Он поднялся с табурета, взял чайник и понес его к печи, поставил греть воду. Потом сел на стул около кровати.

Лика посмотрела на Владимира – она думала, что он будет наблюдать за ней, но он даже не смотрел в ее сторону, он задумчиво, чуть устало смотрел на чайник и печь. Лика обошла стол, встала так, чтоб ей было хорошо видно лешего и не стоять к нему спиной. Нарезала хлеб и колбасу, все время посматривая на него и ловя себя на мысли, что тоже очень голодна.

Он ни разу на нее не взглянул.

– Оставить все на столе или у вас тарелка есть?

– Есть, конечно, я же не дикарь и с пола не ем, – хмыкнул он и пояснил – в шкафу.

Чтобы достать тарелку, ей придется выпустить его из виду и повернуться к нему спиной. Она быстро открыла шкафчик, взяла первую попавшуюся тарелку и резко повернулась к столу, держа нож наготове.

К ее удивлению, Владимир сидел так, как и сидел, уставившись на печь и чайник.

«У меня, действительно, помутнение рассудка в паре с навязчивой идеей. Может и вправду, у него и в мыслях нет, мне вредить?» – сама себя попыталась успокоить Лика, но нож все-таки положила в карман халата – так спокойнее.

Владимир вернулся на кухню с чайником, налил две кружки кипятка и положил в каждую по пакетику чая, отмечая про себя как ровно, красиво и тонко нарезан хлеб с колбасой. Вот только тарелка глубокая, суповая. Он улыбнулся и сказал:

– У меня и другие тарелки есть.

– Я не разбиралась с вашими тарелками – хмыкнула она недовольно.

– Я так и понял. Садитесь. Если есть не хотите, то хоть чай попейте. Я вам простой заварил.

Лика села напротив Владимира. Он пододвинул к ней чай, доставал бутерброды, с аппетитом ел и добрел на глазах.

– Варя Николаевна сказала, чтоб я вам отвара утром дал. Но раз уж вы в себя пришли, то я не буду давать. Она придет вас осматривать, может другое назначит.

– А когда придет?

– Утром.

– Я тут до утра буду?

– К сожалению, да. Сейчас ночь и дождь. Ни пройти, не проехать. У меня нет возможности вас в город отвезти.

Он достал очередной бутерброд, ел его и запивал чаем. Лика отхлебнула маленький глоток горячего чая и спросила, указывая на тарелку с едой:

– Я возьму?

– Конечно. Аппетит приходит во время еды?

Она взяла бутерброд, понимая, что недооценивала свой аппетит. Доедали они молча, когда тарелка опустела, Владимир тонко намекнул:

– Я бы еще съел.

Намек оказался чуть тоньше черенка лопаты, Лика спохватилась, как самая гостеприимная хозяйка:

– Да, что-то я мало нарезала. Сама не думала, что такая голодная.

Владимир улыбнулся и сказал:

– А я вообще из бара вернулся. Я там с друзьями встречался, коньячок пили, и ели, конечно. А что вы на меня так смотрите?

Лика пожала плечами и соврала:

– Ничего, вам показалось.

А что она должна была сказать? Осудить, что Владимир в будний день с дружками коньячок в баре пьет. Да кто она такая, чтоб лезть в его личные отношения с коньком, баром и друзьями.

Владимир, попытавшись ей поверить (не получилось), но решил на нее не обращать внимание, продолжил:

– Но я все равно голодный. Еще в такси мечтал – дома поесть. А тут вы мне на голову, как дождь. В принципе так оно и было. Сначала вы, потом дождь на голову.

Лика достала нож из кармана и протянула ручкой вперед Владимиру.

– Это я на всякий случай вооружилась.

– Да и понятно – согласился он, беря нож.– Лучше перестраховаться, чем недостраховаться.

Он нарезал хлеб толстыми кусками, Лика удивлялась их размеру, неужели они могут поместиться в рот? Потом нарезал колбасы, ее размеры не уступали хлебу, чем ввели Лику в легкое недоумение и угрызение совести. Ей стало стыдно за то, как она сама нарезала бутерброды –хозяин вагончика голоден, есть хочет, а она интеллигентная женщина миллиметрует при нарезке бутербродов, так что через них газеты читать можно. Неудивительно, что он не наелся. И неудивительно, что теперь ее замучает совесть.

– Вот возьмите – он протянул ей нож.

Она, задумавшись, взяла его, потом смущенно взглянула на Владимира и положила нож на середину стола.

– Это означает, что вы меня уже не боитесь?

– Я и не боялась – соврала она.

Он хмыкнул, улыбнулся и не поверил. Он-то видел, что она явно трусила.

Он взял хлеб положил на него четыре куска колбасы и протянул Лике. Она взяла, изумляясь его размерам, аккуратно откусила и сделала вывод, что не так страшен зверь, как его… а нет не это… глаза боятся, а рот все съест.

– Вы правильно делали, что опасались. Только меня бояться не надо. Вам тех двоих бояться надо. Кстати, вы знаете кто эти двое на белом светящемся джипе?

– Откуда? – изумилась Лика, – тех двоих я не знаю, я их даже в лицо не видела. А вот белый светящийся джип, видимо моя машина.

– Твоя? – удивился Владимир, забыв, что они разговаривают на «Вы».

Это простое удивление и задумчивый вид хозяина вагончика подтолкнули ее на доверие к нему. Сама не смогла бы ответить, но на интуитивном уровне поняла, что ему можно доверять, нет повода бояться его и она ответила:

– Лика.

– Владимир – задумчиво представился он и автоматически добавил – Володя.

– Я знаю – улыбнувшись, ответила она.

Он тоже улыбнулся своей секундной рассеянности.

– Ах, да, точно, я же говорил. А Лика – это Анжелика?

– Да.

– Красивое имя.

Лика решила на комплименты не отвечать, тем более не понятно было комплимент это или культурная видимость, и она спросила:

– А вы хорошо видели тех двоих?

– Нет, – задумавшись, ответил он – не четко. Далеко было и деревья мешали. Я увидел, остановилась машина и эти двое скинули в обрыв что-то белое. Я подошел посмотреть.

Он не стал говорить девушке с таким красивым именем, что сначала он подумал, что это белое – мешок с мусором. Не стал он вдаваться в подробности и говорить, что хотел этот мусор высыпать им на крышу красивой белой, со всех сторон светящейся машины.

– Они не уехали сразу. Они сели в машину, но не уехали. Интересно. – Он задумался, но сразу продолжил рассказывать – когда я к вам подошел, они вышли из машины. Был щелчок. Характерный…Передернули затвор пистолета. Ясно?

– Не совсем – честно призналась Лика.

– Поясню. Они собирались вас – он смотрел на нее и видел, как меняется ее лицо на панику, договаривать он побоялся – это…

Она нервно сглотнула, переступая через страх в голосе, сказала, подобрав слово:

– Убить.

– Да – согласился он с жестким словом.

– Вы видели пистолет?

– Нет.

– Странно. Пистолет не видели, мужчин не видели. Вы мне не врете?

– Не вру. Я его слышал. Перед грозой была характерная тишина.

– Характерная тишина, характерный щелчок…

– Девушка, – требовательно заявил он – я может и не умею слова подбирать, синонимы, антонимы, но я не вру.

– Я не требую синонимы, антонимы. Извините. Просто все так сложно. Как и не со мной.

– Так я продолжу? – иронично спросил разрешение Владимир.

– Да.

– Так вот. Перед грозой было тихо. Так всегда бывает. Ни ветерка. Птицы притихли. И любой звук разносится далеко. А звук затвора пистолета я не перепутаю ни с чем. В этом-то я разбираюсь.

– Вы разбираетесь в оружии? Или в звуках? – она смотрела на него – сканировала и не доверяла.

– Я воевал.

– Где?

– Везде и в горячей точке.

– В какой?

– Это допрос? – весело спросил он.

– Нет. – Она подумала и спросила – вы можете все в подробностях рассказать?

– В красках? – уточнил он.

– Не шутите, пожалуйста. Мне не до шуток. Я просто ничего не понимаю. Если я утром пойду в полицию, я должна буду что-то говорить, а я не смогу. Сказать смогу, конечно, но не вразумительно.

– Вы обязательно должны сходить в полицию. И не каких – если. Я, кстати, с вами пойду.

– Зачем?

– Я, вроде, как свидетель, помогу полиции – спокойно пояснил он, как мама объясняет двухлетнему малышу, что у слоника есть отличительная черта: длинный носик.