Шарлотта глубоко вздохнула и переступила порог. Магия вцепилась в нее, сжимая ее внутренности, словно пытаясь выжать из них жизненную силу. Давление толкало ее вперед. Каждый шаг был сознательным усилием. На лбу у нее выступил пот. Еще один шаг. Другой. Давление давило на ее. Шарлотта сгорбилась. Она бы поползла, если бы пришлось.

Другой шаг.

Внезапно скрежещущая ноша исчезла. Магия затопила ее, омолаживая тело. Это было абсурдное ощущение, но она чувствовала, что раскрывается, как цветок, приветствующий утреннее солнце. Если бы у нее были крылья, они бы развернулись. Она медленно вдохнула. Вот она, знакомая мощная сила, которой она так привыкла владеть. За годы, проведенные в Грани, живя с полумагией, она забыла, как это чудесно.

Она никогда не понимала, почему Элеонора так и не переехала жить в Зачарованный…

Элеонора.

Ей нельзя было останавливаться. Она отстала от работорговцев по меньшей мере на полчаса, а может, и больше. Перед ней простирался старый адрианглийский лес, а впереди разветвлялась лесная тропинка. В какую сторону идти, направо или налево?

Шарлотта пригнулась к земле, стараясь идти по следам копыт. Ковер из старых сосновых иголок покрывал землю и тропинку, скрывая след. Она научилась кое-чему, когда была девочкой, у старого разведчика-ветерана, жившего в Ганерском Колледже, потому что считала это интересным. Но эти уроки были давным-давно, и она никогда не воспринимала их всерьез.

Из-под кустов слева донесся пронзительный, надрывный скулеж. Она обернулась. Два карих собачьих глаза смотрели на нее с большой черной морды.

Шарлотта замерла.

Пес опустил свою большую голову и снова тонко заскулил. Она почувствовала запах крови. Это подхлестнуло ее инстинкт целителя, как хлыст. Темная магия, бушевавшая внутри нее, исчезла, словно погасла.

— Теперь спокойнее. — Шарлотта нагнулась и подошла к собаке. — Спокойно.

Пес лежал на боку, тяжело дыша.

Шарлотта наклонилась к нему.

Губы пса задрожали, обнажив блеснувшие клыки.

Шарлотта остановилась, протянув руку.

— Если ты меня укусишь, я тебе не помогу. — Пес не мог понять ее слова, но тон ее голоса был для него ясен.

Она медленно потянулась вперед. Пес открыл пасть. Челюсти щелкнули, но не дотянулись до ее пальцев. Он был слишком слаб.

— Ха, если бы ты был здоров, ты бы откусил мне руку?

Шарлотта коснулась меха, посылая поток золотых искр через пушистое тело. Кобель, низкое кровяное давление. Пулевое ранение, проходящее через живот. Кто-то пристрелил собаку.

— Этот мир полон ужасных людей, — сказала она ему и начала исправлять повреждения. Пуля вошла в грудь, пробила левое легкое и вырвалась из бока собаки. Судя по состоянию раны и кровопотере, это произошло часов пять-шесть назад.

Шарлотта связала поврежденные ткани, восстанавливая легкое.

Пес наклонился и лизнул ее руку, быстро и коротко, словно стесняясь собственной слабости.

— Передумал, раз уже не так больно? — Она запечатала рану и погладила его холку. Ее рука скользнула по шипастому ошейнику. — Ты ведь больше не будешь собакой работорговцев, правда?

Пес поднялся. Он был огромным зверем — если бы они оба стояли прямо, он мог бы положить лапы ей на плечи.

Шарлотта встала.

— А где твои хозяева?

Пес посмотрел на нее, понюхал воздух и повернул направо.

У нее не было ничего лучше, кроме как последовать за ним.

— Верно, — сказала Шарлотта и пошла за собакой по тропинке.

* * *

ПОВОЗКА со скрипом преодолела корень.

— Достаточно далеко, — раздался скрипучий голос. Он принадлежал Вошаку Корвену, опытному работорговцу с дюжиной набегов за плечами. Неудивительно, подумал Ричард. Это был тот человек, которого Тулин обещал предать. Они, должно быть, договорились устроить эту маленькую ловушку вместе, и когда Ричард прорубил себе путь через команду Тулина, Вошак взял своих людей и пошел за ним.

— Мы разобьём лагерь здесь, — сказал Вошак.

— Мы всего в двух часах езды от границы, — крикнул высокий рыжеволосый мужчина. Ричард не узнал его. Должно быть, новый наемник. Работорговцам нужно было регулярно пополнять свое стадо — он продолжал его прореживать.

В поле зрения появился Вошак. Среднего роста, он был сложен с хрящевато-сухожильным типом силы: худощавый, но с высокой выносливостью. Он не был ни самым быстрым, ни самым сильным, но он пройдет дистанцию. Сеть шрамов рассекала его лицо. Без сомнения, у него была какая-то романтическая история о том, как он получил их, вместо того чтобы признать, что конюх разбил ему лицо вилами во время неудачного набега.

Волосы Вошака, светло-русая коса, которую он обесцвечивал, были его фирменным знаком. Она делала его запоминающимся. Так действовали работорговцы. Они использовали костюмы и образы, пытаясь выглядеть невероятно крутыми, и надеясь внушить страх. Они рассчитывали на этот страх. Можно бороться с человеком, но никто не может бороться с кошмаром.

Вошак сосредоточился на рыжеволосом.

— Мильхейм, я сделал тебя своим заместителем?

Мильхейм опустил глаза.

Сейрен, заместитель Вошака, скорее всего, мертв, в противном случае он был бы здесь, стаскивая Мильхейма с лошади и избивая его до кровавого месива. Интересно.

— Тогда не открывай свою тявкалку, — сказал Вошак. — Если мне будет нужно твое мнение, я выбью его из тебя. — Он обвел взглядом всадников. — Если кто-то из вас, идиотов, и беспокоится, то за нами никто не пойдет. Это Эджеры. Они заботятся только о себе, и никто из них не хочет поймать пулю. Прошло двадцать часов с тех пор, как мы в последний раз спали, и я устал. А теперь разбивайте этот чертов лагерь. — Он повернулся к пожилому одноглазому работорговцу: — Ворон, теперь ты мой заместитель. Проследи, чтобы они это сделали.

Ворон, широкоплечий, обветренный ублюдок, проревел:

— Поторопись!

Разумный выбор, на секунду подумал Ричард. Ворон был старше, имел опыт и много работал, чтобы внушать страх. Если его повязка на глазу и рост не делали этого, то тяжелая черная кожа и конский хвост черных как смоль волос, украшенных костями пальцев, сделали бы это.

Вошак повернул коня. Его взгляд остановился на Ричарде.

— Очнулась моя нежная девица? У тебя здесь что-то прилипло. — Работорговец коснулся левого уголка рта. — Что это такое?… О, так это дерьмо с подошвы моего ботинка.

Раздался смех.

Ричард улыбнулся, обнажив зубы.

— День всегда скрашивается твоим юмором, Левша.

На лице Вошака дернулся мускул. Он сжал поводья.

— Ты сидишь в клетке, Охотник. Когда мы доберемся туда, куда едем, ты запоешь, как птичка, когда я начну резать твои суставы.

— Что это было? Я плохо расслышал. — Ричард наклонился вперед, сосредоточившись на Вошаке. Намек на страх мелькнул в глазах работорговца, и Ричард впитал его. — Подойди ближе к клетке, Вошак. Не прячься, как маленький мальчик, прячущийся от своего папочки и его ремня.

Вошак вонзил шпоры в бока коня. Животное подпрыгнуло, и он ускакал. Трус. Большинство из них были трусами, жестокими и злобными. Храбрецы не похищают детей среди ночи и не продают их извращенцам, чтобы заработать на выпивку.

Всадники спешились. Двое охраняли лошадей, держась подальше от его клетки. Другие начали вытаскивать из седельных сумок оливковые и серые палатки, с вышитым на одной стороне красным логотипом COLEMAN. Палатки, должно быть, были из Сломанного. Несколько работорговцев сложили вместе несколько веток. Темноволосый мужчина намочил их жидкостью из фляжки, чиркнул спичкой и бросил ее на розжиг. Огонь вспыхнул, как оранжевый гриб. Он отшатнулся, потирая лицо.

— Павел, у тебя брови то остались? — крикнул Ворон.

Павел сплюнул в огонь.

— Разгорелось же, не так ли?

У клетки остановился работорговец. Он был худым, с грязными каштановыми волосами и светлыми глазами. Он забрался на повозку, открыл маленькую дверцу в верхней части клетки, едва достаточную, чтобы пропустить миску, и опустил ковш с длинной ручкой в ведро.