— Ты останешься на ночь? — спросил Брок.

— Мы уезжаем? — спросил Зимний, плавно поднимаясь из кресла.

— Да, Ледышка, — кивнул Брок, сделал шаг навстречу и чуть не захлебнулся нежностью, оказываясь в крепких объятиях, обнимая сам. — Через неделю. У тебя есть время закончить дела, если они у тебя есть.

— Нет у меня никаких дел, — Зимний прижал к себе Брока, целуя в висок. — Я просто хочу жить. Кажется, Зимний Солдат кончился. Только вот ничего нового пока не началось.

— Ты вспомнишь, — заверил Брок, хотя где-то глубоко внутри боялся воспоминаний Зимнего.

Боялся, что тот вспомнит что-то такое, что заставит его уйти, а Брок успел прикипеть к Зимнему, успел сродниться с ним, хоть и странными были их отношения.

— Может быть, — Зимний вздохнул, а потом подхватил Брока на руки и унёс в его спальню. — Я уйду рано, хотя совершенно не хочу никуда уходить.

— Неделя, — заверил Брок. — И мы уедем.

Уложив Брока на кровать, Зимний быстро раздел его, почти сдирая одежду, скинул свои шмотки и нырнул в кровать, прижимая Брока к себе. От такой прыти Брок немного офигел, но ему самому хотелось почувствовать Зимнего рядом, кожа к коже, и он прижался губами к его губам, закинул на него здоровую ногу, притираясь пахом к паху, задевая своим членом его.

Поцелуй всё длился и длился, руки шарили по телу, гладили спину, плечи, забирались пальцами в волосы, да и Зимний не отставал, прижав Брока к себе так, что дышать становилось тяжело. В Зимнем оказалось столько страсти, столько нежности, что Брок тонул во всём этом, уже не помня, когда в последний раз чувствовал что-то подобное, не помнил, чтобы так горел, так хотел принадлежать хоть кому-то, если только в далёкой сопливой юности, ещё веря в любовь до гроба.

Но сейчас в его кровати творилось что-то невообразимое: ничего не нужно было говорить, казалось, каждый из них точно знал, что надо делать, словно это был не первый их раз, а они уже давно знали, кому что и как нравится. И Броку сейчас было совершенно плевать, какой по счету он у Зимнего, у его Ледышечки, который был ну очень горячий во всех отношениях.

Зимний устроился между ног Брока, обхватил его член, начиная медленно дрочить, только усиливая томление и желание, а сам склонился, целуя Брока коротко, переходя с шеи на грудь, чуть-чуть прикусил соски, что чего Брока выгнуло.

— Ты знаешь, что делать? — выдохнул Брок.

— В теории, — отозвался Зимний, глядя на Брока чёрными от возбуждения глазами.

— Тогда применяй уже теорию на практике, — рыкнул Брок.

Именно сейчас хотелось быть оттраханным этим невозможным человеком, хотелось слиться с ним полностью хоть на краткий миг.

Зимний же не торопился, он спускался, целуя грудь и живот Брока, всё ниже и ниже, поцеловал в лобок, намеренно обходя вниманием член, который слегка покачивался. А потом, закинув ноги Брока себе на плечи, лизнул сжатые мышцы сфинктера. По телу Брока прокатилась волна мурашек, он обожал, когда ему вылизывали задницу, но мало кому отчего-то позволял это делать. А вот Зимнему хотелось позволить всё, чего бы он ни попросил.

Брок метался по кровати, чувствуя, как Зимний разлизывает его, как вставляет уже два пальца и снова лижет, и Броку уже и хотелось большего, и было ощущение, что он кончит прямо сейчас, не выдержав накала происходящего. И плевать, что Зимний знал только теорию, Брок успел убедиться, что с применением теории на практике у него всё в порядке.

— Смазка с резинками в тумбочке, — хрипло сказал Брок, стараясь не орать от ласк в голос, да и стонать потише, ведь они могли разбудить Дженни.

Намёк, а, вернее, прямое указание к действию Зимний понял моментально, порылся в тумбочке, выуживая необходимое, и вот уже головка его члена упиралась в разлизанные и растянутые мышцы. Он аккуратно вошёл сначала одной головкой, давая Броку возможность передумать, но тот только длинно выдохнул сквозь зубы, чувствуя, что погорячился, но отступать было поздно, и он только надавил пяткой Зимнему на задницу, чтобы тот уже начинал что-то делать.

Зимний вошёл до конца, заполняя Брока собой, и тот ахнул, прикусив губу.

— Тебе больно? — обеспокоенно спросил Ледышка, но Брок просто мотнул головой в знак отрицания.

Даже если ему и было больно, говорить об этом сейчас он не собирался. Тело быстро сообразило, что с ним происходит, и Брок сумел расслабиться.

— Трахай уже, — рыкнул он, и Зимний двинулся, сначала медленно, приноравливаясь, а потом всё быстрее и быстрее.

Брок только успевал коротко стонать, чувствуя, как этот великолепный член попадает ровно по простате. Возбуждение, схлынувшее при первом проникновении, вернулось, и теперь Брок почти яростно надрачивал, пока Зимний не решил сменить диспозицию. Не вынимая члена из Брока, он поднял того на руки и поднялся сам, теперь трахая любовника на весу.

Такого с Броком ещё не случалось за всю довольно бурную жизнь, и сейчас он просто плавился, чувствуя, как внутри разгорается сверхновая, готовая вскоре взорваться.

Обхватив Зимнего за шею, Брок прижался к нему и поцеловал. Зимний ответил, да так, что Броку показалось, он сейчас кончит и кончится. Он откинулся на ему на руки, зная, что тот удержит, и хватило ещё нескольких движений, нескольких очень точных толчков, чтобы Брок кончил, пачкая спермой и себя, и Зимнего. Он прикусил ребро ладони, чтобы не заорать от от восторга, от всего, что сейчас с ним происходило.

Зимний рыкнул, кончая, насадил Брока на свой член, словно бабочку на булавку, уткнувшись носом ему в шею.

Потом, аккуратно выйдя из Брока, он положил его на кровать и лёг рядом., Брок тут же повернулся к нему, целуя, забираясь пальцами в волосы.

— Ты просто охуеть какой невероятный, — тихо сказал Брок, ласково гладя Зимнего по живому плечу. Он хотел сказать, что это было круто для первого раза, но не стал. Вообще ничего не стал говорить, только протёр их влажными салфетками, которые вместе с использованной резинкой просто кинул на тумбочку, решив убрать всё потом. Даже в душ не хотелось, не хотелось вообще ничего, кроме как просто быть с Зимним.

Он завернулся в его объятия, как в одеяло, думать о том, что проснётся один, не хотелось, Брок положил свою ладонь поверх ладони Зимнего, что лежала на его груди, и закрыл глаза, засыпая, слишком нервным выдался день.

Брок проснулся, когда в комнате было ещё темно, он не знал, сколько времени, и понял, что Зимний уже ушёл — когда, Брок не представлял, но ему сделалось так тоскливо, что хоть волком вой. Можно было ещё поспать, но спать теперь совершенно не хотелось, и Брок поплёлся в душ, заодно прихватив мусор с тумбочки. Дженни ещё спала и должна была проспать до утра, потом придёт Радмила и день закрутит в своих заботах, а когда придёт Зимний, непонятно, да и придёт ли вообще сегодня.

Когда Дженни проснулась, Радмила ещё не пришла, и Брок сам занимался малышкой, хотя это было не очень удобно, но он не собирался изображать из себя калеку, ну и что, что с костылём? Радмила появилась ровно к завтраку Брока, тут же перехватила у него Дженни, которая капризничала и не собиралась есть свой завтрак, пару раз даже бросив бутылочку со смесью на пол.

Брок считал себя очень терпеливым человеком и понимал, что бить детей нельзя, особенно в таком возрасте, но желание шлёпнуть по одетой в подгузник попке было слабо преодолимо.

— Рада, что не так? Почему она не ест? — спросил Брок.

— Смесь остыла, — тут же поняла Радмила, взяв в руки бутылочку. — Вот ей и не нравится. Сидите, Брок, я сейчас всё сделаю.

— Спасибо, Рада, что бы я без вас делал, — вздохнул Брок, понимая, что с Радмилой пора расставаться. — Рада, я уезжаю через неделю. Вместе с Дженни. И не знаю, на сколько. Может быть, на несколько месяцев, может, на год. Я бы предложил вам поехать со мной, Дженни нужна няня, да и женщина в доме тоже нужна, но у вас тут семья, друзья. И я не представляю, как вы отнесётесь к откровению, что я собираюсь жить с мужчиной.

— С Ледышкой? — усмехнулась Радмила. — Брок, я не зашоренная, смотрю телевизор, даже иногда сижу в интернете. Мои внуки американцы, а вы исповедуете свободу во всём. Нет, я не скажу, что мне это нравится, но…