Де Сент-Аманд вновь просиял в улыбке, на этот раз она была презрительной.

–Мы должны вести себя так, будто наша маленькая компания решила предпринять прогулку по саду, чтобы спастись от жары – продолжал Блэкберн. – При участии таких уважаемых провожатых, как присутствующие дамы, репутация Адорны не пострадает.

– А как же мистер Джойс? – спросила Виолетта.

– Я пошлю кого-нибудь из слуг, и его посадят в экипаж, – Блэкберн даже не взглянул на Джойса. – Фиц, не можешь ли ты объяснить ему, что дальнейшее общение с Адорной крайне нежелательно.

Фиц, этот прирожденный развратник, весело оскалился:

– Буду счастлив помочь. Полагаю, что вполне уместно будет зайти к нему завтра.

Пока все неторопливо направлялись к дому, Блэкберн подумал о том, что Фица можно использовать в этом качестве после каждого бала.

Де Сент-Аманд шел рядом с Джейн.

– Кто учит мадемуазель Морант французскому?

– Его зовут мсье Шассер. – Рэнсом с облегчением услышал, что голос Джейн был спокойным и ровным. – Он лучший учитель из тех, каких она заслуживает.

– А, Пьер Шассер, я его знаю, – небрежно заметил де Сент-Аманд. – Приятный молодой человек. Эмигрант, как и я, но, конечно, не аристократ.

Его высокомерный тон несказанно раздражал Блэкберна. Да кто он, в конце концов, такой, этот спесивый француз, от которого, к тому же, слегка несет чесноком?

Когда Блэкберн поднялся на террасу, Виолетта подошла к нему и прошептала:

– Джейн продала ее.

Он замедлил шаги, и Виолетта остановилась вместе с ним.

– Чтобы иметь средства к существованию, ты хочешь сказать?

– Да. – Она смотрела, как Джейн поднимается по ступенькам. – Мистер Морант трясется над каждой копейкой.

– Это неудивительно. Моранта знают как жулика и хвастуна, и я всегда старался держаться от него подальше.

Это была прекрасная возможность подробнее разузнать о делах Джейн, и Блэкберн тщательно подбирал слова:

– Но мисс Хиггенботем, наверное, стыдится обременять тебя своими денежными проблемами?

– Обременять меня? – Виолетта стояла, выставив локти в стороны, и гневно смотрела на него. – Однажды Тарлин заметил, с какой тоской она смотрит на простой набор карандашей для рисования. Она, конечно, храбрится, но совершенно очевидно, что мистер Морант бессовестно злоупотребляет ее беззащитностью.

– Злоупотребляет? На ней были синяки, когда она приехала?

– Нет, но она была очень бедно одета, похудевшая, и руки ее были в мозолях.

Виолетта стала громко дышать, и Блэкберн заметил, что она также собирается расплакаться. Должно быть, что-то такое витало сегодня в воздухе.

– И все же, мне кажется странным то, что английская леди продает картину этому выскочке Бонапарту.

– Не думаю, чтобы она сама ее продавала, – голос Виолетты окреп. – Ты слишком долго работал в министерстве иностранных дел, Рэнсом, если видишь в Джейн изменницу отечеству. В юности она хотела поехать в Европу, мечтала снимать мансарду в Риме и зарабатывать на жизнь своим искусством.

– Безумие, – усмехнулся он.

– Может быть. А может, это было бы лучше, чем та жизнь, которую она ведет сейчас.

Снова это чувство вины.

– Джейн, судя по всему, продала картину одному из доверенных лиц Наполеона или коллекционеру, способному оценить истинное произведение искусства. А она действительно талантлива, Рэнсом. Ты должен это признать.

– Я должен признать это?

–Думаю, в тебе еще жива глупая обида за статую, но Джейн дорого заплатила за свою ошибку.

–Ты хочешь, чтобы я ее пожалел?

–Сострадание великого лорда Блэкберна? – Виолетта горько усмехнулась. – Конечно, нет.

Она отошла, но Блэкберн не обратил на это внимание. Он неотрывно смотрел на силуэт Джейн на фоне освещенных дверей.

Итак, она познала нужду. Но посмотрите на нее сейчас! Ее блестящее шелковое платье отвечает последней моде. Юбка, выгодно подчеркивающая ее стройные ноги, сшита искусным портным. Шаль, которая скромно покрывавет ее плечи, соткана из бельгийского кружева.

Либо она написала очень много картин, – во что Блэкберну мешала поверить гордость, – либо за это платит кто-то другой. Но кто? И почему?

Де Сент-Аманд подошел к Джейн и тихо заговорил с ней. Девушка протестующе махнула рукой, но он настаивал, сжимая что-то в ее руке. Она посмотрела (клочок бумаги, подумал Блэкберн) и попыталась вернуть это. Однако де Сент-Аманд продолжал настаивать и сжимать ее руку, и наконец Джейн положила бумажку в сумочку.

Потом она как ни в чем не бывало сказала:

– Сделаем вид, что у нас только что была очень приятная прогулка, – в ее позе был намек на Веллингтона. – Адорна, дай мне взглянуть на тебя. Нет, это приключение не отразилось на твоем внешнем виде. А теперь – улыбайтесь все.

Де Сент-Аманд открыл дверь, и сразу же стало шумно от музыки и смеха.

Джейн зашла с чрезвычайно довольным видом, к которому не могла бы придраться ни одна матрона. За ней следовали Виолетта и Адорна.

Блэкберн быстро взбежал по лестнице до того, как де Сент-Аманд выпустил ручку двери.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал он французу.

В зале его поразила необычная духота и запах тысячи вспотевших тел. Бесконечные взгляды по сторонам в поисках развлечения, скандала...

Что ж, с помощью Джейн он им его устроит.

– Какой прекрасный вечер, – сказал маркиз, удостоверившись, что его голос хорошо слышен во всем зале. – Приятная прогулка в приятной компании.

– Адорна, здесь так много джентльменов, – заметила Джейн.

– И они несомненно ищут вас, мисс Морант, – губы Фица скривились в презрительной улыбке. – Будь они неладны...

Адорна глубоко дышала, и грудь ее соблазнительно вздымалась. Фиц, де Сент-Аманд и другие джентльмены завороженно глазели на нее и имели при этом довольно глупый вид.

Блэкберн этого не понимал. Да, ее грудь и вообще все, связанное с мисс Морант, излучало сексуальность, но ему это казалось откровенным до пошлости. Блэкберну больше нравились женщины, которые использовали одежду, чтобы скрыть длину своих ног. Которые глубоко прятали свою слабость. Которые вели себя так, словно пламя страсти не сжигало их сердца.

Как Джейн, например.

Блэкберн не мог поверить, что так думает. Опытный охотник, он раскрыл маскировку, поймал неосторожную дичь и теперь наслаждался созерцанием ее скрытых прелестей. Длина ее ног превосходит все мыслимые пределы. Только дурак будет жаловаться на ноги, способные крепче обхватить мужчину и держать его, пока он все глубже проникает внутрь.

Блэкберн не был дураком. Его губы дрогнули в улыбке. А может, и был. Потому что вспомнил очертания ее ног, вкус ее губ, захотел от нее чего-то большего, чем светская вежливость.

Если уж он должен спровоцировать скандал и притворяться ее преданным ухажером, чтобы замаскировать поиски предателя, нужно извлечь из ситуации все возможное удовольствие.

Их окружала толпа мужчин, толкающих друг друга в борьбе за место возле мисс Морант. Джейн стояла, держа спину идеально ровно, абсолютно прямая, словно статуя. Блэкберн приблизился к ней. Когда бы Рэнсом ни оказался рядом, ее аромат щекотал ему ноздри. Он отказался бы от своих воспоминаний, но этот легкий пряный запах тела Джейн вернул его в прошлое, в его кабинет.

Он положил ей руку на талию.

Ее зеленые глаза расширились и удивленно посмотрели на него.

Эти глаза так же смотрели в то далекое утро.

Широко распахнутые. Изумленные. Неуверенные и испуганные и, наконец, сладострастные.

– Блэкберн!

Вырванный из этих непрошеных воспоминаний, Блэкберн обнаружил, что перед ним, ухмыляясь, стоит вспотевший Атоу.

– Какие повороты судьбы! Кто бы мог подумать, что именно вы будете сопровождать мисс Хиггенботем после ее возвращения в Лондон. – Атоу, минуя Блэкберна, протянул Джейн руку. – Мисс Хиггенботем, я бы узнал вас везде.

Все повернулись в их сторону. К голосу Атоу прислушивались, и имя Хиггенботем уже начало привлекать всеобщее внимание. Ее надежды остаться незамеченной с треском провалились. Пока Блэкберн радовался такому успешному продвижению к своей цели, он одновременно с содроганием готовился стать предметом сплетен.