Кот оказался прав: меня ждало глубокое разочарование. Как жаль, что всё это – пелена обмана! Где же мне испить водицы?

     Наконец, нам посчастливилось встретить караван: ну, как караван – это не были (среднеазиатские) верблюды. Точнее, верблюды, но не двугорбые, а одногорбые. Их было, по-моему, три. На них не было наездников (всадников, если хотите). Они степенно, молча, неторопливо шли, везя какую-то поклажу. Один человек (проводник?) шёл впереди, и закутан весь был в чёрные одежды – виднелись лишь глаза. Ещё троих я насчитал сзади, в конце верблюжьей процессии – двое таких же бедуина, а между ними – полуголый, измождённый мужчина. Грек? Он выглядел не лучшим образом (впрочем, как и я). Похоже, тот третий был пленён.

     Ливийцы (а это наверняка были они) грозно подошли к нам и приставили мечи к моему горлу.

     – Кто ты есть? – Спросили они.

     Я уже писал вам о том, что я мог понимать языки тех народов, в чьи страны я попадал. Однако я писал и о том, что понимание это приходило ко мне не мгновенно, а как бы с запаздыванием – только минут через пять я начал понимать происходящее (как если бы мозг настраивался, переключался).

     Кое-как я объяснил, что я вообще «левый» – что я не египтянин, не грек, не эфиоп, не хетт, не из Шумера или Урарту. Сказал и то, что я им не враг (что вообще никому не враг).

     – Нэ фракк. – Повторили они на моё «Я вам не враг», и поглядели друг на друга, явно ничего не понимая. Похоже, у них так не объясняются. Что делать-то?

     Они долго разглядывали меня.

     – Пудещь питт? – Предложили они.

     Я с радостью кивнул, и вот: в моих руках долгожданный сосуд с водой.

     – Кочэш йест? – Спросили они ещё.

     – Gern. Mit Vergnügen.

     Ливийцы отсыпали мне в ладонь несколько сушёных фиников и стали смотреть, что я с ними буду делать.

     Финики я в прошлой жизни уплетал с превеликим удовольствием (спасибо в этом Ирану, который отправлял их на экспорт). Эти же были и сами по себе весьма вкусны, и я сам был крайне голоден.

     Ливийцам очень не понравилось, что я хотел выкинуть косточки на землю.

     – Шьто тьи дьелайт? Не надо выбрасывайт; из них новый финик взрастьотт…

     Как мог, я покаялся; они смягчились.

     – Где я? – Спросил я. – В какой стране я сейчас нахожусь? И кто вы?

     – Ты в Миср. – Ответил мне проводник (он владел древнеегипетским получше остальных). – Митсрайим. Местные зовут её «Та-Кемет», «чёрная страна».

     – Эйгюптос; Хемия. – Кивнул мне пленный грек на своём наречии.

     «Выходит, я прав?», удовлетворённо подметил я. «Я ведь так и знал, что это Египет! Вот только что меня здесь ждёт? Это колыбель цивилизации или колыбель разврата? Ведь согласно той же Библии, Мицраим – это скорее ад, чем рай; пристанище грешников».

     – Я немец из будущего. – Представился я. – Квакль-бродякль по имени Шмыгль.

     Я не стал объяснять, что чистых наций у нас уже почти нет – всё равно не поймут.

     – Элленики. – Ткнул себя в грудь пленник.

     «Ну, точно: грек».

     – Бер-Бер, Либья, Мешаваша, Дешрет. – На разные лады выпалили остальные; кто б сомневался – они ливийцы. Их кожа была такой же светлой, как у греков или атлантов – во всяком случае, азиатами или типичными африканцами (как эфиопы или нубийцы) я бы их не назвал. Конечно же, они были гораздо смуглее современных кельтов или скандинавов; просто светлая, но загорелая кожа. Не кожа индейцев, но бронзовый загар светлой расы.

     – Что вы будете с ним делать? – Кивнул я в сторону родича атлантов.

     – Выкупит себя трудом. – Ответили мне путники. – Нам пора идти.

     Я же, всё ещё пошатываясь (теперь я был сыт, но дико устал) пошёл в обратную от них сторону.

     Всё же я забыл отметить, что в те времена пустыня не была столь огромной, столь обширной (как сейчас): она тянулась не такой уж широкой полосой между средиземноморским побережьем Африки и саваннами. М-да, Сахара тогда была молода и мала размерами. А потому несколько дней пути, никуда не сворачивая, не плутая – и я почти вплотную приблизился к Кемет; я почти уткнулся в неё. Взобравшись на холм, я увидел совсем иную картину: передо мной, там, внизу лежала плодородная долина, и совсем вдалеке – голубой капилляр по имени река Нил. Вторая Атлантида… А долина и впрямь была черна: не дурак был тот, кто назвал страну «Кемет».

     На сегодня я выдохнулся окончательно; пора сделать длительный привал. Да, когда-то, в классе пятом, я умудрился пойти в паломничество (тогда я посещал церковь), и мы прошли сто одиннадцать километров за два с половиной дня. Но тогда мне было двенадцать, а сейчас – тридцать один (было бы, если бы я жил в той жизни). Сколько мне сейчас – сказать трудно; около полутора лет в Атлантиде, несколько дней в Лемурии и несколько лет в Гиперборее – я уже потерял счёт и дням, и часам. Бог его знает…

     Я очнулся оттого, что кто-то смотрел мне в глаза. Я почувствовал это на подсознательном уровне.

     Я вскочил, как ужаленный, но быстро пришёл в себя: это был мой сфинкс. Маленькое Зло зевало, но ему не терпелось идти дальше.

     – Она помолодела, знаешь? – Как бы, между прочим, мяукнул сфинкс.

     – Кто – она? – Переспросил я.

     – Чёрная страна. Мы сейчас находимся примерно в третьем тысячелетии до нашей эры.

     – Но тогда откуда мог взяться вчерашний эллин?