Взяв за руку Эмму, у которой на лице застыл немой вопрос, я опрометью бросился из палаты и растолкал доктора, немного усыпленного моим воздействием. Он пробежал к Еве, и я мельком в открывающиеся двери увидел лицо девушки, она пристально смотрела на меня, пытаясь узнать.
— Геральд, — услышал я сдавленный стон Эммы рядом и, повернувшись, увидел её искаженное болью и ужасом лицо.
Я похолодел когда мой взгляд упал на низ живота, который с бешеной скоростью обагрялся ярко-красной кровью. Я схватил её на руки и нашел врачей. Переложил на каталку и шел рядом с ней, понимая, что истратил весь свой резерв энергии хранителя на Еву. Я был пуст, растерянно взирал на плачущую Эмму, я ничем не мог помочь своему дитя, и осознание собственной беспомощности разрывало меня.
Комментарий к 22. Учитель. Хрупкость
Жемчужинки, вы молчите, мне так страшно, может я что неправильно делаю…
анонс - https://vk.com/wall-194439725_700
эстетика - https://vk.com/doc592086541_564790437?hash=3f1ba941284fd47262&dl=46c1918e67dbc5c0e0
========== 23. Рождение ==========
Я сидел возле больничной койки и держал в ладонях подрагивающие и холодные пальчики Эммы, которые не могли согреться даже в моих, пышущих адским жаром, ладонях. В её изумрудных глазах плескалась боль пополам с отчаянием и слезы, которые уже не лились, потому что были все выплаканы, а просто застывшие капли в глазах. Я взглянул на мерно катящиеся жидкие шарики лекарства в капельнице, опутавшей руку моей девочки, и чуть сжал челюсть.
— А что, если они его не спасут? — прошептала девушка опухшими и искусанными в кровь губами, глаза стали еще больше от ужаса и осознания того, что это может произойти.
— Спасут, — твердо ответил я, благодарное движение ледяных пальцев и её хрупкие ладони почти полностью спрятались в моих крупных.
Я ей слабо улыбнулся, она мне в ответ только отблеском своей ослепительности. Внешне спокойный, внутри разрываемый от беспомощности и собственной бесполезности. Энергии хранителя не было во мне, я исчерпал весь свой резерв, весь «мой ангел» испарился.
— Он отзывается на тебя… пожалуйста… — произнесла Эмма и потянула мои ладони к животу, но я удержал их, задрожав, тем самым выдав и свой страх.
Сглотнув комок в горле, не отвел холодного взгляда самых голубых арктических льдов, а моя девочка еще сильнее побледнела и произнесла:
— Если ты в ужасе, то представляешь каково мне… — её шепот прокатился сковывающим оцепенением по моим венам, артериям и сосудам, принося к мозгу панику на грани с умопомрачением.
Я никогда так не ужасался как сейчас, даже будучи в гуще самых мрачных страниц истории небес, ада и человечества. Её глаза умоляли и мне пришлось сдаться.
— Больно будет от осознания… — предупредил я, пытаясь унять дрожь в голосе стремительно скатывающемся в хрипотцу.
— Больно будет один раз… — вновь её шепот, застывшие изумрудные слезы в огромных умоляющих глазах, не забытые подопечной слова хранителя.
Я, собравшись телом и духом, возложил руки на её живот… и ничего не почувствовал. Внутренняя паника… Еще попытка… Я боюсь смотреть ей в глаза… Ещё… Она удерживает руку, и я слышу рыдания, рвущие мне то, чего нет у демона априори — душу. Вот теперь больно так, что пробирает до костей. Я не смотрел ей в глаза, а она поцеловала мне открытую ладонь и до меня не сразу дошел смысл её фразы, не сразу уловил, как изменился её голос:
— Геральд, взгляни…
По всему животу Эммы разлилась золотая радуга. Её снова затрясло в рыданиях, и меня внутри, где-то очень глубоко. Я крепко обнял Эмму и снова протянул руки, вдруг почувствовал дикую боль моего дитя, то, что его отделяет от смерти плотная граница нашей с Эммой любви, простой человеческой любви, привязанности к еще даже не родившемуся, то, что ученые называют грубо и прозаично — родительскими инстинктами, то, что ангелы на небесах в восхищении зовут жертвенной любовью. Дитя было больно, он был на волоске от смерти, но он боролся и карабкался изо всех сил, он был бойцом, как и его родители, с неуёмной жаждой жизни. Я облегченно улыбнулся и крепче обнял девушку, целуя в каштановую макушку, ощущая затухающие рыдание, как она сжимает мой торс, видя, как к нам возвращается надежда.
Обследование позже подтвердило, что ребенок жив и есть все шансы, что выживет. Эмма была успокоена более лекарствами, нежели сама и почти выгнала меня крайне усталого и измотанного домой, пригрозив, что если я стану бесплотным, она мне перестанет готовить блинчики по утрам. Со смехом, но всё-таки посчитав это серьезным аргументом, я глубоко вздохнул, поцеловал в лоб засыпающую Эмму и поплёлся домой.
Город был как всегда суетлив, громок и многолюден — это не вязалось с моим настроем и внутренним состоянием, после которого наступает катарсис. По прежнему цвела джакаранда, но ни вид, ни запах её меня не радовал. Захотелось раскрыть крылья и взлететь, однако я сдержал порыв, решив однажды быть человеком на все сто процентов. Дом встретил меня тишиной, прохладой и пустотой. Не разуваясь, я прошел в гостиную и сел на диван, уставившись в одну точку, явственно представив себе картину жизни без Эммы. Я не хотел этого и не знал, кого мне молить о благополучии. Небеса против, ад в ярости. Земля приняла, люди приняли. Люди, которых я ранее считал ни на что негодными, презирал и счел для себя наказанием то, что сослав сюда, сатана унизил меня до звания бес-искуситель. Я усмехнулся, вероятно, владыка ада уже сам пожалел о своем решении. Он не знал ни о роке, ни о предназначении, ни о судьбе, а кто знал? Кто знал, что Душа так крепко привяжет к себе Демона невидимыми нежными путами, которые не разрезать, не порвать, от которых не скрыться? И что будет со мной, если мы не будем вместе, если нас разлучат? Я боялся и помыслить об этом, но определенно мог сказать, что какая бы сила не разбросала нас друг от друга, я буду всегда возвращаться к Эмме.
И у меня ещё было одно дело, с которым я бы хотел покончить, чтобы окончательно успокоиться — Ева Корнер. Я узнал, что девушка не живет и никогда не жила там, где я когда-то навещал её. В этой квартире обитала другая семья, в школе, где я преподавал, никто никогда не слышал о такой ученице. Однако, в школьном округе мне удалось узнать, что Ева живет совсем в другом месте, в благополучном районе, в двухэтажном коттедже и у неё замечательные родители и даже собака — золотистый ретривер по кличке Родди. Я видел её: вполне себе счастливый и уверенный в себе подросток. И это радовало меня. А пугало то, какой силой я обладал совмещая, но не смешивая в себе две моих сущности: демона, доставшегося мне от отца и ангела — наследие моей матери. Всё, о чем говорил ангел Джек в ту короткую встречу на кухне в нашем с Эммой в доме, всё оказалось правдой и всё подтвердилось в случае с Евой. Я глянул на свои руки и изумился, какую же мы силу имели — дети, рожденные от союзов демона и ангела, когда такие союзы были не запрещены, мы, утратившие свою принадлежность, не утративший её Мальбонте и от того разделенный Шепфа. Шепфа, который боится таких детей, потому что они имеют силу равную его силе, способную, как в моем случае, переписать судьбу девочки, излечив не только её тело, но и душу. Кого-то спрятали, кого-то, как меня, оставили в противовес… Маль есть у архангела Гавриила, Бонт же еще не открыт. Шепфа хорошо припрятал эту часть его души, чтобы он никому никогда не смог навредить. А хочет ли он кому-нибудь навредить, кроме того, как низвергнуть власть Шепфа, Архангела Гавриила, Сатаны и подобных ему? И установить мир, где правит любовь, где мерилом ко всему является только это сильное чувство?
