Яркий свет и нестерпимая головная боль, а вокруг странный монотонный гул.

Где я?

Пол подо мной мерно раскачивается, и я, пытаясь подняться, упираюсь ладонями в ледяной металл. Белая краска вытоптана так, что сквозь нее просвечивают серые проплешины.

Почему я лежу на полу?

Осторожно перевожу взгляд, осматривая место, где нахожусь, но не узнаю его. Два ряда кресел справа и слева. За широкими овальными окнами проносится незнакомая, укрытая снегом местность.

Поезд? Как я оказалась здесь?

Мимо проталкиваются подростки с дорожными сумками и массивными рюкзаками на плечах. В руках у них гитары, а сами ребята непрестанно болтают и громко смеются. Я хватаюсь за голову, крепко зажмуривая глаза.

Кто я? И почему не помню, как сюда попала?

Сердце вырывается из груди. Паника накатывает лавиной, от которой не сбежать, и я прерывисто вдыхаю, пытаясь успокоиться.

– С вами все в порядке, мисс?

Я резко поворачиваю и вскидываю голову.

Чуть наклонившись вперед, пожилой мужчина в длинном бежевом плаще и такого же цвета шляпе встревоженно протягивает руку.

– Все… в порядке… – повторяю я за незнакомцем, вздрагивая и испуганно понимая, что не знаю, как звучит собственный голос. Выходит тихий хрип, будто кто-то расцарапал связки. Я откашливаюсь и пробую ответить снова: – Всё в порядке, я просто… я не знаю…

– Вам плохо? Может, позвать кого-то на помощь? Вы едете одна?

Слишком много вопросов! Я сжимаю руками голову. Боль пульсирует, посылая заряды раскаленного электричества сквозь каждую клетку тела, и я снова зажмуриваюсь. Почему я не помню даже собственного имени? Разве можно такое объяснить? Никто не поверит, что я не сошла с ума!

– Мисс… мисс? Может, нужен врач?

Я отрицательно мотаю головой. Воздуха не хватает. Стены давят. Опираясь на руки, я пытаюсь подняться, несмотря на покалывающую в ногах слабость.

– Виола! – кричит кто-то с другого конца вагона. – Виола, подожди!

Я инстинктивно поворачиваюсь в сторону шума. Невысокая полноватая женщина с туго закрученными кудрями темно-серого цвета подбегает ко мне, подхватывая под руку.

Неужели я ее знаю?

– Ты упала? – Она поднимает меня за локоть. И тут же, не дожидаясь ответа, начинает говорить сама: – Это все давление. Я ведь предупреждала. Зачем ты убежала одна, девочка? Мы же собирались прогуляться вместе, но только я отвернулась, а тебя уже и след простыл.

Она продолжает без умолку тараторить, и по тому, как она коверкает согласные, я отчётливо различаю северо-восточный диалект, очень редко встречающийся в нынешнее время. На секунду задаюсь вопросом, почему я могу перечислить все виды английских диалектов, но не знаю, кто я и где? Из всей бесполезной болтовни умудряюсь уловить лишь одну полезную вещь: меня зовут Виола.

– От этой погоды у меня опять разгулялась ужаснейшая мигрень, – жалуется женщина, крепко держа меня под руку, пока мы идём из вагона в вагон. – Поэтому поможет только крепкий чай. Только не Эрл Грей, потому что в тот раз…

Но я не слушаю. Все еще дрожа изнутри, рассматриваю пассажиров поезда, пытаясь зацепиться хоть за одну знакомую деталь, но ни один из проходящих мимо людей мне не известен. Блондины, брюнеты, высокие, полные и худые, кто-то из них может знать меня?

– Ты уронила, – произносит ласково женщина, вручая мне черную сумку на тонком ремешке. Я забираю ее, надеясь, что внутри окажутся документы, кошелек или водительские права. Она продолжает цепляться за мою руку, словно мы знакомы давным-давно. Сначала я решаю, что, может, она моя родственница, но с её слов понимаю, мы всего лишь попутчики. Только кто «мы»?

Я окидываю себя взглядом с ног до пояса и отмечаю, что на мне дорогая одежда. На запястье золотые часы, которые совсем не выглядят подделкой. Кожаные ботинки, как и темно-синие джинсы, явно куплены не на распродаже в сетевом универмаге. И тут я понимаю, что даже не знаю, как выгляжу.

Нужно срочно найти зеркало. Туалет. В туалете оно обязано быть.

Я вытираю потные руки о ткань брюк, оглядываясь и все ещё надеясь, что увижу знакомое лицо.

Мы проходим через раздвигающиеся двери вагона, и в самом конце я замечаю табличку со значком уборной.

– Мне нужно в туалет, – прочистив горло, выдавливаю я, освобождаясь от цепкой хватки попутчицы, и иду вперед.

– Хорошо, милая, я подожду тебя здесь.

Я киваю.

Женщина присаживается на диванчик неподалёку. По громкой связи объявляют, что через двадцать минут поезд прибывает на станцию.

Я подхожу к кабинке и дергаю дверь. Запрета! Черт!

Здесь негде сесть, потому я опираюсь спиной на окно и судорожно открываю сумку. Какие-то чеки на лекарства, список покупок из супермаркета. Между блокнотом в кожаном переплете и косметичкой зажат кошелёк из мягкой, слегка шершавой кожи. Я обыскиваю содержимое: пара мелких купюр, пластиковые карты, университетский пропуск и, наконец, абонемент в библиотеку. Стандартный набор любой студентки.

Кто-то толкает меня и я, едва не роняю все из рук. Мимо проносится мальчишка, голося на весь вагон, следом за ним гонится девочка помладше. Я бросаю в их сторону гневный взгляд, потому что их пронзительный визг только усиливает не прекращающуюся ни на минуту мигрень.

Запихав все обратно, я закрываю кошелек и на дне сумки нашариваю паспорт. Любопытство, сражаясь со страхом и смятением, все же пересиливает, и я открываю первую страницу.

– Виола Элизабет Максфилд, – читаю я свое имя. Впервые.

Мне двадцать один год. Мой день рождения пятого ноября.

Я изучаю фотографию, запечатанную государственным штампом. Моя ли она? Скорее всего, да, но понимание того, что я не знаю, как выгляжу, и мои ли это документы, врывается в голову вихрем вопросов, принося новую порцию боли. Я закрываю глаза, пытаясь справиться с подступающей паникой. Опираюсь рукой на туалетную створку и делаю несколько глубоких вдохов.

Внезапно дверь уборной открывается, и я вваливаюсь внутрь, потеряв равновесие, но чьи-то руки ловят меня прежде, чем я успеваю растянуться на мокром грязном полу. Внутри отвратительно пахнет, и я, поморщившись, тут же отворачиваюсь, но цепкие пальцы продолжают удерживать меня под локти.

– Неужели нельзя смотреть под ноги? – цедит незнакомец сквозь зубы. Он явно не в настроении.

Я поднимаю взгляд. Никогда не видела таких необычных глаз, лукаво притягательных и пугающих одновременно. Словно кто-то бросил тлеющий уголь в лед. Даже в тусклом свете туалетной лампы я могу разглядеть, как резко голубой цвет контрастирует с тёмным ободком радужки и чёрными волосами, неравномерными прядями спадающими на лицо.

Я встаю, пытаясь сделать шаг внутрь комнатки, но дверь в уборную настолько узкая, что двоим взрослым людям не удастся никак развернуться. Я не могу войти, а он не может выйти.

– Может, выпустишь сначала? – небрежно бросает парень, и в этот момент я замечаю, что в его нижней губе, слева и справа, поблескивают серебряные кольца. Поджав губы, я останавливаю взгляд на стоптанных ботинках с небрежно обмотанными вокруг щиколоток шнурками и потертых джинсах.

Незнакомец сжимает мои предплечья, пытаясь переставить меня, чтобы выйти, но я сбрасываю его ладони и проговариваю по слогам:

– Не прикасайся, – а потом отпихиваю от себя, желая поскорее отделаться. Кажется, он мечтает о том же самом. Разглядывает пару секунд, а затем проталкивается через дверь, повернувшись боком и намеренно задев по пути.

– Эй, смотри, куда идешь! – вырывается невольно, но парень не оборачивается, а только бросает: «Таким, как ты, следует летать самолётом».