– Как ты в данной ситуации можешь ещё думать о еде? Мне даже крохотный кусок в горло не полезет.

Артур пожимает плечами:

– Борьба требует много сил!

– Какая, к черту, борьба? – откликается его друг.

– Что значит «какая»? Во имя добра, мира и справедливости! Не зря же за нами объявили погоню, чувствую себя героем блокбастера.

Я улыбаюсь и откидываюсь обратно на спинку сидения. Следующие часа три мы по большей части молчим. Солнце уже давно село, так что мы едем в темноте и тишине.

Артур переключает станции, пока не останавливается на старой попсовой песне и тут же начинает её напевать. Часы на моей руке показывают почти полночь.

– Только я помню тексты песен? – спрашивает он и принимается старательно насвистывать мелодию, повторяя за радио приёмником.

– Нет, я тоже, – подаю голос. – Что ты ещё помнишь из мирового устройства?

Парень чешет затылок, ероша светлые волосы.

– Таблицу умножения. Но это не точно. Фильмы помню, как зовут королеву Англии, ну и вот, – указывает он рукой на руль, – помню, как вести машину.

– Я помню фрагменты из своего детства, – тихо говорит Ник.

– Серьёзно? – удивлённо переспрашиваю я. Почему только у него одного есть воспоминания из собственной жизни? – А у меня пустота.